Читать книгу Предательство от А до N… Потерянному поколению молодежи СССР посвящается - Александр Соболев - Страница 4

Виктор Степанович открыл глаза. Часто-часто заморгал, дабы отогнать желание расплакаться. Не хватало ему расчувствоваться до слез на виду у прохожих. Что скажут люди? Совсем сбрендил дедок на старости лет. И будут правы.

Сентиментальный пенсионер осмотрелся. Солнце сменило положение, вышло из-за крон тополей. Его скамейка оказалась на солнцепеке. Виктор Степанович пересел на другую лавочку, которая пока находилась в тени. На площадке появились дети детсадовского возраста с мамочками. Посижу еще немного и пойду дальше, – решил Виктор Степанович.

Как же похорошели мамочки за последние годы, – отметил он про себя. Наряды у них красивые, сами фигуристые, причёски – модные, и детки на загляденье. Виктор Степанович бывало по выходным ходил на прогулки с собственными внуками, и не раз подмечал эту существенную разницу между современными мамочками и его ровесницами в середине восьмидесятых.

Он очень хорошо помнил молодые годы. В памяти сохранились образы, как одевались тогда люди, как старались выделиться одеждой, переплачивая спекулянтам и фарцовщикам за импортный ширпотреб.

Люди изменились? Наряды? Или сказываются особенности стариковского восприятия? Раньше, во времена юности и молодости больше ценились ум, талант, достижения человека, его потенциал. Внешняя красота и наряды отходили на второй план. Не у всех, конечно. Вспомнить хотя бы актеров и певцов, щеголявших в красивых импортных костюмах.

Сам Виктор Степанович никогда не считался модником, не выделялся одеждой или прической. Что было в советских магазинах, то и носил – серый шерстяной костюм фабрики Большевичка, скороходовские полуботинки. Что еще нужно?

В советские времена ценились надежность и практичность. Или так теперь только кажется? – вдруг засомневался Виктор. Супруга Валентина всегда поддерживала мужа во внешней нетребовательности. А как иначе могла поступать жена, с которой прожил, душа в душу, тридцать два года?

Сейчас времена изменилась, – продолжал рассуждать Виктор Степанович. Теперь на первое место выходит внешность. Какое ты производишь впечатление. Какая у тебя машина и одежда. К какому дизайнеру ходишь. Без рекламы – никуда. А представительная яркая внешность, это и есть реклама. Молодежь тонко чувствует веяния времени, без красивой обертки сейчас не пробьешься.

Виктор вновь закрыл глаза…

Как-то на работе Виктору Степановичу рассказали про чудесный случай исцеления знакомого знакомых от онкологии в Троицком монастыре. В тамошней обители живет старец – отец Мефодий. Лечит любые самые безнадежные недуги. Виктор Степанович навел справки, почитал статьи в интернете. Есть такой человек. Лечит. Надо ехать. Пришел вечером после работы и рассказал новость Валентине:

– Я знаю, что мы с тобой атеисты. Воспитание получили коммунистическое. Марксизм-ленинизм в институте изучали. В бога не верим.

– Ты чего это, Вить, задумал? – жена посмотрела на мужа грустными глазами.

– Я думаю, что нельзя сдаваться. Надо что-то делать. Таблетки ты не пьешь, выбрасываешь.

– Они мне не помогают. Я без них себя лучше чувствую.

Валентина в последнее время заметно похудела. Иногда смотрелась в зеркало и говорила мужу: «Смотри какая я стройная – как в молодости. Правда?»

– Ты предлагаешь ничего не делать и ждать сложа руки?

– А ты, что предлагаешь?

– Я предлагаю бороться!

– Как? Дачу ты уже продал. Продавать квартиру я не дам. Где будешь жить после меня?

– Зачем мне жить без тебя?

– Жизнь – великий дар, Витенька. Живи, пока есть силы и возможности, а я устала. Прости. Мне больно. Я жду и не дождусь, когда закончатся мои испытания.

– Не говори так! Прошу тебя!

– А ты не терзай душу, Витя!

