Читать книгу Преступление из наказания. Прошлое переплетается с настоящим… - Александр Семёнович Черенов, Александр Черенов - Страница 5

Глава четвёртая (год 1991)

Оглавление

«… Несмотря на фактор «навязчивого сервиса» и «где-то даже принудительной доставки», «Ахмед» встречал нас в своём кабинете. Я не возражал против несущественного «отступления от устава»: за минусом отдельных нюансов, пока ещё мы гостили у товарища, а не он у нас. Обстановка в служебном кабинете владельца «увеселительно-образовательного заведения» «была» и била: в глаза и за край. На дело дурновкусия «Ахмед» не пожалел ни денег, ни буйной фантазии. Товарищ явно не был знаком с хорошим вкусом, зато очень хорошо был знаком с хорошими деньгами.

Это несоответствие позволило ему обустроить кабинет с подобающим …. бесподобием. В этом «смешении жанров» нашлось место и ампиру, и модерну, и даже соцреализму «от девушки с веслом». В итоге, антикварное кресло красного дерева с позолоченными подлокотниками из девятнадцатого века и офисный шкаф из ДСП и наших дней вполне мирно уживались друг с другом. Из кабинета получился музей в духе коммунальной квартиры и басни Сергея Михалкова «Две подруги»: «Вот волос из турецкого дивана, вот лоскуток персидского ковра! А этот нежный пух достали мне вчера – он африканский, он – от Пеликана».

– Прошу, господа.

«Ахмед» одним из первых в области начал культивировать «новое старое» обращение. Хотя обращение «брат» было ему объективно ближе: как он был «братком», так и остался.

– Какое несчастье!

«Ахмед» решил не затягивать с прелюдией из коньяка и «Мальборо», и сразу же перешёл к делу, лишь оформив этот переход выражением сочувствия.

– Мне уже сообщили, но какое несчастье! Какая утрата для…

– … «деловых кругов» нашей области, – закончил я за докладчика, не забыв проставить голосом кавычки. Разумеется, «Ахмед» их услышал.

– Жаль, дорогой! – покачал он головой.

– Может, хватит уже его жалеть?

«Ахмед» усмехнулся.

– Да я уже – не его… чёрт с ним… или Бог.

– Кого же тогда жаль, или чего?

– «С нами – а не наш». Помните?

Моя бровь сама полезла на лоб: «авторитет» цитировал определение Троцкого Ильичом в пересказе Горького! Уголовник, не только умеющий читать, но и читающий классиков – это или для «Энциклопедии чудес», или для Книги рекордов Гиннеса!

– Не совсем в цель, – определив бровь на место, усмехнулся я. – Я не только не ваш, но и не с вами.

– Вот этого-то и жаль!

«Ахмед» почти обречённо взмахнул руками.

– Потому, что Вы, уважаемый – не чета покойнику. После минуты общения с этим типом, даже без рукопожатия, нужно было полчаса мыть руки с мылом! Я уже не говорю о дезинфекции помещения. А на Вас – ни пятна, ни «крючка». Мы могли бы успешно сотрудничать, к обоюдной выгоде, да Вы не пожелали. Оттого и жаль, что Ваше законное место занимают другие люди: непорядочные.

– Законное место у кормушки? – покривил я лицом. «Ахмед» тоже поморщился и махнул рукой.

– Зачем Вы так? Для Вас… скажем так: долевое участие в СП.

А кормушка – это для скотов, вроде нашего покойника.

– Эк, Вы его приложили! – усмехнулся я. – Какой скоропостижный переход от «сострадания» к правде жизни! Не очень-то, получается, Вы его любили.

– Совсем не любил.

«Ахмед» уже не улыбался. Выражение его лица моментально стало жёстким и недоброжелательным.

– Но Вас часто видели вместе улыбающимися друг другу?

– А куда мне было деваться?!

Горечь в голосе «Ахмеда» показалась мне на удивление натуральной. Я даже расслышал комбинацию из двух знаков, подтверждающих моё предположение.

– Вы хотите сказать, что…

– Да!

«Ахмед» и не пытался убежать от меня взглядом. Более того, уставился на меня в упор, почти не мигая.

– И Вы прекрасно знаете, что я хочу сказать. Только это Вы мне в вину не поставите!

– А я и не собираюсь, – равнодушно двинул я плечом. Я говорил сейчас искренно: мне даже не пришлось подделывать равнодушие. – Разумеется, Вы – не единственный «такой друг» усопшего. Но это уже – не моя юрисдикция. Я всего лишь расследую убийство.

