Читать книгу Сын ведьмы - Александр Седых - Страница 7

С ценным подарочком от крестьянина Алексей заявился в полдень к штабной избе. Линию фронта передвинули на бывшие позиции австрияков, а все тыловые части решили оставить в селе. В домах условия проживания получше, чем в окопных блиндажах, поэтому штаб, медсанчасть и кухня разместились с комфортом.

– Дядь Семён, выдь за хату, погутарить надо, – вытянув вверх руку, легонько стукнул в мутное стекло оконной рамы Алексей. Расположение рабочего стола Семёна он знал с прошлого посещения.

Фамилию Семёна Исааковича Вездельгустера редко кто мог выговаривать без ошибок, а по отчеству рядовой состав в армии не величали, поэтому штабного клерка все кликали просто – Семёном. Только молоденький казачок обращался к этому двадцатилетнему упитанному телу с приставкой – дядя. Но Семёну наивный паренёк сразу приглянулся, на простачке можно чуток подзаработать. Шустрый работник канцелярского стола себя долго ждать не заставил.

– Рад видеть молодого человека во здравии, – зайдя за угол дома, улыбнулся гостю Семён. – Наслышан уже о твоих подвигах.

– Это которых? – насторожился Алексей.

– Ты уж со счёта сбился? – рассмеялся Семён. – Я читал прошение поручика Ширкова о награждении геройского казака Георгиевским крестом. Только, извини, но бумагу твою завернули.

– Куда завернули? – мальчишка всё же ещё мечтал о блестящих медальках.

– Штабс-капитан Хаусхофер лично разорвал представление к награде, – показал пухленькими ладошками сей пакостный процесс Семён, который из-за этого лишился верного магарыча от награждённого. – Не по форме было подано. Не может пехотный поручик писать наградной лист чужому казаку. Тем более что ты на тот момент вообще к обозу приписан был. На тебя даже жалоба пришла о самовольной отлучке.

– Не нужна мне такая награда, – нахмурил брови казачок. Алексею действительно не хотелось ползти на вершину славы по костям погибших станичников. – Не сумел я казачий эскадрон спасти.

– Ну и много же, парень, ты на себя берёшь, – добродушно рассмеялся наивности героя Семён. – Всех может только господь бог спасти, да и тому, похоже, сейчас недосуг. А твой фортель с обходным манёвром по болоту и меткая пулемётная стрельба помогли пехотному батальону почти без потерь прорвать фланг противника. Это я дословно цитирую Ширкова. Кстати, всем офицерам, участвующим в операции, теперь награды вручат. Даже твой злейший враг, штабс-капитан Хаусхофер на медаль себя записал.

– Да не интересны мне эти побрякушки, – недовольно прервал клерка Алексей. – Ты мне положенное по уставу отдай.

– Приходи к вечеру за своим месячным жалованием, раз уж выжил, – поморщился Семён. – Я только долг вычту.

– Да это подождёт, – отмахнулся парень. – Ты форму новую выдай.

Семён опытным взглядом окинул статную фигуру бойца.

– Ладно, найду подходящий размерчик.

– Ну, я даже не за этим пришёл, – смущённо потупился казачок и вывел руку из-за спины. – Вот – взятка.

Пятилитровая бутыль сверкнула стеклом на солнце. Божественный виноградный нектар засветился в его лучах чудным янтарным цветом.

Семён воровато оглянулся, но место было укромное – правильно разведчик выбрал точку. Семён осторожно принял тяжёлый сосуд, правой рукой прижал к груди, левой вынул тугую пробку. Аромат говорил всё!

– Даже пробовать не буду – это чудо, – с наслаждением понюхал пробку гурман. – Я до армии служил приказчиком в винной лавке, толк в хороших напитках знаю. Чего просишь? Подделать твой наградной лист? Я согласен, это восстановит в мире попранную чужой рукой справедливость.

– За напрасную смерть казаков награды не приму! – решительно замотал головой Алексей. – Дядька Семён, запиши меня в санитары. Я должен в искупление спасти сто солдатских жизней.

– Эх, этот юношеский романтический максимализм, – обнимая ценную бутыль, подсчитывал уже прибыль бывший приказчик. Семён себя уже давно в душе ощущал старым скептиком. – Чего мелочиться-то: убивать – так эскадрон, спасать – так целую роту. А бедному Сёме судьба – только бумажки перекладывать. И добро бы денежные купюры, а то ведь кипы пустопорожней бумаги ворочать приходится.

– В любой профессии есть свои мастера, – польстил клерку Алексей. – В полку тебя уважают.

– Вот это называется – уважают!!! – потряс бутылью мастер эпистолярных дел. – Другие за понюшку табака норовят запрячь.

– Ладно, пойду я, небось, фельдфебель жутко на меня серчает.

– Считай, что вторую жалобу от Зыкова я уже потерял, – хитро подмигнул штабник. – Ты, Алёшка, не беспокойся – через час сам тебя разыщу и приказ о переводе вручу.