– Ну, послушай меня!

– Говори, только быстро, сил моих нет.

– Мне посоветовали обратиться к старцу Мефодию из Троицкого монастыря. Говорят, что лечит и помогает всем страждущим.

– Ты серьезно, Вить?

– Конечно. Мы все варианты уже испробовали. Почему же не попытаться еще раз? Люди зря болтать не станут. Говорят, помогает даже в безнадежных случаях. Лечит рак, СПИД, бесплодие…

– Ну, бесплодие мне не грозит.

– Поедем?

Валентина устало прикрыла глаза. Задумалась.

– Вить, я так устала. Вижу, как ты мучаешься. Прошу одного, чтобы все поскорее закончилось. Если ты настаиваешь, то давай сходим. Только уже я не верю ни во что.

Виктор Степанович подскочил от радости. Уговорил! Есть шанс!

Он узнал расписание электричек, автобусов, телефон монастыря. Позвонил, ему рассказали, что запись на прием к старцу распределена на две недели вперед. Что же делать? Надо приехать, записаться в очередь, ходить на службы, – ответила спокойным умиротворенным голосом невидимая послушница. Если богу будет угодно старец примет и вылечит в любой день. Виктор Степанович взял отпуск на две недели. На следующий день супруги Юрьевы поехали в монастырь.

Духовная обитель встретила величием голубых со звездами куполов и церковным перезвоном. Валентина быстро уставала, часто присаживалась на скамеечки у ворот, на дворе, в храме.

– Никогда в церковь не ходила, – созналась Валентина, – тяжело мне здесь. И не понятно.

Виктор Степанович познакомился с обслуживающим персоналом, с монахами и трудниками, с местными бабками и нищими. Однако, сам старец Мефордий был недоступен, как президент страны. На прием к целителю супруги в первый день не попали, но в очередь записались. На ночевку Валентину определили в гостевой дом при монастыре. Виктору Степановичу сказали, чтобы ехал отсюда. Делать ему здесь нечего, если здоровый. Валентина сама справится со своим недугом. На все воля божья.

Но Виктор Степанович не уехал. Вышел за ворота и попросился на постой в первый попавшийся дом. Для местных жителей брать постояльцев-паломников, оказалось обычным делом. Во втором по счету доме его взяли на постой за 1000 рублей в сутки без питания. Миловидная хозяйка средних лет выделила ему койку в отдельной комнатке на втором этаже.

Рано с утра Виктор Степанович вернулся в монастырь. Валентина радостно встретила мужа. Видимо, ей немного полегчало, или она хорошо выспалась. В гостевом доме находилось много других паломников и страждущих. Она была одна из многих. Душа Валентины успокаивалась, затеплилась робкая надежда, если не на выздоровление, то на утешение в последующей жизни.

На третий день, супруги Юрьевы увидели старца Мефодия в первый раз. Валентина и Виктор сидели на скамейке возле трапезной и разговаривали о детях, о доме, о погоде. Сначала супруги заметили необычное волнение среди посетителей монастыря. Затем людское завихрение стихло. Все замерли. Из-за угла вышел высокий мужчина средних лет в черной сутане, с бородой, в черном колпаке. Кто-то встал на колени, кто-то принялся усердно молиться, кто-то дернулся и схватил святого отца за подол. Валентина и Виктор Степанович молча смотрели на старца, почему-то в мыслях сформировался иной образ – старцу положено быть в преклонном возрасте, с седыми волосами, со сморщенным лицом, спокойным и добрым…

Отец Мефодий прошел сквозь людской поток, как ледокол через Ледовитый океан, раздавая крестные знамения и ценные указания:

– Не ходи ко мне больше. Пока не бросишь курить – не ходи. Не занимай времени, – сказа он какому-то мужичонке в кепке.

– А ты, мать, чего пришла? Мы с собой договорилась на завтра. Приходи к трем часам. И не забудь принести, что обещала.

– Я сегодня принесла, – женщина бросилась на колени, над собой подняла руки с узелком.

