Читать книгу Введение в прикладную культурно-историческую психологию - Александр Александрович Малькевич, Александр Александрович Винниченко, Александр Александрович Носов - Страница 8

Мифология и натурфилософия

Майкл Коул ведет историю культурно-исторической парадигмы от Геродота, естественнонаучной – от Платона.

Я разделяю это его мнение не однозначно, хотя бы потому, что считаю отцом науки, в первую очередь, Аристотеля. Но это очень сложный и спорный вопрос, пока не определено, что такое наука. Очевидно, поэтому существует и такое разногласие в мнениях ученых о том, как она начиналась. Этих мнений множество. Приведу лишь несколько для примера.

«Научные представления древних были систематизированы Аристотелем, который создал модель Вселенной, использовавшуюся западной наукой на протяжении двух тысяч лет», – это мнение философа и историка науки Фритьофа Капры (Капра, с.17).

Бертран Рассел, правда, предлагал другую линию происхождения современной науки: «Объединение математики и теологии, осуществленное Пифагором, характеризовало религиозную философию в Греции, в средневековье и в новое время вплоть до Канта…В трудах Платона, Святого Августина, Фомы Аквинского, Спинозы и Лейбница присутствует внутреннее сочетание религии и рассудочности, морального вдохновения и логического восхищения тем, что лежит вне времени, что берет начало у Пифагора и отличает интеллектуализированную теологию Европы от более прямолинейного мистицизма Азии» (Там же, с.28).

Советский философ Ф.Кессиди, рассуждая о трудностях, связанных с объяснением греческого искусства и эпоса, называет других родоначальников научного метода: «…Трудность заключается также в объяснении редко наблюдаемого в истории, но тем не менее ярко выраженного явления – “внезапного” возникновения греческой философии и науки». «Греки – словно чудом – изобрели науку…научный метод, – цитирует он швейцарского историка Андре Боннара (Боннар, 1992). – Поражает то, что первые греческие ученые и философы – Фалес, Анаксимандр и Анаксимен – появляются во весь рост на горизонте европейской науки, вполне вооруженные средствами научно-рационалистического мышления, как-то вдруг, внезапно» (Кессиди, с.4).

Однако это чудо все-таки из чего-то возникло. А точнее – из многотысячелетнего мифологического мышления. Греческого и догреческого. То есть индоевропейского и околосредиземноморского. Говорить сейчас об этом периоде в истории культуры и психологии бессмысленно потому, что этой теме должно быть посвящено отдельное исследование. Тем не менее, для КИ-психолога невозможно исследовать какой-то период в развитии мышления, не держа в уме образ предшествующего состояния.

Изначальная наука была совершенно безличностна, потому что она была всего лишь составной частью древних космических культов. «Можно выделить два рода импульсов, исходивших от космической религии и оказавших сильное воздействие на развитие астрономии. Первый – восхищение красотою светил и вера в их божественность – оказал непосредственное воздействие на развитие человеческого интереса к движениям небесных светил. Второй – та же вера, приведшая к астрологии, – стимулировал в свою очередь интерес к астрономии как прикладной дисциплине» (Вандер-Варден, с.15).

Только через астрологию мы можем до сих пор воочию увидеть, что такое корни науки. Если наука вообще долгое время считалась служанкой теологии, то математика – основа основ современной науки – родилась как служанка астрологии в самом древнем смысле:

«Немногие люди ощущали привлекательность математического метода, но ощущение красоты звездного неба – общечеловеческое свойство. Даже сегодня имеется немало астрономов, как любителей, так и профессионалов, которые стали заниматься астрономией главным образом потому, что красота и возвышенность небосвода произвели на них глубокое впечатление. Этот мотив имел еще большее значение в древности для людей, поклонявшихся Солнцу, Луне, Планетам и Небу как божествам» (Там же).

