Читать книгу Между волком и собакой - Александр Соболев - Страница 27

…Наряду с другими – и нашего брата —

поэта смущающий странностью голоса,

он когда-то был persona non grata,

но, возможно, был и посланцем Логоса.

Из статьи о нём (для многих – кумире),

написанной до того, как его похоронят:

«Противостояние человека жёсткому миру

осмыслено в духе романтической иронии».

Уникальность этого эстетического факта

обусловлена неповторимостью автора.

Уберём же предвзятости катаракту

и оценим факт из ближайшего «завтра».

Он звучит привычному вопреки,

игнорируя нормы во многих случаях,

и порезаться можно на сколе строки,

и висят абордажные рифмы-крючья.

Он внедряется в память – и раной саднит,

он какой-то жестокий секрет постиг,

оставаясь при этом только одним

из бесчисленных срезов реальности.

…Далеко от Нью-Йорка и Сан-Диего,

и от прерий, затканных ковылём,

где в избытке снега – но только снега,

где скребёт о мели паковый лёд,

где и летом не щедро солнце к природе,

а зимой – лишь складчатые миражи,

иногда отрешённым сознанием бродит

тот, который с бродяжьей фамилией жил;

той же нации, но не из тех людей,

что опять покупают в Намибии копи:

препаратор фразы, поэт-иудей,

безразличный к попыткам офсетных копий

со стилистики нобелевского лауреата,

равнодушный к всемирному «гран-мерси».

…Голубой бриллиант в девятьсот каратов

на канадском чёрном небе висит.

Льётся чёрная тьма из Большого Ковша,

сыплет с Млечной Тропы молоко сухое

в эту тьму, где неровно мерцает душа,

не нашедшая в жизни себе покоя.

И молчания песня – как долгий вой

над волнистым пространством сухого снега,

под луной, ледяным бессмертьем больной…

И алмазный шип – безумная Вега

умножается в блеске сионских звёзд,

в мириадах кристаллов, готовых вспыхнуть.

Длятся тени, упавшие в полный рост,

длятся скалы, лиственницы и пихты,

из прорехи времени выпавший цент, —

длится миг между «будет» и «только что спето»,

и почти не заметен рашен-акцент

у равнин, облитых алмазным светом,

но отсюда ближе к цепочке дюн.

Там такой же снег с таким же альбедо,

там он был – и был беззащитно-юн,

там живет не забытая им обида —

только память, без доли телесного брутто —

неостывшим, давним, усталым горем…

Ястребиный пух из Коннектикута

порошит из туч над Балтийским морем.