– Не суетись, матушка. Терпи. Сказал – завтра, значит – завтра.

Виктор Степанович и Валентина выделялись из общей толпы страждущих: тихо сидели и смотрели на процессию. Не суетились, на колени не вставали, к батюшке не бросались. Старец Мефодий остановился напротив супругов Юрьевых, повернулся к ним, перекрестил.

– Поздно пришла. Раньше надо было, – сказал он Валентине.

Валентина опустила глаза, крупная капля скатились по щеке.

– Не плачь. Напрасно это. Слезами горю не поможешь. Иди за мной.

Старец махнул рукой и пошел сквозь толпу, продолжая степенно раздавать благословения и указания. Виктор Степанович и Валентина переглянулись. Их позвали? Да. Супруги, взявшись за руки, направились за святым отцом.

Мефодий вошел в келью, оставил дверь открытой. Супруги Юрьевы, поклонившись, вошли в скромное жилище старца. Белые стены, пара икон, деревянный топчан, скамейка, соломенный матрац, лампада. И подсвечник с обгоревшими свечами. Скромное убранство кельи умиротворяло и дарило надежду. Верилось, что этот человек знает о жизни и смерти больше всех остальных. А значит, может помочь.

– Присаживайтесь, – Мефодий указал вошедшим на лавку у стены.

– Здравствуйте, святой отец, – неловко поздоровался Виктор Степанович.

– Как звать?

– Валентина.

– Вижу, что больна. Вижу, что знаешь. Обманывать не стану, поздно пришла. Болезнь уже взяла твое тело и не отпустит. Надо подумать о душе.

– Хорошо, святой отец, – смиренно кивнула Валентина, – я уже смирилась. Желаю одного, чтобы страдания закончилось побыстрее.

– Не торопись. Всему свое время. Знаешь, почему заболела?

– Не знаю. Кабы знала, то не болела.

– Слушай меня, Валентина, внимательно. Растолковывать и по два раза повторять у нас с тобой времени нету. Потому слушай и запоминай. И ты тоже слушай, ты – в ответе за жену, – сказал старец Виктору Степановичу.

– Хорошо, – кивнули супруги в унисон.

Старец встал, зажег лампадку. Взял в руки молитвенник.

– Беда твоя, что живешь не в согласии с собой и с богом. Аборты делала? Мужу говорила?

– Каюсь, батюшка. Грешна.

– Это хорошо, что сознаёшь вину. Висят у тебя на душе не рождённые детки. Сама знаешь и мучаешься. Но бог милостив, будешь молиться, душу спасем.

– Что надо делать, батюшка? – спросил Виктор Степанович.

– Венчались? – спросил старец.

– Нет.

– Стало быть – надо обвенчаться. Детей крестить. Назначаю вам двухнедельный пост с молитвами. Покажу, какие молитвы читать. Через две недели жду в храме с детьми и внуками. Исповедуетесь, всех покрестим, всех обвенчаем. На все остальное – воля божия. Даст бог, поможет. Расскажи мужу, виновата ты сильно перед ним. За то и страдаешь. Любит он тебя. Вижу это. Потому простит, и тебе облегчение придет.

– Спасибо, батюшка, – молвила Валентина.

– Идите с богом, – старец перекрестил супругов Юрьевых, выдал им молитвенник и отправил домой.

– Это все? – спросил Виктор Степанович.

– На сегодня – все, – коротко ответил старец.

Обратную дорогу Виктор Степанович и Валентина молчали, иногда поглядывая друг на друга.

«Какие аборты? Когда?» – спрашивал мысленно Виктор Степанович.

«Ну, и хорошо, что он теперь знает, – думала посвежевшая Валентина, – если простит, то хорошо. Не простит, так мне и надо».

«Молчит. Извела себя совсем, глупенькая. Любые грехи можно понять и простить», – изучая проплывающие перелески Подмосковья, отвечал Виктор Степанович.