Итак, в общем все историки науки, я думаю, согласятся, что до научного периода, в нашем понимании этого, существовали в развитии человеческого мышления: период мифологический; затем преднаучный, когда физика существовала в основном в виде астрономии и космологии, основывающихся на вполне развитой математике, насчитывающей к этому времени уже не менее двух тысячелетий; и натурфилософский, соответствующий Греческой философии VI–V веков до нашей эры.

Однако все эти приведенные мной мнения и эта последовательность в развитии и становлении науки страдают односторонностью, потому что тяготеют лишь к привычному и весьма избитому представлению о науке как о чем-то, окружающем физику. Физика все Новое время считается идеалом науки, и поэтому историки, разыскивая корни науки, изначально настроены на поиск корней физики. И при этом часто упускают из виду две науки, которые всегда стояли особняком и не признавали физику. Это История и Медицина. Но вопрос об этих науках неизбежно приведет нас к вопросу о том, что же такое наука вообще.

Пока я опускаю его, но ввожу свою последовательность в подаче материала, поскольку моя задача – не рассказывать об истории понятия «наука», а дать очерк развития взглядов, приведших к рождению КИ-психологии. В разделе «Предыстория» я рассказываю лишь о Сократе и Платоне, поскольку считаю их роль в становлении КИ-психологических понятий и взглядов исключительной. Там же я слегка касаюсь и вопроса о Медицине.

Раздел «История естественнонаучной парадигмы» начинается рассказом об Аристотеле.

А раздел «История культурно-исторической парадигмы» – рассказом о Геродоте. Геродот был старшим современником Сократа, и если бы рассказывать об истории науки вообще, начинать надо было бы с него. Однако в рамках задачи этого исследования его роль не понять, если сначала не показать основы КИ-психологии, заложенные Сократом и Платоном, и не оттенить их образом науки Аристотелевского типа.

Солон

Мнений о том, как рождалась наука, много, выбор сделать непросто. Одно из них таково, что основа естественных наук математика получила свое развитие благодаря Пифагору и Платону. Лично я считаю, что этих философов нельзя до конца понять, не поняв их отношения к математике, но при этом вполне разделяю мнение американского историка науки О.Нейгебауера в этом отношении:

«Я думаю, что можно высказать <…> вполне определенное отрицательное суждение, а именно, что роль Платона была сильно преувеличена. Его собственный прямой вклад в математические знания, очевидно, равен нулю.<…> Часто допускаемая идея, что Платон «направлял» исследования, к счастью, родилась не из фактов. Его совет астрономам заменить наблюдения спекуляцией мог бы разрушить один из наиболее значительных вкладов греков в точные науки. Доктрины Платона, несомненно, оказали большое влияние на интерпретацию греческой науки в новое время. Но если бы ученые нашего времени уделили столько же внимания Галену или Птолемею, сколько Платону и его последователям, то они пришли бы к совершенно другим выводам» (Нейгебауер, с.153).

К счастью, ученые Нового времени не уделили Платону столько же внимания, как представителям точных наук. И это потому, что математика, как и все естественные науки, была для Платона совсем не главным. Для того, чтобы понять, как и из чего рождается культурно-историческая психология, Платон необходим гораздо больше, чем для понимания развития естественнонаучной парадигмы. Хотя, если точные и естественные науки хотят считать, что у их основания стоял и Платон, этот миф нисколько не повредит моему исследованию.

Платона и нескольких его предшественников, включая и Геродота, от которого Коул ведет историю культурно-исторической парадигмы, я бы выделил в особый раздел – в Предысторию КИ-психологии.

Но Платона невозможно понять без Сократа. Платон не только его ученик, он излагает свою философию от имени Сократа. Следовательно, нам в любом случае придется опуститься по времени на полвека глубже, если мы хотим понять платонизм. А это значит – почти во время Геродота, который был лет на пятнадцать старше Сократа.

