Читать книгу Сокрытое в листве - Александр Сергеевич Долгирев - Страница 11

Дмитрий застал Георгия Лангемарка, когда тот выходил из своего подъезда. Георгий был задумчив и сконцентрирован на чем-то, поэтому даже не сразу ответил на приветствие друга.

– Добрый день, Митя. Слушай, у меня сейчас кое-какие дела – подходи завтра, если получится. У меня для тебя есть несколько новых «квадратов», которые тебе в прошлый раз понравились.

Белкин расстроено кивнул, пообещал прийти завтра и уже собрался уходить, но Георгий окликнул его:

– А поехали со мной! Возможно, тебе это тоже будет интересно.

– А куда ты?

– В «Восточку»… в Институт востоковедения. Меня пригласили там провести лекцию.

– Там будет много людей?

– Надеюсь!

Георгий посмотрел в глаза Дмитрию и спокойным голосом добавил:

– Да, там будет много людей, но мне будет приятно, если ты составишь мне компанию.

Белкин подавил первый порыв и кивнул.

– Хорошо. А меня вообще пустят?

– Это не программная лекция, так что вход свободный.

Через десять минут они забрались в трамвай. Белкин инстинктивно отшатнулся, увидев копошащегося шумного монстра из ночных кошмаров, но заставил себя пойти за Лангемарком. Отступать было поздно – он уже согласился поехать. Дмитрий попытался составить корректный магический квадрат в уме, но гомон был нестерпимым и разрушал его мысли. Чтобы хоть как-то спрятаться от человеческого шума Белкин решил породить свой шум:

– А на какую тему будет лекция?

– Помнишь, в прошлый раз я работал над очередным пересказом истории сорока семи ронинов?

Дмитрий помнил лишь что-то очень расплывчатое с числом сорок семь, но все равно кивнул. Георгий продолжил:

– В той книжке, которая попала ко мне в руки, действие было перенесено из среднего Эдо в ранний Тайсе – начало десятых годов. Работа сравнительно старая – для автора ранний Тайсе был современностью. Мне показалось забавным – если вдуматься, то период Тайсе был эпохой, вполне смахивавшей на Сегунат из-за расстройств императора… Ты ведь половину из того, что я сказал, не понял?

Георгий оборвал себя на середине фразы и посмотрел на Дмитрия с улыбкой. Белкин улыбнулся в ответ и утвердительно кивнул.

– Прости, увлекся. В общем, просто слушай. Все эти периоды на самом деле не очень важны – история вневременная. Надеюсь, тебе будет интересно.

Георгий вдруг отвернулся и уставился в окно. Даже Дмитрий, при всех своих проблемах в чтении человеческих чувств, понял, что его друг просто волнуется. Чтобы немного растормошить Лангемарка он спросил:

– Так о чем эта история?

Георгий бросил, не отвлекаясь от созерцания заоконья:

– О мести.

Оставшаяся часть пути прошла в молчании. Людей вскоре стало чуть поменьше, и Дмитрий даже смог получить некоторое удовольствие от поездки.

Московский институт востоковедения приютился в Большом Златоустинском переулке, неподалеку от Лубянской площади. Это был аккуратный двухэтажный особнячок. Несмотря на близость к шумным центральным улицам, в субботу здесь царила почти что тишина и безлюдье. У дверей курил представительного вида зрелый мужчина, у которого на лице было написано академическое звание. Неподалеку приткнулась стайка из трех молодых парней, оживленно споривших о том, куда им сейчас направиться. Лангемарк уверенно прошел к дверям. Дмитрий следовал за ним, наслаждаясь простором и прохладой после тесного трамвая. Георгий приветственно поднял руку:

– Добрый день, Николай Михайлович!

Куривший человек кивнул, но ничего не ответил. Георгий поравнялся с ним, поздоровался за руку, а после этого, не задерживаясь, прошел внутрь. Здесь народу было больше, хотя никакой толпы не было и в помине. Лангемарк ориентировался в этом здании, как у себя дома и, похоже, многих здесь знал, потому что, как со старым другом здоровался едва ли не с каждым вторым встречным.

Вскоре они оказались в небольшой аудитории, в которой, несмотря на конец мая, было весьма прохладно. Георгий по-хозяйски уселся за преподавательский стол и углубился в записи. Дмитрий, не желая ему мешать, сел вплотную к стене и прижался к ней спиной, чувствуя приятный холодок.

Через сорок минут, когда аудитория заполнилась примерно на половину, к Георгию подошел низенький, немного нескладный человек с толстыми стеклами в очках. Лангемарк тут же подскочил на ноги, возвысившись над подошедшим едва ли не на две головы. Человек заговорил неожиданно поставленным громким голосом, обращаясь к аудитории:

– Добрый день, товарищи учащиеся и просто интересующиеся! Спасибо всем, кто пришел – могу вас заверить, что вы не потратите время впустую. Сегодня лекцию прочтет большой друг нашего института, выпускник Сан… Ленинградского государственного университета, переводчик и японовед товарищ Лангемарк. Георгий Генрихович, приступайте!