Уставшие после долгой дороги, супруги Юрьевы по очереди приняли душ и уснули, едва коснувшись головой подушки. Виктор Степанович проснулся первый и долго смотрел на спящую супругу. Как жить без нее? Сколько отмерено на этом свете вдвоем? Что будет после смерти? Встретятся они там? Или теперь только в другой следующей жизни?

Валентина крепко спала. Ее грудь монотонно поднималась и опускалась. Виктор Степанович перебирал в голове вопросы, не утруждая подбором ответов.

– Почему Виктор выбрал именно Валентину? Или она его выбрала?

– Случаен ли их союз или браки заключаются на небесах?

– Как повернулась жизнь, женись он на Тамарке, студенческой подружке?

– Почему Валентина не рассказала про беременность?

Валентина открыла глаза.

– Нам надо поговорить, Витя, – сообщила она.

– Надо, – согласился муж.

Супруги перешли на кухню. Виктор Степанович налил чай.

– Ты меня простишь?

– Конечно.

– Я забеременела в 1985 году. Мы жили тогда в общежитии.

– Это из-за жилплощади? Мы бы справились. Почему ты мне не рассказала?

– Нет. Причина другая. Тот ребенок был не от тебя.

В окнах потемнело. В звенящей тишине капелька воды, стекая из смесителя, громоподобно ударялась о дно металлической раковины. Валентина теребила край скатерти. Виктор Степанович пытался и не мог протолкнуть комок слюны. Казалось, мгновение не закончится никогда.

– От кого? – выдавил из себя Виктор Степанович.

– Ты только не перебивай, прошу тебя, – вдруг энергично затараторила Валентина, – до тебя у меня был ухажер Лешка Петренко. Высокий, стройный. Красиво ухаживал, дарил цветы. Но ты мне больше нравился, честное слово! Мы с тобой поженились. У нас все было хорошо. Но Лешка не отставал. Всюду преследовал. Буквально проходу не давал – на работу звонил, после работы встречал на проходной, стоял в очереди в магазине. Я просила его оставить меня в покое, он не соглашался. Говорил, что все равно буду его. Ты как-то уехал на стажировку в Ленинград. Тебя не было неделю. Лешка меня пригласил в ресторан. Сказал, что хочет отметить наше расставание и исчезнуть из моей жизни навсегда. Я, дура, согласилась. Он поднял тост. Я выпила. Больше ничего не помню. Очнулась утром в его постели. Лешка сказал: «Теперь проваливай, шалава!» Мне было безумно стыдно, я никому ничего не сказала. Он меня, и правда, больше не доставал. Но через месяц я поняла, что беременна. Рожать от нелюбимого мужчины, не хотела. Пошла и сделала аборт. Вот и все.

Валентина рассказывала историю, с надеждой вглядываясь в лицо мужа. Видно ей было нелегко. Виктор Степанович не ожидал столь вероломного предательства от жены. В ней-то как раз он был уверен. Никогда, ни капельки сомнения не было, что Валентина ему верна. Ревность? Разборки? Подозрения? Это не про их семью. Бывало супруги вздорили, но только по поводу цвета обоев или марки пылесоса.

– Я выпью, – сказал Виктор Степанович.

– Я тоже, – Валентина достала рюмки.

Виктор Степанович разлил коньяк, давно пыливший в шкафчике.

– Прости меня, Витя, если можешь.

Злость, ревность, обида переплелись с жалостью к незавидной участи жены. Если онкология явилась результатом страданий и переживаний, пускай и не осознанных, то жизнь Валентину уже наказала. И наказала жестоко. Виктор Степанович залпом проглоти коньяк. Посмотрел на жену. Та сидела, опустив глаза, ждала приговора мужа.

– Мне надо подумать, – сказал Виктор Степанович.

– Хорошо. Я согласна. Я понимаю.

– Я думаю, что прощу. Не переживай. Мне нужно свыкнуться с этой мыслью. Все хорошенько обдумать. Немного времени и только. Хорошо?

– Прости меня.

– Не торопи.

