Читать книгу Охота на циклопа - Александр Шляпин - Страница 4

С самого начала рабочего дня, начальник отдела подполковник Якимов собрал всех оперативников на традиционное совещание. В течение получаса он выслушал доводы и рабочие версии оперов. В кабинете затянулась пауза, и подполковник Якимов, бросив карандаш на стол, сказал:

– Так, Иван Васильевич, я надеюсь на ваш многолетний опыт. Мне верится, что вы, завершите все оперативно-розыскные мероприятия. В нашем районе это убийство вызвало довольно сильный общественный резонанс. Убитый отставной майор Афанасьев, герой Афгана. Это не простой бомж. Это человек, которого не только знают в области, но и в самой Москве. Это благодаря ему, и его пацанам за последние годы около десятка семей по всей стране, нашли своих отцов и дедов, которые погибли в нашем районе. Только за эти заслуги, он уже достоин того, чтобы его убийца был изобличен и наказан по всей строгости закона. А теперь, господа-товарищи офицеры, расходимся по рабочим местам. Я надеюсь, что мне не придется краснеть перед администрацией нашего города. Будь она трижды не ладна – эта администрация! – сказал Якимов, вспоминая интриги, которые плел против него глава администрации Васильев.

Поводом для получения выговора от начальника управления стала негласная жалоба частного характера от главы администрации района, на интимные связи подполковника Якимова. По городу пополз слушок, об их обоюдном посягательстве на тело секретарши местного РАЙПО Кушнеровой. Тогда это были всего лишь слухи. И они не имели никакой конкретной базы, но из областного управления внутренних дел инкогнито приехал дознаватель, который зафиксировал на видеокамеру, факт «морального разложения» начальника РОВД, с гражданкой Кушнеровой. Во избежание скандала, это дело замяли. Но уже через месяц, Якимов нанес ответный удар, и поймал бывшего друга Васильева, как участника браконьерского промысла. Это преступное деяние так же было снято на видеокамеру. Обменявшись компроматами, бывшие друзья превратились в заклятых врагов. Теперь каждый день они искали повод, чтобы по больнее ужалить друг друга, и сместить симпатии Кушнеровой в свою пользу.

Оперативники ввиду окончания совещания покинули кабинет. В коридоре, пока Иван не исчез из отдела, к нему подошел капитан Петроченков. Намекая на полученную новость, он интригующе сказал:

– Иван Васильевич, я слышал, что шеф сегодня тебя домогался. У него, что очередной гормональный взрыв, или он номинант на премию министра МВД по нераскрытым висякам? У тебя часом головка после вчерашнего не болит?

– Бо—болит, – ответил Селезнев, – ты что, Василий, предлагаешь полечиться?

– Предлагаю выпить пивка, и выслушать новости по фактам твоего нашумевшего дела. У меня для тебя, есть интересная новость. Пока там наши коллеги из областного экспертного отдела будут сочинять справки, я, как Финист ясный Сокол, готов сегодня пролить свет на твою проблему и поставить тяжелый груз следствия на рельсы быстрой раскрываемости. Только, Ваня, если можешь, то зайди ко мне минут через десять. Мне ненадолго надо отлучиться по делам. А потом мы с тобой и пивка попьем, и посидим, покумекаем о делах наших скорбных. Я после выходного сильно болен, и я не откажусь от лекарства, – прошипел эксперт Селезневу в ухо.

– Э – э, Вася, с этого места давай подробней! Что ты, там еще такое нарыл, ты хоть намек сделай, не томи капитану душу.

– Придешь через десять минут. Я буду в своей келье. У меня сейчас важный разговор, – сказал Петроченков, и помчался на третий этаж.

Иван пару секунд стоял, словно его, как таракана прихлопнули тапком. Он не мог очухаться от мысленного удара. Раз Петроченков намекнул на пиво, значит, у него появился какой-то «золотой ключик», который способен открыть потайной замочек. Тут до Ивана дошло, и он заголосил вслед уходящему эксперту.

– Э- э- э! Вася, я сейчас! Айн момент!

– Я Васильевич, буду в своем «офисе», – крикнул, обернувшись Петроченков. -Через десять минут.