Потеплевшим взглядом «Ахмед» «поблагодарил» меня за отсутствие тайных умышлений, и тут же приподнял бровь:

– Вы уверены, что это – убийство?

Я вздохнул и развёл руками.

– Всё говорит за это… даже то, что молчит.

«Ахмед» хмыкнул, и покачал головой.

– Занятный Вы человек. Вот я и говорю: «Жаль»… Ну, что ж: я готов ответить на все Ваши вопросы.

Мы разговаривали с «авторитетом» «тет на тет» – даже без посредничества магнитофона – и всё равно я оценил «готовность товарища к сотрудничеству». И всё – по причине времени. Нет, не из-за его недостатка: из-за его перемены. Перемены в духе установки «здесь вам – не тут!». «Вам» – это таким, как я: «голодранцам-законникам». Нам и раньше цена была… мда… а сейчас мы и вовсе стали «бесценными»: никто не давал за нас никакой цены. Даже копейки. Потому наши жизни уже не дотягивали и до уровня «жизнь – копейка». Прокуратурские «мандаты» не пугали теперь и бомжей – что, уже было говорить за новых хозяев жизни. Так, что «авторитет», по состоянию на осень девяносто первого, вполне мог «послать» меня, а вместо этого сам пошёл навстречу.

– «Начюст» пришёл «на блядки» «упакованным»?

Я, конечно, «нарывался», но «Ахмед» не стал протестовать против «столь вопиющего искажения сущности культурного заведения». Он лишь усмехнулся, и утвердительно качнул головой.

– А «фамильная драгоценность» была при нём?

– Платиновый перстень с бриллиантами? – покривил щекой «Ахмед». – «Фамильная драгоценность», которую я ему «откатил» месяца три назад? При нём, куда же он без неё? А что, товарища «почистили»?

– Да, вряд ли он «потерял вещь по дороге». «Ты не брал»?

«Ахмед» коротко хохотнул: «расслышал» кавычки из «Ивана Васильевича».

– Слово джентльмена, дорогой!

– Тогда – «вопрос на дорожку». Не возражаете?

– «Сыпьте»!

– Вчера с будущим покойником Вы не пересекались?

– Не чаще, чем со всеми остальными.

Лицо «Ахмеда» искривилось в брезгливой усмешке.

– Не удостоился такой чести.

– Но – хотя бы «по маленькому делу»…

– Заходил, но прокурор мне на глаза не попадался.

– А под руку? – почти невинно блеснул я глазами.

Вместо «полагающегося» отвешивания челюсти «Ахмед» неожиданно проглотил слюну.

– Даже так?!.. То есть, и я – тоже?!..

– Не больше, чем все остальные, – максимально приятно улыбнулся я, частично исполняя установку «я возвращаю Ваш портрет».

– Нет.

«Ахмед» уже взял себя в руки.

– А «их» сынка?

– А его не было в числе приглашённых! – усмехнулся «авторитет»: «возьми меня за рупь, за двадцать!».

Оценив уклончивость ответа: «не было среди приглашённых» – не то же самое, что «не было» – я встал из-за стола. Вместе с лаконичным кивком встал.

– Благодарю Вас. Надеюсь, Вы не будете возражать, если чуть позже мы потревожим Вас для оформления показаний?

«Ахмед» тут же вывесил на лицо почти счастливую улыбку.

– Ну, что Вы – буду рад новой встрече!..

… – А теперь поговорим о самом насущном: о туалете.

«Опера» в унисон хохотнули.

– Я сказал что-то смешное? – художественно поработал я бровью.

Первым отвесил – и подтянул – челюсть начальник УУР.

– А-а, ты – в этом смысле… Извини, Петрович: «позднее зажигание».

– Итак?

Подполковник скосил глаза на дежурного «опера» – и тот оперативно нырнул в папку. Спустя мгновение он уже скользил глазами по исписанному листу бумаги.

– Это – список всех посетителей туалета… если, конечно, так можно сказать.

– А как же ещё можно сказать?! – хмыкнул я. – Сказано, как есть. Меня больше интересует другое: «всех»?

«Опер» принялся старательно прочищать горло.

– Хм… хм… Ну, Петрович, как ты сам понимаешь, видеонаблюдение в туалете не ведётся… Не дожили мы ещё до этого… Вот… Поэтому нам остаётся лишь одно: положиться на добросовестность уборщицы.