В ту ночь супруги Юрьевы впервые за семейную жизнь заснули в разных комнатах. Вернее сказать, пытались. Оба не сомкнули глаз. Виктор Степанович вспоминал прожитую с Валентиной жизнь: как растили детей, как переживали, когда детки болели. Радовались успехам в школе. Давали советы, как общаться с понравившимся сверстниками.

Можно, конечно, взять и перечеркнуть тридцать лет совместной жизни, закатить скандал, устроить развод с больной женой. Рассказать детям, что их мать – падшая женщина. Что получишь взамен? Боль, страдания и разочарования. Жизнь насмарку. Ну, ошибся человек, с кем не бывает. Она же извинилась, раскаивается. Что с того, что долго молчала. А что бы ты ей ответил, расскажи она об этом в 85-м году? А если бы Валентина родила ребёнка от Лехи? Девочку с черными кудрявыми волосами, и Виктор Степанович догадался, что ребенок совсем не похож на него.

Тогда бы он точно развелся. Нет сомнений. Погоревал бы для приличия, и завел новую семью. Был бы он счастлив с другой женщиной, как с Валентиной?

А он был счастлив? – задумался Виктор Степанович. Скорее – да. Чем нет. Ему было интересно проводить совместные вечера. Они с удовольствием ходили в лес за грибами, ездили на дачу, проводили отпуска. С пониманием относились к промахам и неудачам друг друга. В конце концов, у них чудесные дети! Неужели из-за какой-то глупой ошибки молодости, Виктор готов перечеркнуть годы совместной жизни?

Он вспомнил, какой красавицей Валентина была в молодости. Ничего удивительного, что за ней бегали ухажеры. Виктору Степановичу даже льстило, как оглядывались прохожие, стоило супругам выйти на прогулку в город. Валентина умела правильно одеваться, подчеркивая выгодные места фигуры – тонкую талию, стройные девичьи ноги, грудь…

Жили супруги Юрьевы скромно, но Валентина обладала талантом перешивать старые вещи: что-то приталить, где-то пришить оборку так, что ее наряды выгодно выделялись среди знакомых и коллег по работе. Надо сказать, что женскую красоту Валентина сохранила до последних дней. Несколько уставшая и похудевшая, но все равно чрезвычайно соблазнительная и сексуальная. А осознание того, что супруге оставалось совсем немного, странным образом манило и возбуждало Виктора Степановича.

За окном забрезжил рассвет. На работу сегодня не надо, отпуск продолжался, можно и поспать. Виктор Степанович улыбнулся. Надо идти к жене, мириться. Без Валентины не заснет. Очевидно, как дважды два. Он сунул ноги в шлепанцы, зашел в ванну, почистил зубы, помыл подмышки…

– Ты спишь? – спросил Виктор Степанович, пристраиваясь к Валентине под одеялом.

– Не сплю. Я тебя жду.

– Мне тоже без тебя не спиться. Я тебя простил. У меня только одно условие.

– Какое?

– Мы об этом никогда не будем разговаривать и вспоминать.

– Я согласна.

Виктор Степанович запустил руку под ночную рубашку Валентины. Время остановилось. Почти, как в молодости. Как 1984 году после свадьбы. Как в 1986-м после новоселья. Как 1987-м году через месяц после родов. Как в 1994 году первого сентября после праздничной линейки в школе у детей. Как в 2005 году после выпускного вечера совсем уже взрослых дочери и сына. Так было много-много раз. Оставалось, вероятно, не очень много. Надо наполняться и запасаться впрок, – подумал, а затем улыбнулся Виктор Степанович, проникая в сокровенные уголки тела супруги.

Через две недели Юрьевы обвенчались. Службу проводил старец Мефодий. Вместе с родителями обвенчалась и Маша с мужем Василием. Валентина с Виктором Степановичем в счастливом и освященном браке прожила почти десять месяцев и умерла теплым майским утром, 16-го числа. Виктор Степанович до последнего мгновения держал за руку свою Валентину. Губы уже не шевелились, но слабеющий взор жены сказал:

– Прощай.

– До свидания, любимая, – прошептал Виктор Степанович.