Не знаю, встречались ли Геродот и Сократ и даже знали ли друг о друге. Геродот умирает около 430 года до н. э., то есть в самом начале философской деятельности Сократа. Ни тот, ни другой друг друга не упоминают. Геродот вообще ни философией, ни философами не интересуется. Его привлекают нравы разных народов. Он путешествует, чтобы изучить их. Сократ же, напротив, покидает Афины только вынужденно, во время военных походов. Из всех народов его интересует только собственный – афиняне. Философией он занимается профессионально, но при этом почти никого из прежних философов не признает. Они очень разные, но есть одно имя в прошлом, которое их объединяет. Это мудрейший из семи величайших мудрецов Греции – законодатель Афин Солон, живший еще на столетие раньше (примерно с 640 по 559 годы до н. э.). Можно сказать, что своими реформами именно он и создал те Афины, которые победили персов и умертвили Сократа.

Солон – историческая личность, но, как и Пифагор, одновременно почти миф, причем миф, по-моему, чрезвычайно недооцененный. И мистический учитель древней Греции Пифагор, прижизненно признаваемый богом, и великий мистик Платон, и Кампанелла, и Мор, и многие другие философы и мудрецы вплоть до марксизма-ленинизма пытались создать идеальное общество или государство на основе своих учений. В итоге – крах. И лишь Солон, единственный из европейских мистиков не только воплотил свой образ государства, но воплотил так, что оно стало самым жизнеспособным государством тогдашнего мира и позволило родиться всей сократической философии, то есть современной науке.

Про Солона рассказывали, что он, с одной стороны, мог изображать сумасшедшего, а с другой – совершил поездку в Египет и привез оттуда сказание об Атлантиде как идеальном государстве прошлого. Рассказ этот, правда, встречается лишь у Платона и может быть лишь попыткой обоснования его теории государства. Но впоследствии мы увидим, что и Геродот использует образ мудрого Солона для обоснования своего объяснения смысла истории. Суть, пожалуй, в том, что отцы-основатели обеих парадигм современной науки видели в Солоне образ хранителя некоего Древнего знания, соответственно, и некоей исходной точки, по которой они выверяли свои построения, обращенные в будущее.

Иными словами, разговор о Солоне – это разговор о том, что считать нашей культурой. И понимался он Платоном и Геродотом как образ хранителя росстани, так, если помните, в русских сказках называются места, где расходятся пути – после этой росстани история пошла неверно, мы что-то утеряли, что еще помнили Солон и его учители. Пожалуй, можно считать, что здесь мы имеем одну из частей так называемого архетипа возвращения – образа утерянного нами знания, истины или рая.

Я психолог, и мне в данном случае совершенно безразлично, насколько понятие Древних знаний исторически обоснованно и достоверно. Бесспорно, что оно, с психологической точки зрения, является неким скрытым движителем человеческого поиска лучшего образа жизни. В этом смысле образ Солона и того, что ощущается стоящим за ним – это то, что движет и Геродотом, и Платоном. Поэтому, на мой взгляд, совершенно не случайно появляется в одном из ранних платоновских диалогов «Лахете» своеобразное уподобление Сократа Солону. Платон устами умудренного возрастом сократовского ученика Никия утверждает, что сознательно стремящийся жить в соответствии с Солоновским предписанием учиться, пока жив, должен идти к Сократу (Лахет, 188, b). Солону же Платон приписывает и утверждение Дельфийского предписания «Познай самого себя» (Протагор, 343, b), которое было взято Сократом за символ своей веры и философии.

Говорить о Солоне с психологической точки зрения нет возможности – для психолога он просто миф. Поэтому ограничимся тем, что примем за одно из исходных положений то, что в основе обеих парадигм современной науки лежит психологический узел, олицетворяемый Солоном, хранителем древней мудрости. Узел сложнообъяснимый, но бесспорно содержащий в себе желание обрести Знание, Мудрость. Для того, чтобы понять, что это такое, надо проделать полноценное исследование мифологического мышления, куда уходят корни этого узла. Это вопрос особый. Но именно этот узел, содержащий в себе желание, а значит и силу для действия, позволил состояться современной науке. Начать же психологический разговор о предыстории науки можно только с Сократа.