Невысокий человек отошел от кафедры и занял место в первом ряду. Георгий обвел аудиторию взглядом, то же решил сделать и Дмитрий. В основном пришли студенты, но нашлось и несколько человек постарше. Кто-то скучал, кто-то был заинтересован, кто-то уже что-то записывал. Взгляд Белкина наткнулся на девушку, сидевшую через два ряда от него. Уже в мае у нее были выгоревшие на солнце волосы, при этом кожа оставалась бледной. Эта странность и привлекла внимание Белкина, но не более чем на несколько секунд, так как Георгий начал говорить:

– Спасибо, Федор Ипполитович. Добрый день, товарищи слушатели! Тема у нас сегодня довольно специфическая, поэтому я хочу задать несколько вопросов, чтобы понять степень вашей осведомленности. Итак: кто такой самурай?

На этот вопрос ответ нашелся довольно быстро, но вот, ни о ронинах, ни об «Инциденте Ако» никто из присутствующих не смог ничего сказать.

– Хорошо. В первую очередь, следует разобраться с понятием «ронин». Фундаментальной особенностью самураев, как социального слоя, был профессионализм. Именно благодаря восприятию воинского искусства, как своей профессии самураи в ранние периоды и смогли отделиться от прочих вооруженных людей. Для самурая война – это работа, а за работу полагается награда. Тот, кто оплачивает самураю его службу, тот, кто дает ему возможность заниматься воинским ремеслом, является для самурая самым важным человеком. Весь корпус самурайской этики вертится вокруг верности работодателю. Смерть за своего работодателя – есть лучшая смерть. Его смерть – есть величайший позор. Месть за его смерть – есть абсолютная цель.

Однако во все эпохи вплоть до отмены самурайства количество профессиональных воинов было намного больше необходимого. Отсюда берется ронин – самурай, у которого по какой-либо причине нет работодателя, нет господина. Этот человек может соответствовать всем самурайским добродетелям, но с точки зрения традиционной воинской этики он просто-напросто бесполезен. В то же время японское общество относилось к ронинам с определенным пониманием – их положение само по себе не считалось бесчестьем. Ведь причины, по которым самурай остался без господина, могли быть очень разнообразны и не обязательно являлись следствием ошибки или проступка самурая. Так, по завершении Гражданской войны XV-XVI веков, после объединения страны под властью сегунов Токугава, многие феодалы массово сократили свои личные самурайские армии, и в положении ронинов оказались тысячи воинов, которые не совершили ничего порочащего их честь. «Увольнение» самураев и после этого было главной причиной появления ронинов в обществе.

Однако существовала и еще одна значительная причина появления ронинов – смерть господина. Если господин умирал от естественных причин, то обычно это не считалось позором для его самураев, поэтому они, либо становились ронинами до того момента, когда найдут себе нового господина, либо поступали в услужение к наследнику своего прошлого работодателя. Но если самурай не смог уберечь господина от насильственной смерти, он терял свою честь и получал очень весомую причину для самоубийства. Собственно, выбор для самурая в такой ситуации был прост – самоубийство или месть. Только так можно было восстановить свою честь.

Георгий сделал паузу и глотнул воды. Дмитрий слушал с интересом, отложив все прочие мысли – ему нравилось слушать друга, когда тот говорил о том, что было таким чуждым для Белкина, но в то же время притягательным и отчего-то знакомым. Как будто он уже знал однажды все эти правила, видел настоящих самураев на улицах, общался с ними, но напрочь забыл об этом и теперь мог вспомнить лишь усилиями Георгия.

– …Тут следует заметить, что часто отношения между самураем и господином выходили за рамки чисто деловых. Так, самурай мог считать себя слугой человека, который спас ему жизнь. Молодые люди, которые лишь учились воинскому ремеслу, часто воспринимали своих наставников как господ. Понимание связи между слугой и хозяином вообще является одной из основ японского мировоззрения. Самурай служит своему господину, но и сам господин – всего лишь слуга императора, который является абсолютным господином. Таким образом, преданность императору практически никогда в истории не конфликтовала с преданностью господину.

Возвращаясь к ронинам – даже если самурай стал ронином, не допустив бесчестия, он все равно воспринимался властью и обществом с опаской, ведь самурай без хозяина подобен мечу в руках слепца.

Итак, далее мы обратимся к одному из самых ярких проявлений природы самурайства на примере истории о сорока семи ронинах из Ако. В 1701-м году Асано Наганори, правитель княжества Ако, расположенного на юго-западе острова Хонсю, был призван в Эдо – это старое название современного Токио. Он был вызван для исполнения чиновничьей службы при дворе своего господина – сегуна Токугавы Цунаеси. В столице у него сложились плохие отношения с другим слугой сегуна Кирой Есинакой. Дошло до того, что в апреле того же года, после очередной ссоры Асано напал на Киру с обнаженным мечом. После этого сегун Цунаеси, который в течение всего своего правления боролся за порядок и неукоснительное соблюдение законов в стране, приказал Асано совершить самоубийство.