Ладонь Валентины ослабла. Виктор Степанович упал головой в подушку. С этого мгновения он не услышит голос любимой. Никогда…

– Мужчина! Ваша бутылочка? Не нужна?

Высокий хрипловатый голос вырвал Виктора Степановича из сентиментальных воспоминаний. Перед ним стояла старушка, приличного вида, с пластиковым пакетом, из которого проступали силуэты пустых бутылок и алюминиевых пивных банок.

– Это не мое. Берите.

– Благодарствую, – улыбнувшись, сказала пенсионерка.

Старушка, кряхтя, нагнулась за бутылкой. Отлепила прилипший листок. Вытряхнула окурок.

– Что за привычка кидать папиросы в бутылку? Воняет же потом, сил нет.

– Принимают еще стеклотару? – спросил Виктор Степанович.

Раньше, еще в советское время, он никогда не выкидывал бутылки. Сдавал по 20 копеек за штуку. Стеклотару тогда принимали в любом продуктовом магазине или у пивных ларьков. Где теперь принимают бутылки, сколько полагается за зеленую поллитровку? – Виктор Степанович не представлял.

– Принимают, а как же.

– Где?

– Так я тебе и рассказала, – беззлобно огрызнулась старушка, – мне конкуренты не нужны.

– Хорошо. Хорошо. Я вам не конкурент. Просто интересно, сколько сейчас дают за пустую бутылку?

– Цена везде разная. Рынок, надо понимать. Смотря куда сдавать.

– Примерно, сколько?

– Ближайший прием стеклотары на Заводской, там за пивную бутылку дадут 70 копеек. А ежели дойти до улицы Народного Ополчения, там можно за рубль сдать. Но я туда не пойду. Далеко.

– Понятно.

– Загорелся, милок, прибыльным бизнесом?

– Если честно, то не очень, бабушка.

– Какая я тебе бабушка? Мне всего-то шестьдесят пять лет. Я еще ого-го!

– А мне шестьдесят два, – сообщил Виктор Степанович.

– Вот видишь, мы с тобой, считай, ровесники. Чего вылупился? Не ожидал? Если я прикид сменю, то можно еще и на танцы сходить. Пригласишь меня, кавалер? Ты я вижу свободный. Без кольца. А?

– Нет, спасибо. Я не готов.

– Неволить не стану. Думай. Я тут часто гуляю. Долго не думай. Вдруг, отойду в мир иной? – старушка заливисто расхохоталась.

– Хорошо, – улыбнулся Виктор Степанович, – подумаю.

– Ты тоже не первой свежести ухажер. Может, я твоя судьба и последняя любовь в жизни? – старушка жеманно согнула правую ногу в колене, призывно подобрала подол платья, – долго не тяни, а то придет к тебе женщина с косой. Не отвертишься от предложения. Локти будешь кусать, да поздно.

– Прикольная вы, – улыбнулся пожилой ухажер, – как вас зовут?

– Лидия Ивановна. Для тебя просто – Лида.

– Очень приятно, Лидия. Меня зовут Виктор.

Лидия слегка присела в книксене.

– Надоедать кавалерам нельзя. Ухожу. До встречи, Виктор.

Старушка, слегка покачивая бедрами, пошла в сторону. Чувствуя на затылке взгляд кавалера, не забывала внимательно осматривать урны и песочницы. Виктор Степанович мечтательно вздохнул. Годы идут, что-то меняется. Раньше он знакомился и предлагал дружбу женщинам. Теперь инициатива у слабого пола.

После безвременной кончины Валентины, Виктор Степанович жениться не собирался. Он не представлял себя в роли жениха. Сможет ли хоть кто-то заменить Валентину. И зачем? Для чего омрачать светлую память супруги? Она на наверху, наверное, все видит, – подумал Виктор Степанович.

Он часто беседовал с воображаемой супругой. Небеса слегка раздвигались, в проеме возникал призрачный лик супружницы Валентины…

– Здравствуй, любимая, – начинал Виктор Степанович.

– Добрый день, Витенька!