Семён любовно погладил ценную бутыль, поднял к солнцу, залюбовался игрой цвета. Оглянулся на казака, но говорить уже было не с кем. Паренёк бесшумно исчез. Как смог разведчик, не произведя ни звука, перемахнуть через покосившийся скрипучий забор – загадка.

Через пять минут Алексей уже предстал перед разъярённым фельдфебелем Зыковым.

– Явился, ещё один сын степи! – потрясая кулаком у лица казака, бушевал дородный детина. Фельдфебелю очень уж хотелось двинуть казачка в наглую невозмутимую морду, но пыл крикуна охлаждали кобура с револьвером на боку «охотника» и его уверенный взгляд. – Устроил тут мне запорожскую вольницу! Мало мне мороки с дикими ногайцами, так ещё и за казаками следи! Тебя к обозу причислили, так и должен служить здесь! Жрать кашу с мясом каждый горазд, а дров нарубить – так охотников нет! Ты глянь, что сыны степи учудили, – фельдфебель обвиняюще ткнул пальцем-сарделькой в сторону кучи напиленных чурок. – Поручил ногайцам старые брёвна на чурки распилить. Так ленивые «чурки» их так напилили, что топором не расколешь – хоть ещё в полтора раза распиливай. У тебя, басурманин, в степном ауле, поди, тоже печи коровьими лепёшками и хворостом топят?!

– Я живу в казачьей станице, рубить дрова умею, – спокойно ответил Алексей.

– Вот, «охотник», и отрабатывай жалование. Пока кучу вполовину не уменьшишь, к котлу за жратвой не подпущу!

– Почему только половину? – небрежно бросил взгляд в сторону горы дровеняк Алексей. – К ужину всё поколю.

– Глядите-ка, какой обозный богатырь выискался! – издевательски рассмеявшись, призвал кухонную братию в свидетели фельдфебель. – Чтобы никто басурманину крошки хлебной не давал, пока всю дровяную кучу не осилит!

Обозлённый фельдфебель презрительно отвернулся от наказанного самовольщика. Алексей, под насмешливыми взглядами кашеваров, подошёл к месту подвига. Скинул с плеч кожаные ремни портупеи, вместе с пристёгнутой кобурой револьвера повесил на рожки деревянного козла. Рядом водрузил папаху. Плавным движением стянул через голову рубаху, аккуратно сложил. Сторонние зрители увидели мускулистый торс и накачанные мышцы рук казака.

– А и впрямь богатырь! – ахнул один из провинившихся ногайцев, что ножом неумело счищал кожуру с картошки.

– Ты пальцы смотри себе не обрежь, морда басурманская! – прикрикнул Зыков на штрафника, а сам тоже завистливо глянул на стройного атлета – ни капли лишнего жира!

Алексей уже понял, что на фронте полностью скрывать свои чудо-способности не получится, да и глупо. Но вот камуфлировать истинное проявление Силы следовало тщательно. Поэтому он не стал полностью обнулять гравитацию вокруг деревянного чурбака, лишь приемлемо уменьшил силу тяжести, чтобы смог его легко поднять на вытянутой руке. Заодно решил поупражнять крепость хвата пальцами – впился левой рукой, словно клещами, в боковину длинной чурки. Картинно изображая усилие, Алексей медленно поставил её на массивную дубовую колоду для колки дров.

У ног валялся тяжёлый топор. Алексей опустил правую руку, неосторожно применив Силу, и длинное потёртое топорище послушно встало вертикально. Пришлось запоздало изобразить движение ступнёй, якобы ей ловко поставил топор торчком, прямо под руку. Сила отрицательной гравитации стремительно подняла топор в воздух – отпусти, и улетит ввысь. Конечно, подпрыгнет недалеко, но фокус с неожиданной левитацией предметов поразил бы зрителей наповал. Однако Алексей не жаждал дьявольской популярности, он просто должен наколоть дров. Занятие скучное, хотя и это упражнение можно использовать для саморазвития. Не только грубой физической силы, что здоровью тоже польза, но и для оттачивания мастерства управления колдовской Силой.

Алексей отступил на шаг, придал железу увеличенную положительную гравитацию и направил острое лезвие в середину чурбана. Топор с хищным свистом промелькнул в воздухе и с громким треском легко рассёк деревянную чурку пополам. Алексею только не понравилось, что он не смог точно рассчитать силу, и лезвие чуть углубилось в дубовую колоду. При последующих ударах он старался вовремя гасить ускорение, задавая в последний момент отрицательный знак гравитационной тяге. Чурбачок при этом тоже норовил подпрыгнуть, но его можно и рукой попридержать. А отколотое полено пусть само в кучу дров отлетает – не беда, спишется на динамику отдачи от удара.

Разрубленный надвое чурбан Алексей не стал больше половинить, решил строгать с краю. Колдовской силой воздел топор над головой, левой рукой развернул чурбан, и лезвие срезало тонкий брусок. При втором ударе сталь даже не достигла дубового пня. В конце удара полено само со звоном отскочило в сторону.

