Читать книгу Вторая Ведогонь. Книга первая. Сокровенное тело - Александр Шевцов (Андреев) - Страница 14

Чтобы победить внутреннего врага, его надо очень хорошо видеть и понимать. Впрочем, это не лишнее с любыми противниками. Противники бывают разными – мы ищем тех, с которыми можно справиться сдержанностью, подозревая, что в их природе есть то, что доступно обузданию.

Чтобы отсечь лишнее, необходимо сразу оговориться: в сознании человека есть немало такого, к чему сдержанность неприменима. Например, инородные вкрапления, проявления которых обычно называют сумасшествиями. Я имею в виду не психические заболевания, среди которых, кстати, нет такого, что медицина назвала бы сумасшествием. Сумасшествие – это бытовое разговорное выражение, которым народ обозначает любые повторяющиеся странности в поведении человека.

Клинического идиота или кретина русский язык сумасшедшим не назовет не потому, что этот человек психически не болен. А потому, что он всегда такой. Поэтому он либо урод, либо больной, либо несчастный, но он не сумасшедший. Сумасшествие – это не просто болезнь: это внезапное и необъяснимое изменение поведения, к тому же делающее человека неуправляемым. Такое изменение поведения отмечается словами: как подменили человека – если он безопасен. Если же измененное поведение тревожит окружающих, они говорят: как с ума сошел. Таким образом, сумасшествие – это опасная разновидность подмены человека. Иное имя для нее – не в себе.

Очевидно, что в этих речевых выражениях просматривается описание некоего явления, которое зоркий взгляд русского человека рассмотрел внутри самого себя. Подмена, которая выражается в смене поведения, в действительности является сменой личности. Та личность, которую ты знал, куда-то ушла и находится вне знакомого тела. Поскольку мы постоянно путаем, что считать человеком – знакомое тело или его наполнение, – мы и говорим: не в себе. Подразумевая, что в этом теле нет прежнего человека.

Но когда мы начинаем вглядываться в то, что осталось, то мы понимаем, что сумасшедший стал как другой человек. И тогда мы замечаем, что у него «другой ум», не такой, какой мы знали. С прежнего он ушел, либо прежний ум ушел вместе с прежним человеком.

В моем описании это звучит как полная потеря прежнего. Но как раз полные потери былого ума и не являются сейчас для меня важными. Это действительно психиатрический случай, с которым сам человек не справится, поскольку его действительно нет. Справляться некому.

Я говорю о тех отклонениях от обычного способа думать и вести себя, про которые можно сказать: меня как понесло. Или: не знаю, что на меня нашло. Это довольно частое явление, когда мы на какое-то время теряем осознавание и не управляем собой. А очнувшись, жалеем о сделанном или сказанном. Такие потери себя тоже являются своеобразными сумасшествиями, поскольку мы явно сходим с привычного ума и действуем как по чужой воле.

Все такие сумасшествия вполне доступны для лечения и убираются кресением. То есть выжигаются внутренним огнем, кресом, который омолаживает и возвращает к жизни. Но меня сейчас эти случаи не интересуют. Я рассказываю о них лишь затем, чтобы показать: их природа такова, что вы не можете им сопротивляться и сдерживаться, потому что на какое-то время вас втягивает в чужой ум. Бороться с этим несложно, но после того, как выходишь из этого состояния.

В этой работе меня интересуют те случаи, когда вы остаетесь в себе, видите, как на вас находит, все осознаете, боретесь, но не можете сдержаться, потому что нахлынувшее затопляет вас всецело и полностью захватывает. Как устроен такой вид помех?

Начну с простого описания происходящего, то есть с того, что с очевидностью наблюдаемо. Во-первых, все подобные приступы случаются, когда вас что-то возмущает. И это что-то вы рассматриваете как живое, думающее и имеющее волю, то есть совершающее поступки по выбору. Воля эта для вас чаще всего злая, хотя это вовсе не обязательно. Нахлынуть могут и добрые чувства. Просто плохое занимает нас больше и сильнее портит жизнь. А мы пока заняты убиранием помех и возвращением жизненной силы. Воскресение – это именно возвращение своей жизненной силы.

Следовательно, мы можем говорить о том, что в этом явлении всегда есть Я и есть Некто, кто своими намеренными действиями вызывает мое возмущение. Обратите внимание: нас не возмущает плохая погода или ширина реки, которую надо переплыть. Они могут нас расстраивать, но возмущаться не на кого. Для возмущения нужна другая личность, которая намеренно мне мешает.

Намеренность эта, правда, особой природы. Допустим кто-то помешал вам, скажем, перебежав дорогу, так что вам пришлось резко тормозить или прилагать усилие. Вы возмущаетесь, хотя человек и не собирался вам вредить. Он всего лишь не подумал о вас. А мог бы! И вы возмущаетесь: этот идиот и вам мог бы навредить и сам бы получил повреждения от вас, хотя вы были бы совершенно не виноваты. Но этот сбой вашей жизни не должен был бы состояться, если бы тот человек дал себе труд думать.

Вот это определяет предмет нашего возмущения. Возмущение может вызывать только другой разум, действительный или предполагаемый. Более того, возмущаться способны только разумные существа. Животные не возмущаются. Они либо нападают, либо убегают. А вот приматы уже способны на возмущение.

Следовательно, для возмущения нужны два разума, взаимодействующие между собой с нарушением разумности. Звучит так, как если бы между людьми был заключен всеобщий договор соблюдать разумность всеми доступными нам силами. И нарушение его – предательство, за которое нам дано право наказывать.

Соответственно, и возмущаться может только разум. Но что при этом происходит? Помните знаменитое: кипит наш разум возмущенный? Разум, обнаружив сбой в работе другого разума, будто закипает, и в смертный бой вести готов. В смертный бой за что? За справедливость? Нет. За разумное устройство нашего мира! Очевидно, именно таким был исходный договор, когда нам прививали разумность.

Однако в разуме нечему кипеть, разум – это своего рода машина по использованию образов для достижения жизненных целей. Он не может кипеть, он может рассуждать, представлять, воображать, задавать вопросы и решать задачи. Он не кипит, он лишь пленка из образов, лежащая на поверхности сознания. Кипит под ней, но когда мы пытаемся разглядеть это кипение, оно доступно для восприятия только сквозь пленку разума. И потому кажется, что кипит сам разум.

Однако вспомните, что происходит, когда кипение все же прорывает эту пленку? Вас швыряет в смертный бой, то есть в совершенно неразумные действия. Разум может это сдерживать, разум может перевести кипение либо на что-то иное либо в управляемое состояние. Но кипение самостоятельно и не имеет отношения ни к работе разума, ни к Науке думать. Именно оно и является предметом сдерживания и целью обуздания.