– Как твои дела?

– Какие у нас дела? У меня все хорошо. Расскажи о себе. Это намного интереснее.

– На пенсию вышел. Сегодня отдыхаю первый день.

– Сам ушел? Или попросили уступить дорогу молодым?

– Сам. Не хочу работать. Хочу отдыхать. Наслаждаться каждым днем.

– Пенсии-то хватит? Али на шее у детей решил разместится?

– Я немного скопил, долларов прикупил, вклад пенсионный сделал в Сбербанке. Думаю, хватит. Много ли мне надо?

– Если что бутылки пойдешь собирать, – у Валентины появились язвительные женские нотки, – да? Предприимчивый ты у меня, Витенька.

– Зачем ты так, Валя?

– Я видела. Как глазки загорелись-то при виде женской юбки. Мыслишки шаловливые забегали. Сердечко застучало. Не боишься перенапряжения, муженек?

– Валентина! – рыкнул Виктор Степанович, – прекрати!

– А если не прекращу?

– Тогда я пошел. Когда вернется нормальное настроение, тогда и продолжим.

– Как же быть в хорошем настроении, если ты вытворяешь черт знаешь-что! Пользуешься, что не дам сковородой по твоей тупой башке!

– Я не хотел. Лидия сама начала. Извини.

– Меня вокруг пальца не проведешь! Мне сверху видно все! Ты так и знай!

– Валечка, милая. Извини. Я больше не буду.

– То-то же. Прощаю.

– Спасибо.

– Хотя, знаешь, что обиднее всего?

– Что?

– Что я ничего не могу. Я – плод твоего воображения. А в твоём мозгу я какая-то истеричка и ревнивая сучка!

– Извини. Я не хотел.

– Вот именно! Ты не хотел, ты не подумал! Вечно я должна обо всем думать. Если тебе не напомнить вынести мусор, он будет лежать в пакете в прихожей неделю, пока не развоняется на всю квартиру.

– Это не правда. Я регулярно выношу мусор.

– Не может быть!

– Может!

– А на прошлой неделе, кто вынес мусор, только когда из-под пуфика потекла вонючая лужа от сгнившей картошки?

– Я, – Виктор Степанович стыдливо опустил глаза.

– И не спорь со мной.

– Я и не спорю.

– Чего хотел-то? – успокоительно спросила Валентина.

– Я тебя люблю.

– Я тебя тоже люблю, – ослепительно улыбнулась, удовлетворенная ходом перепалки, супружница.

Солнце вновь вышло из-за листвы тополей. Воображаемый лик Валентины скрылся в лучах земного светила. Виктор Степанович оглянулся, и пересел на прежнюю скамейку, на которую теперь падала тень. Отчитанный за нерадивость, вдовец сдвинул козырек бейсболки на лоб, мечтательно улыбнулся: «Хорошая, она все—таки у меня. И пропесочит, и приласкает, и уму-разуму научит».

Детей на площадке заметно прибавилось. Виктор Степанович придирчиво осмотрел новых мамашек. Ему понравилась девушка в фиолетовом платье. Молодая мама привела на площадку сразу троих детишек-погодок. Никого не выпуская из виду, спокойно раздавала указания. Детки ее слушались и шалили в меру. Валентинин типаж, подумал Виктор Степанович. Чёрные прямые волосы, прическа каре, заразительная улыбка, прямой убедительный взгляд. Хорошо! – отметил Виктор Степанович. Скинуть бы сейчас годков тридцать…

Зачем же он тогда уехал в Питер? Ведь из-за этой поездки жизнь пошла наперекосяк. Тогда Валентина не пошла бы к Алексею на свидание. Не было бы стыдливого конфуза, предательства-измены, прерывания беременности. Сидели бы сейчас на лавочке вдвоем, в обнимку. Рано ушла Валентина, для женщины пятьдесят три года – не возраст.

Обращаясь к событиям прошлых лет, Виктор Степанович теперь по-новому всматривался в детали, подмечая события, на которые раньше не обращал внимания.