– Ох, и сучий ты сын! – сказал сам себе Селезнев, и двинулся к выходу. Остановившись, Иван, как бы отошел от навалившейся проблемы, и сказал дежурному:

– Славик, если кто будет спрашивать, я на пару минут в кулинарию. Пусть подождут здесь. На допрос должны прийти по поводу Афанасьева.

Дежурный по РОВД, не отрываясь от журнала, одобрительно махнул головой. Иван вышел на улицу. Яркое утреннее солнце резануло по глазам. Похрустывая свежим снежком, Васильевич проследовал в «кулинарию», которая была на первом этаже ресторана, невдалеке от отдела. Здесь, как всегда, с утра было многолюдно. Только в «кулинарии» продавали в это время в разлив алкогольную продукцию, поэтому «больных», было достаточно.

– О, полковник Селезнев, собственной персоной пожаловал, – сказал один из утренних завсегдатаев.

– Не полковник, а капитан! Рано ты Глебович, мне полковника присвоил. Мне бы до майора дослужиться, и на пенсию. Надоело!

– Ты, Васильевич, наверное, для дела? Проходи без очереди. Мы ведь мужики понятливые, видим, что нужно.

– Глебович, никакие трубы у меня не горят! Не пил я вчера столько, чтобы сегодня тушить пожар. Это для дела надо.

– А, понял! Все молчу – молчу! Видно лиходея, какого колешь? – сказал Глебович, и крутанув ус, улыбнулся.

Продавщица Люська, при виде Селезнева, расплылась в улыбке. Она растянула накрашенный алой помадой рот, до максимальных размеров:

– Здрасте, Иван Васильевич! Что—то вы сегодня совсем не с лица будете! Видно преступники окаянные одолели, или супружница ваша, вас не тешет?

Люська звонко засмеялась.

– Не гони коней, Люда, и без того на душе тошно! Дай—ка мне для начала две бутылочки пивка – «Балтику», и рыбки сушеной. Но только, чтобы не сильно была соленая, – сказал Иван.

Продавщица поставила пиво на прилавок.

– Ну, мужички рыбку охотно берут. Назад никто еще не принес; – сказала Люська, моргая бархатными ресницами. – Может, Иван Васильевич, вам завернуть все это для конфиденциальности?

– Ладно, давай быстрее! Время не терпит. Потом пообщаемся, как «больные» рассосутся.

– Ловлю вас на слове, Иван Васильевич, – томно сказала Людмила, эротично поправляя выступающий бюст.

Селезнев, не обращая внимания на Люськин флирт, отсчитал деньги, и, бросив их в тарелку, схватил пакет с покупкой.

– О, боже, какой мужчина! Я хочу от тебя сына, – замычала Люська, разливая водку по рюмкам. Селезнев махнул рукой, и выскочил из кулинарии.

Капитан Петроченков, по мнению коллег, был настоящий «рэкетир». Чтобы на халяву да не попить пива – такого не могло быть вообще. Из убойного отдела на его «оброк», никто не обижался, ибо это было уже традицией. Личностью Петроченков был общительной. За бутылочкой пивка, мог, как эксперт рассказать больше чем требовали служебные отношения и протоколы. Селезнев знал эти особенности и поэтому даже где—то в душе был рад, что после утренней «вздрючки» на ковре у шефа ему хотелось кому—то поплакать в «жилетку». Васька был для Селезнева именно той «отдушиной», которая могла его выслушать, и посоветовать, что делать. При этом Василий Петрович, так ловко умел подкинуть какой-нибудь фактик или версию, что они, словно отмычки, отпирали сказочные дверки. А были времена когда, достав из кармана «чекушку», Иван без всякого повода, угощал капитана Петроченко, как настоящего боевого друга. У эксперта в лаборатории было уютно и тихо. Его экспонаты и вещдоки собранные не одним поколением, вызывали у гостей интерес. Было в коллекции капитана трофейное и даже самодельное оружие. Иван, как настоящий мужик, был к огнестрелу не равнодушен, поэтому всегда интересовался новинками.

– Во, Петрович, сказал Селезнев, – показывая две бутылки пива. – Теперь, давай выкладывай, что ты там такое нарыл.

