Читать книгу Никакая волна - Александр Старостин - Страница 4

Единственная книга, которую она оставляет, забирая вещи – Лео Перуц, «Прыжок в неизвестное». Я читаю этот роман, стоя в очередях на вокзалах, и смеюсь над каждой строчкой.

Мы пока не знакомы.

Я в самом начале. И я падаю.

Это происходит очень неожиданно, в момент выхода на сцену. Собираюсь подключить гитару, чувствую грубый толчок в спину и проваливаюсь в бездну. Не балансирую, не цепляюсь руками, а пролетев полтора метра, оказываюсь на полу. Вместе с накатывающей болью мелькает мысль: «Кто-то хотел меня убить!»

Мы на музыкальном фестивале в петербургском клубе «Мандарин». Зал заполнен публикой. Двадцатилетние. Дымят сигаретами и потягивают пиво из пластиковых стаканов, с интересом наблюдая за происходящим.

Мои ноги застряли в ограждении, а лицо и торс прижаты к закиданному окурками полу. Я ощущаю, как липкие струйки крови скользят по лодыжкам.

Кто-то говорит:

– Вы видели, как он упал?

Им можно простить – они заплатили за билеты.

Проснувшийся охранник лениво оттесняет любопытствующих.

– Гитару не затопчите! – Я показываю на валяющийся рядом «Гибсон» с порванными струнами и трещиной в грифе.

О таком музыканты вряд ли рассказывают в своих интервью. Не говорят, каково это – после пафосного выхода на сцену внезапно беспомощно распластаться у всех на глазах.

Вспышки фотокамер.

Сочувственные взгляды.

Подволакивая ногу, я ползу в сторону гримерки, но она далеко. Музыканты открыли дверь и машут мне руками, словно утопающему, плывущему к кораблю. Сами же боятся выйти, чтобы не нарваться на восторженных фанатов.

Вот басист Фил – рыжий, в вельветовых штанах. Рядом с ним, худой, как швабра, барабанщик Тощий. Чуть сбоку – бородатый клавишник Артем. А по центру – вокалист Энди. Вся наша группа. Стоят в дверном проеме и тянут ко мне руки.

– Вы меня слышите? Там гитара! – говорю я охраннику. – Кажется, разбитая.

Но он хватает меня и тащит в гримерку.

Бледные, встревоженные музыканты собираются вокруг.

– Ну что за херня? – капризно спрашивает вокалист Энди.

Я лежу на одном из продавленных диванов и трясу головой. Боль разрастается, накрывая обжигающим потоком.

Фрэнка Заппу когда-то столкнули в оркестровую яму. Он сломал несколько костей и проткнул себе подбородок металлическим штырем пюпитра. А еще карьера Патти Смит чуть не закончилась после падения со сцены. Я тщетно пытаюсь вспомнить позитивные исходы случаев, когда музыкант выбывал из обоймы. Вроде как на одном из фестивалей барабанщик Metallica Ларс Ульрих психанул и не пришел на выступление: тогда его подменили коллеги из других групп, и шоу состоялось. Вроде бы логично.

– Может, кто-то сыграет за меня?

Клавишник Артем задирает мне брючину и осматривает рану. В разрезе на левой ноге пузырится кровь и видны сухожилия. На правой ступне отек похож на резиновый шар.

– У тебя болевой шок, – поясняет он и протягивает початую бутылку виски. – На, хлебни, и вызовем скорую.

Артем крайне рассудителен: как и в случае с поломками техники, пытается найти самый простой путь для решения. Если нет паяльника, то нужно нести в мастерскую. Я замечаю, как Энди с омерзением отворачивается.

– Попробуем что-то придумать. Как-то сыграть.

Мне хочется найти варианты.

Появляется наш менеджер Макс Змеев с упаковкой воды. Он некоторое время тупо смотрит на разбитую гитару. И только потом замечает, что его новенькие ботинки запачканы кровью, скопившейся на полу.

– Это что, блядь, такое? – приподнимает он подошву. По его шокированному лицу становится понятно, насколько он недооценил ситуацию.

– Слушай, я не понимаю, что произошло, – оправдываюсь я. – Он просто на меня налетел… как тень. Я даже не успел среагировать.

В зале разрастается шум. Скандируют название нашей группы. Все громче и громче.