– Ну, положиться, кажется, есть на что, – воздал я «информатору». – Ладно: «вспомним всех поимённо…»: «глуши, Гаврила»!

Вряд ли знакомый с первоисточниками – другое поколение – «старлей» робко осклабился.

– Ну, тут у меня… А женщин давать?

В отличие от «старлея», мы с подполковником осклабились совсем даже не робко. Больше того: расхохотались.

– Я что-то не то сказал? – обиделся «старлей».

– Нет, всё нормально.

Взмахом руки я благосклонно «отпустил» товарищу – «не семи пядей», но и не последнему по мозгам.

– Только женщин – не надо. Не думаю, что кто-то из них осмелел настолько, что просочился в мужской туалет, и «завалил» прокурора «на чужой территории». Это у нас ещё блюдут даже бляди. Так, что, давай пока мужиков.

– Понял, – зашуршал бумажками «опер». – Тогда – «рыба гниёт с головы»?

– Логично. Давай – с прокурора.

Словно заправский лектор на трибуне, «опер» дёрнул кадыком, и пополнился воздухом для спича.

– «Объект» вчера отлучался дважды. Но в туалет только раз.

– А первый раз?

«Старлей» художественно «застеснялся».

– Отлучился с дамой…

– «Облегчённого» поведения?

– Ну, а с какой ещё?!

– «Только раз бывают в жизни встречи», – ухмыльнулся я, – это не для нашего прокурора. Ну, а что – по второму разу?

«Опер» почти решительно откашлялся, и тоже «позволил себе» по части ухмылки.

– «Объект», надо сказать, «задержались»: отсутствовал сорок минут, если не больше. Ну, «так прямо» на часы, естественно, никто не смотрел. Но поскольку он заранее объявил о «маршруте»…

– Гы-гы! – в унисон с подполковником одобрили мы докладчика.

– … то через эти сорок «с хвостиком» собутыльники… виноват: коллеги по руководству областью – встревожились фактом. Народ отправился на поиски. Но в туалете никого не было. Правда, одна кабинка оказалась закрытой. Стали звать, но «ни «ау», ни отклика на моё «ау». Когда на полу заметили кровь, решились на святотатство – и вынесли дверь. То, что открылось им вместе с дверью, мы уже знаем.

– Мда…

Я в очередной раз «не прочувствовал момент». Ну, в том смысле, что эмоции не смогли не только пробиться сквозь «защитное поле», но и даже «родиться на свет».

– Так, откуда, говоришь, «дровишки»?

«Старлей» – отдать ему должное – не смутился тем, что «говоришь» – это «ты говоришь».

– Показания всех «членов поисковой группы».

– Они же – посетители туалета врозь?

– Огласить список? – ещё раз выказал адекватность «опер».

– Валяй!

Палец «старлея» по-русски заскользил следом за глазом.

– Из тех, кто может представлять оперативный интерес – по ранжиру – первый заместитель прокурора области, заведующий отделом административных органов облисполкома, начальник областного УВД, директор комбината «Инмаш», директор СП «Инновация»…

«Новичок» помедлил секунду, и решительно почесал затылок:

– … Ну, и «Ахмед»…

Я легонько пробежался пальцами по столешнице – так, словно разминался перед настоящим забегом.

– А почему ты ограничил список только этими лицами?

У меня в мыслях не было давать неудовольствие, видимо, оно само просочилось в голос. Листок в руках «старлея» завибрировал, так же, как и его голос.

– Ну, как сказать… Дело в том, что… В общем, все остальные лица, так сказать, «заглянувшие в туалет», не кажутся мне… то есть… не показались мне…

– … «достойными представлять оперативный интерес»?

Мы с подполковником хмыкнули в унисон. «Старлей» порозовел, и заморгал глазами.

– Ну… примерно, так.

– А почему только «примерно»? – и не подумал уняться я.

«Опер» пожал плечами.

– С остальными «завсегдатаями»… виноват: «посетителями», наш «объект» по службе пересекался нечасто или не пересекался вообще. Кроме того, я не думаю, что председатель облисполкома – первое лицо области после демонтажа обкома – мог снизойти до прокурора области. Ну, не тот уровень.

Последнее отчасти было правдой. И правдой оно стало задолго до восемнадцатого августа настоящего, тысяча девятьсот девяносто первого года. Всё последнее время партия существовала только в одном качестве: «мальчика для битья». Люди, просчитывающие ситуацию хотя бы на пару шагов вперёд, старательно дистанцировались от обкома, горкомов и райкомов.