– Не спеши, Васильевич. Новость от нас никуда не денется. А приготовиться русскому мужику к пивной церемонии это, как самураю к чайной. Во всем должна быть размеренность и традиция. Я сейчас твою рыбку аккуратно препарирую, а после мы по стаканчику выпьем. Вот тогда, когда пиво окажется в желудке, тогда можно начать сеанс задушевного общения! А насчет шефа я тебе скажу одно: Я, брат, блюду нейтралитет! Свою позицию я не хочу высказывать на людях. Якимов мужик правильный, и знает дело туго. Он при желании может достать даже тогда, когда выйдет на пенсию. У него, Ваня, в управлении такие ферзи сидят, что нам с тобой и не снилось! – сказал Михалыч, размеренно и спокойно и в такт своим действиям.

Он разложил леща на газете, надел резиновые перчатки и аккуратно скальпелем, словно заправский хирург, стал разбирать рыбу. Иван, глядя на его действия, томился в ожидании. Он чувствовал, что эксперт специально скрывает интересную информацию, чтобы сделать это маленький пивной «фестивалик» запоминающимся на долгие годы. Селезнев мечтал услышать то, что прольет свет на дело по Афанасьеву. Селезнев поэтому ждал и не вмешивался в его представление. По-хозяйски, обоймой пистолета, он открыл пиво, и, не будоража пены, наполнил два глубоких бокала янтарного цвета напитком.

– Ну—ну, что там у тебя, выкладывай! Уж больно не терпится знать, – сказал Иван.

– Двери закрой на ключ, – сказал Петроченков.

Он, не торопясь умело отделил филе от костей, и сложил его рядом ровной стопочкой на край газеты. Затем оторвав свободный кусок, завернул рыбные останки, и кинул в корзину.

– Ну, вот Иван Васильевич, процесс завершен! Теперь растопыривай свои ухи, и слушай!

Петроченков взял стакан и чокнулся с Иваном.

– Вчера вечером, я позвонил своему приятелю. Он в экспертно-криминалистический отделе работает. Ну, мне просто хотелось знать, что там с нашим стволом по делу твоего отставника. Как я тебе и говорил, гильза изъятая на месте преступления, и пуля из дверного косяка принадлежат – «Хайпауэру». Но это не самое интересное. Неделю назад из этого самого пистолета, но уже в Москве, в своей квартире был застрелен, знакомый нашего трупа. И заметь! Он не простой поисковик. Он целый президент ассоциации поисковых клубов «Вечный огонь» – по фамилии Сергей Солдатов. Его убийство, как полагает следствие, спровоцировано последствием скандала в «датском королевстве», то бишь в Министерстве обороны России. Прошлым летом в одном из озер в Калужской области, Солдатов со своей поисковой командой обнаружили немецкий танк Т-4 или «Тигр», я в подробности не вдавался. На него наложила лапу министр обороны Мордюков. Военные тупо признали его своей собственностью. Солдатов подал в суд, и это дело выиграл. Суд постановил, что данный танк немецкого производства. По архивам изделий министерства обороны России и бывшего СССР, он не значится. А значит, принадлежать МО он не может. В связи с тем, что находка не является достоянием государства, то все права на данный объект спора, сохраняются за ассоциацией поисковиков «Вечный огонь». Пока там шли судебные разбирательства, «Тигр» каким—то образом из боксов Нарофоминской танковой дивизии, испарился. Солдатов, повторно подал в суд, на командование дивизией и выставил иск, в один миллион североамериканских зеленых рублей. Эту сумму за этот экспонат, предложил один из западных музеев. Вот тут и нашли дома, этого неуемного истца, с аналогичной дырой в голове? – сказал Михалыч, умело ставя вопрос своим рассказом.

– Тогда причем здесь Афанасьев!? – Спросил Селезнев, отпивая пиво из стакана – Где Москва, а где наш Велиж?

– Вот тут Ваня, сокрыто самое интересное! По свидетельским показаниям жены Солдатова Ирины, наш потерпевший Афанасьев, был знаком с ним. Они еще со срочной с Афгана вместе дружили. За месяц до убийства Солдатова, Петрович жил у него целую неделю в Москве. Он ковырялся в подольском архиве МО. Я так думаю, Ваня, этим делом в Москве занимаются все кому не лень. Следственный комитет Москвы, СК, ФСБ, а возможно, что даже и всемирная лига сексуальных меньшинств, как говорил турецко-подданный Остап Бендер. Так что, братец, не ровен час, ждите гостей. Даю зуб, они на днях сюда пожалуют. Им же надо познакомиться с тобой, да прошуршать по нашим тайным закромам. Так что, готовь сухие дрова, и топи Ваня, свою русскую баню! – сказал Михалыч, растягивая рот в улыбке.