– Нас ждут, – упавшим голосом говорит Энди. – Нужно выйти и что-то сказать… Мы же срываем концерт.

Макс Змеев, очнувшись от первоначального ступора, переключается в режим повышенной активности. Набирает какие-то телефонные номера. Оправдывается и лебезит. Потом, отложив телефон, спрашивает, разглядел ли я того, кто меня толкнул. Говорит, что охрана не успела его задержать.

– Неужели ты не смог рассмотреть этого козла? А? – таращится он на меня.

В этот вечер мы должны были подписать контракт с крупным лейблом «Мажор Рекордс». Издатель где-то недалеко, ходит за дверью, сложив пухлые руки за спину. Змеева, судя по всему, это волнует больше всего.

Он собирается обыграть мое падение как замысловатый рекламный ход.

Любую неудачу можно превратить в пиар.

На несчастье заработать легче легкого.

Смерть – вот идеальный информационный повод.

Крики в зале становятся все громче, а еще появляется топот. Крайняя степень нетерпения.

– Ты слышишь? – тормошит меня Змеев.

Его острый хищный нос размывается и плывет у меня перед глазами.

– Не надо волноваться, – мотаю я головой. – Пять минут, и вы сможете заценить мой самый мощный аккорд.

В этот момент Артем прекращает бинтовать мою ногу.

– И какой самый мощный?

– Фа!

Глаза Артема с удивлением и насмешкой впиваются в мои. Он вытирает заляпанные кровью пальцы об обрывок бинта и сообщает как приговор:

– Концерта не будет. Я вызываю скорую.

– Уверен? – вскидывается Змеев.

– Уверен!

Змеев плетется на сцену. Через мгновение раздается его голос, усиленный динамиками. Он извиняется за срыв выступления, говорит, что случился «кошмарный форс-мажор». На слове «мажор» на секунду заминается, видимо, вспомнив про издателя из «Мажор Рекордс», находящегося в зале.

– Вот зря не попытались, – я стараюсь быть невозмутимым.

Когда двое санитаров вытаскивают меня на носилках через заставленное коробками помещение подсобки, в зале уже играет диджей. Стены гулко вибрируют от накатывающих басов.

Любое шоу должно продолжаться, как пел мертвый классик. Иначе возврат билетов от недовольной публики разорит промоутера.

Я дергаю санитара за рукав.

– Где мой «Гибсон»? – интересуюсь я. – Куда его дели?

На улице хлещет проливной дождь. Машина скорой помощи припаркована у черного входа. Водитель курит поодаль, исподлобья поглядывая на толпу, стоящую под небольшим навесом. Публика, завидев носилки, кидается в нашу сторону.

– Без паники! Автографы достанутся всем! – Фил, как вратарь, расставляет руки.

В странном порыве мне хочется крикнуть, чтобы нашли того гада, сломавшего мне ноги, но меня прерывает Змеев:

– Давай сейчас не будем будоражить народ. – Он держит над головой пластиковые папки, прикрываясь ими от ливня, и говорит, что поклонники устроят давку, словно мы The Beatles.

Когда скорая уже готова отъезжать, внутрь машины просовывается хрупкая девочка в мокром капюшоне:

– Подождите!

За ее спиной сверкают вспышки дешевых мыльниц – это Фил фотографируется в обнимку с поклонниками.

– А ты еще куда? – Змеев проворно захлопывает дверь прямо перед ее носом.

– Да блин, я фотограф! – доносится глухой далекий голос. – Я успела снять того психа, который вас толкнул. Вам же, наверно, нужны фотографии, чтобы найти его?

Сквозь заляпанное стекло я вижу тонкую фигурку с фотоаппаратом, прикрытым куском полиэтилена. Скорая трогается, поднимая фонтаны брызг от мокрого асфальта.

– Ну хоть не передоз, как в тот раз! А то опять бы намучились, – говорит бородатый фельдшер коллеге и небрежно делает укол.

Тепло разливается по телу. Потяжелевшая вдруг голова сама откидывается на кушетку. Приплыли. Мне двадцать восемь. Десять лет я работал в музыкальном журнале и выступал на сцене в надежде чего-то добиться, и вот, в самый ответственный момент, прямо перед подписанием контракта, меня столкнули вниз! Раз – и все. Одним щелчком, словно какую-то букашку.