Но дистанцировались они только от идейного наследства партии, но не от материального. Имущество партии ещё подлежало разделу между «наследниками». И это было не пресловутое «золото партии», существовавшее только в воображении «зоологических» антикоммунистов: реальное имущество, состоящее на балансе. Для человека «с умом» оно и было «золотом партии». Безыдейные, но оборотистые «вожди» имели все возможности не только для классического обеспечения будущего, но и для обретения много большего, чем стартовый капитал: состояния. В этой цепочке «охотников на чужбинку» посреднические услуги прокурора области могли оказаться востребованными не только «по горизонтали», но и «по вертикали».

Поэтому я не стал бы исключать нашего «губернатора» из числа «подельников», впоследствии «доброжелателей» – но исключительно теоретически. По двум причинам. Первая: у нас уже хватало. Нет, не версий: «высокопоставленных контактов» для нескончаемых головных болей. Вторая: «для полного счастья» не хватало нам ещё связываться с местным «Кремлём»!

И я счёл благоразумным согласиться с доводами подчинённого. Тем более что он ещё раз «пролился бальзамом» на мою истерзанную душу.

– Да и в поле зрения органов чаще других попадали остальные люди из списка. И это мнение уже не моё, а «компетентных товарищей».

Довод выглядел, не ахти, каким «убойным», но я готов был принять версию «опера» и без этого дополнения. Потому что туманное будущее этого дела, и не только его, буквально на глазах становилось беспросветным. Я, конечно, всем сердцу был за установку «Прежде думай о Родине, а потом о себе!», но мозги перечили сердцу. Нужно было подумать и о себе, и не «тоже», а в первую очередь. Обратное «грозило»: делу – положением в стол, мне – положением в гроб. Ведь с нас, «сирых и убогих» советских граждан, за глаза хватало и силовиков, и «авторитетов».

Оставалось только удивляться, как ещё «опер`а» занесли в список своё начальство. Я, конечно, был в курсе глубины неприязни, которую сыщики испытывали к этому штафирке из обкома, но фактор корпоративной солидарности держал в уме. Во всяком случае, я не собирался делать упор на кандидатуре «полковника от КПСС». Как минимум, на первых порах. Так – не рабочая версия, а «помянули всуе». «За компанию с остальными товарищами».

– А сынок?

– Тьфу, ты! – шлёпнул себя по макушке «опер». – Совсем забыл: был сынок!

– И в наличии, и в туалете?

– Точно! – ухмыльнулся «старлей». – Не знаю, приглашали его или нет…

– Не приглашали, – «вклинились мы с «Ахмедом».

– … но он всё равно припёрся.

– Как вёл себя?

Лицо «старлея» прибавило в ухмылке.

– «Пел не музыкально, скандалил…». Помнишь, Петрович —

у Высоцкого?

– Ну, как же! – почти обиделся я: нашёл, кого экзаменовать, мальчишка! – «В Ленинграде-городе у «Пяти углов», получил по морде Саня Соколов…». Так «сынок» оказался «Саней» по полной программе?

Аккомпанируемый подполковником, «старлей» расхохотался.

– Нет, Петрович: как минимум, в зале морду ему не набили, хотя он и нарывался, и заслуживал.

– Заслуживал, но не заслужил…

Я неопределённо покривил щекой.

– А из всего того, что он заслуживал, было хоть что-нибудь, заслуживающее внимания? Нашего внимания?

– Мальчик «поминали папеньку», – ухмыльнулся «опер».

– Не в смысле «помина души»?

– Нет, в смысле матерных слов. Хотя пожелание «белых тапочек» имело место. Сынок «кричали», что «папенька» – жлоб, отказывает чаду в содержании, а, вот, на шлюх денег не жалеет.

У меня в глазах прояснилось. Наверно, от того, что прояснилось в мозгах.

– Папенька с сынком, часом, не пересеклись в туалете?

Подполковник и «старлей» переглянулись друг с другом. Заинтересованно, так, переглянулись. Компанию им тут же составил майор, замначальника УУР. Мужикам явно понравилось направление моих мыслей: другие мысли вели в те кабинеты, куда нормальный человек и за взятку не сунулся бы.

– Петрович, ты – гений! – первым же обложился руками начальник УУР. – Мы отработаем эту версию в первую очередь! Да что, там, «в первую очередь»: прямо сейчас и выезжаем!»…

Преступление из наказания. Прошлое переплетается с настоящим…

Подняться наверх