– Да, Михалыч, спасибо, утешил, – погрузился в раздумье Селезнев, – лучше бы я взял водки. Теперь из—за этих столичных «Аниськиных», нам не будет прохода. Спинным мозгом чую, что в этом деле скрыты такие тайны. Мне сдается Афанасьев, был неугодным свидетелем. Возможно, на его глазах кого—то и когда-то убили, а возможно пронюхал какие—то тайны! А может, он лично знал убийцу Солдатова? Вот поэтому его и завалили, для уверенности – так сказать зачистили. А может быть, что они крутили одно общее дело, да задолжали своим кредиторам!? – размышлял вслух Иван, посасывая кусок хребта сушеной рыбки. В комнате повисла пауза.

– Раскручивать это дело, теперь предстоит, Иван Васильевич, тебе! Я не думаю, что кто—нибудь из столичных гостей, задержится здесь надолго. Уж больно наш район не изобилует увеселительными заведениями. Да и взять здесь, кроме молока да картофеля им нечего. Я не думаю, что москвичам в кайф по нашему району шаркаться, – сказал капитан Петроченко.

– Ну, Михалыч, ты голова! Может, после работы зайдем в кулинарию!? Может, по соточке опрокинем, за твой интеллектуальный разум? – сказал Селезнев, допивая пиво. – Что-то мне как—то тоскливо на душе. Жалко мне Афанасьева.

– Я Ваня, мзду не беру, мне за державу обидно! Нет, мне бутылочки пива на сегодня хватит, а водку пить надо в выходной, и под хорошую закуску. Будет, что новое, то я обязательно тебе расскажу. Тогда милости просим с бутылочкой снова мою келью, – сказал эксперт, посасывая хвостик сушеного леща.

– Дурак ты, Михалыч! Я к тебе с душой, как к своему парню, а ты все думаешь, против тебя интриги плетут. Да я между прочим, тебя по дружбе хотел угостить! Ты меня можно сказать, на месяц вперед в этом деле продвинул. Должен же я тебя отблагодарить.

– Не суетись, Ваня. Будет вечер – будет пища! А теперь пора. Все давай, шевели караваями, – сказал Петроченков.

Иван несколько секунд постоял в коридоре в раздумьях, и на волне впечатлений двинулся мимо дежурного, так и не сообщив о месте убытия. – «Кому надо, тот на мобилу звякнет», – подумал он, и выскочил из отдела, чувствуя, что нужно добавить голове лишний градус.

Люська вновь, увидев Селезнева в кулинарии, расплылась в улыбке. Желание флиртовать, еще не пропало.

– Что решили, Иван Васильевич?

– Не терзай мне душу. Сто пятьдесят «рябины на коньяке» и закусить пару виноградин – сказал Селезнев.

После того, что он узнал от Петроченкова, все мысли его были с покойным Александром Афанасьевым. Иван старался в своей голове проиграть версию с «Тигром» и вроде бы эта версия была, по его мнению, правильной, но не единственной. Раскрыв преступление, как ему сейчас казалось, он открывал себе путь не только к майорским погонам, и счастливой и обеспеченной пенсии. Внутри него прямо затрепыхалось сердечко от предчувствия удачи. Сто грамм алкоголя могли успокоить его нервный зуд, чтобы придать телу маломальскую работоспособность.

Люська, повинуясь пожеланию, налила в пластиковый стакан «рябины на коньяке», и, вытащив веточку винограда, подала покупку Селезневу прямо к столу.

– У тебя что, Ваня, какие неприятности? – спросила она, стараясь влезть в душу.

– С чего это ты взяла? – спросил, улыбаясь, Иван. Он взял стакан, и одним глотком проглотил содержимое.

– Да на вас, Иван Васильевич, лица нет! Еще с утра вы были малость краше, а сейчас будто жабу земляную проглотили. Что начальство вас так гнобит? А может в личной жизни какие катаклизмы? – спросила Людмила, заигрывающе улыбаясь.