Алексей взмахнул топором – следующее тонкое полено отскочило вбок. Ещё несколько точных ударов и пришёл черёд второй половины разрубленной основы. Алексей быстро приноровился к ритму чередования знаков заряда силового поля, даже руку не убирал от обрабатываемой чурки. Топор взлетал и опускался, словно метроном, отсчитывающий ритм игры музыканта.

Алексей виртуозно играл на ударном инструменте. Он, как заведённый механизм, выстукивал чёткий ритм, будто крутил ручку детской шарманки. И темп игры постепенно всё возрастал. Но Алексей уже работал на автомате, ничего не замечая вокруг. Только деревянные чурки звенели под ударами стали, и эхом вторили глухие удары отскакивающих в сторону поленьев.

Руки делали однообразную поточную работу, а мозг освободился для философских раздумий. Алексей обдумывал своё будущее на чужой войне. Кровавая бессмысленная бойня уже не увлекала. Воин никогда не имел садистских наклонностей. И даже когда совсем ещё мальчишкой резал по ночам ножом волков, он действовал по необходимости. Если враг бежал, он не преследовал хищника. Цель – защита станицы, снятые шкуры – лишь боевые трофеи. Крови сын ведьмы не чурался, но чужая смерть не опьяняла. Алексей рассматривал смерть как необходимую рутинную работу. Такую же, как колка дров для печи. Рубить вражьи головы он мог абсолютно без угрызений совести. А страха мальчишка не ведал вообще, лишь разумной осторожности учил его старый воин. Ещё крёстный отец воспитывал в мальчишке чувство долга. Оно-то и не позволяло бросить гиблое, неправое дело и вернуться в родную станицу. Хотя, может, по малолетству он чего-то не понимал в большой войне. Из фронтового окопа не видно всей картины великой баталии. Линия фронта растянулась на полконтинента. Кто знает, какие гениальные стратегические замыслы роятся в головах мудрых генералов? Им было не жалко пожертвовать сотней казачьих жизней за продвижение на пяток километров.

Из подобных бессмысленно загубленных сотен жизней ткалось полотно великой войны. Правда, за что идёт Первая мировая война, Алексей совершенно теперь не понимал, впрочем, как и миллионы простых солдат. Вначале говорили, что враг напал на Русскую империю. Но бои сразу развернулись на территории Австрийской империи. Говорили, что идём защищать братьев-славян. А где они, те братушки? Село будто вымерло, все жители убежали от войны. Нужна ли местным крестьянам такая защита? Лошадей изымают интенданты, хлеб из амбаров выгребают фуражиры. Артиллерия рушит дома. Поля и сады заброшены, конница вытаптывает последние пшеничные колоски, а стволы плодовых деревьев идут на укрепления окопов или просто на дрова.

Алексей всё злее и быстрее размахивал топором. Железное лезвие безжалостно крошило пеньки на остробокие поленья. Гора чурбаков таяла на глазах. Темп взмахов возрос настолько, что, казалось, топорище превратилось в ударную палочку, выбивающую боевой марш на полковом барабане.

Все обозники прекратили работу и, открыв рот, заворожённо следили за игрой виртуоза на чудном ударном инструменте.

– Вот сын ведьмы разошёлся, – сжав зубы, недовольно процедил фельдфебель, когда к нему подошёл Семён со свёртком в руках. Зыков нервно кивнул в сторону возмутителя спокойствия. Куча дров скоро закончится, а важному местному начальнику не хотелось быть проигравшим в споре с пришлым казачком. – Семён, может, ты остановишь этого басурманского шайтана. А то вся работа встала. Не ровён час у поваров каша подгорит, а спрос с меня будет.

– Казак дрова рубит, словно шашкой кочан капусты шинкует! – восторгался вместе со зрителями Семён. Но свою выгоду хитрый еврей находил в любой ситуации: – Зыков, первый каравай горячего хлеба мне отдашь – пробу сниму.

– От пуза накормлю, Семён, только останови шайтана!

– Смотри, Зыков, не пожалей потом, ты сам попросил, – пригрозил пальцем Семён. – Такого работника лишишься.

– Да забирай себе в штаб этого басурмана, – отмахнулся фельдфебель. Мужик уже боялся неуправляемого казака. Видно, не зря слух прошёл, что этот мстительный казачок в одиночку целую роту австрийцев смясорубил. Только пехотинцы говорили, будто бы то с пулемёта было, хотя такой рубака мог и шашкой нашинковать. А ещё выпивший переводчик из штаба тоже брехал за столом, что пленные венгры про двух чёрных казаков поминали: будто бы те позапрошлой ночью заманили в лес конный разъезд и всех там порешили – поутру лишь всадники без головы по краю болота бродили. Зря тогда не поверил никто пьяным россказням. Ох, вправду, есть умельцы среди казаков лихо шашкой махать!.. Топором тоже!

– Ну, Зыков, тут одной бутылью самогона не обойтись, – набивал цену прожжённый коммерсант.

– А если за спирт? – не пожалел припасённого дефицитного товара фельдфебель. – Чистый, как слеза.

– Ведро! – жадно загорелись еврейские глазки.

– Три литра, – скривившись от абсурдного запроса, понизил ставку Зыков.

– Пять!