Иван, отломив пальцами пару ягод винограда, закусил, и, поглядывая на аппетитный бюст, сказал:

– Ты Люся, баба хорошая! Формы при тебе, приятные моему глазу. Вот только никак не понимаешь, что работа в полиции, это тебе не хухры-мухры! Это ого—го какая -ответственность!

– Ого-го говоришь? И убийцу Афанасьева найдете, или опять дело в архив отправите?

– Он мне Люся, другом был. Я с ним по лесам и болотам ездил. То, что делал Александр Петрович, достойно уважения. Я буду не я, если я не найду эту падлу! – сказал Иван, и крепко сжал в руке пластиковый стакан.

Люська, растрогавшись воспоминаниями, вытащила из кармана платок, и вытерла накатившую на глаза слезу.

– Я вам, Иван Васильевич, верю. Вы обязательно убийцу найдете. Найдите его! Я ведь хорошо Петровича знала. Он же какой мужик хороший был! За всю жизнь мухи не обидел, – сказала Люська, и вновь достав платок, вытерла повлажневший нос.

– Чую, Люся, на днях москвичи к нам пожалуют. Век бы их не видеть. Будь наготове. Леонтьевне скажи, чтобы дежурные порции стояли в холодильнике. Да и сама нафуфырься, может, жених какой залетный приедет. Смотришь, влюбится в такую красоту неземную.

Люська обнадёжив душу теплым словом Селезнева, заулыбалась. Она аккуратно сложила носовой платочек, и спрятав его в рукав, спросила:

– А что Иван Васильевич, им у нас делать?

– Да, так. Дела, – ответил Селезнев.

Люська встала из—за стола, и, крутнув задом, отправилась за стойку.

– Ну не хочешь говорить – не говори. Я все равно узнаю.

– Ну, как тебе угодно будет, – ответил Селезнев. Он, достав сигарету, закурил. Сам себе, улыбаясь, вышел из кулинарии и глубоко вдохнул свежего воздуха. Настроение, не смотря на скопившиеся проблемы, пришло в норму. Обаяние Людки, да «рябина на коньяке», сделали свое дело, и ему стало настолько хорошо, что даже захотелось поработать. С таким приподнявшимся настроением можно было заняться делами допросом свидетелей, по делу которых Иван вызвал на одиннадцать часов.

Селезнев был из тех оперов, которые всей своей сущностью стоят горой за человеческую справедливость и торжество закона. Службу в органах, после торгового флота, он начал еще в чине сержанта. Все эти годы Селезнев, заочно постигал таинство криминальной науки и за годы учебы на юриста, получил диплом о заочном высшем образовании и сразу был произведен в старшие лейтенанты.

– Иван Васильевич! Вы это куда – вы что пьяный!? – проорала Люська, выскочив следом за опером.– Папочку то свою забыли!

От этих слов продавщицы на Селезнева обрушился, словно ушат холодной воды. Он остановился. Подумал, и развернувшись в обратном направлении, подошел к ней.

– От тебя, моя красотулька, у меня кругом голова пошла, – сказал он, приблизив свои свернутые в трубочку губы к Люськиной щеке.

– Я уже готова, – сказала она тихо, и глубоко вдохнув, выкатила наружу свой роскошный бюст.

Иван взял из её рук папку, и, закатав назад губы, сказал:

– Спасибо.

Наверное, как любовница, Люська – была бабой идеальной. Белокурые волосы, роскошный бюст и красивые ноги, могли быть достойной наградой любому мужику за дорогие подарки. Но её непонятная приторность и слащавость, убивали в ней женщину для совместной жизни. Она не понимала своих ошибок и повторяла их вновь и вновь. По этой причине она разводилась третий раз, и, наверное, это были не последние её походы замуж. Представив Людку в качестве жены, Иван на третий день совместной жизни, вполне бы созрел, для того, чтобы застрелиться из табельного оружия.

– Это все? – проорала она вслед Селезневу.

– А ты, что хочешь, премию или бронзовый бюст на Родине героя?

– Вас хочу, Иван Васильевич, – ответила она тихо, и исчезла за дверями кулинарии.

– Ну, как—нибудь, – ответил Селезнев.