Читать книгу Василий Тёркин - Александр Трифонович Твардовский - Страница 2

– Дельный, что и говорить,

Был старик тот самый,

Что придумал суп варить

На колёсах прямо.

Суп – во-первых. Во-вторых,

Кашу в норме прочной.

Нет, старик он был старик

Чуткий – это точно.

Слышь, подкинь ещё одну

Ложечку такую,

Я вторую, брат, войну

На веку воюю.

Оцени, добавь чуток.

Покосился повар:

«Ничего себе едок —

Парень этот новый».

Ложку лишнюю кладёт,

Молвит несердито:

– Вам бы, знаете, во флот

С вашим аппетитом.

Тот: – Спасибо. Я как раз

Не бывал во флоте.

Мне бы лучше, вроде вас,

Поваром в пехоте. —

И, усевшись под сосной,

Кашу ест, сутулясь.

«Свой?» – бойцы между собой, —

«Свой!» – переглянулись.

И уже, пригревшись, спал

Крепко полк усталый.

В первом взводе сон пропал,

Вопреки уставу.

Привалясь к стволу сосны,

Не щадя махорки,

На войне насчёт войны

Вёл беседу Тёркин.

– Вам, ребята, с серединки

Начинать. А я скажу:

Я не первые ботинки

Без починки здесь ношу.

Вот вы прибыли на место,

Ружья в руки – и воюй.

А кому из вас известно,

Что такое сабантуй?

– Сабантуй – какой-то праздник?

Или что там – сабантуй?

– Сабантуй бывает разный,

А не знаешь – не толкуй,

Вот под первою бомбёжкой

Полежишь с охоты в лёжку,

Жив остался – не горюй:

Это малый сабантуй.

Отдышись, покушай плотно,

Закури и в ус не дуй.

Хуже, брат, как миномётный

Вдруг начнётся сабантуй.

Тот проймёт тебя поглубже, —

Землю-матушку целуй.

Но имей в виду, голубчик,

Это – средний сабантуй.

Сабантуй – тебе наука,

Враг лютует – сам лютуй.

Но совсем иная штука

Это – главный сабантуй.

Парень смолкнул на минуту,

Чтоб прочистить мундштучок,

Словно исподволь кому-то

Подмигнул: держись, дружок…

– Вот ты вышел спозаранку,

Глянул – в пот тебя и в дрожь;

Прут немецких тыща танков…

– Тыща танков? Ну, брат, врёшь.

– А с чего мне врать, дружище?

Рассуди – какой расчёт?

– Но зачем же сразу – тыща?

– Хорошо. Пускай пятьсот,

– Ну, пятьсот. Скажи по чести,

Не пугай, как старых баб.

– Ладно. Что там триста, двести —

Повстречай один хотя б…

– Что ж, в газетке лозунг точен:

Не беги в кусты да в хлеб.

Танк – он с виду грозен очень,

А на деле глух и слеп.

– То-то слеп. Лежишь в канаве,

А на сердце маета:

Вдруг как сослепу задавит, —

Ведь не видит ни черта.

Повторить согласен снова:

Что не знаешь – не толкуй.

Сабантуй – одно лишь слово —

Сабантуй!.. Но сабантуй

Может в голову ударить,

Или попросту, в башку.

Вот у нас один был парень…

Дайте, что ли, табачку.

Балагуру смотрят в рот,

Слово ловят жадно.

Хорошо, когда кто врёт

Весело и складно.

В стороне лесной, глухой,

При лихой погоде,

Хорошо, как есть такой

Парень на походе.

И несмело у него

Просят: – Ну-ка, на ночь

Расскажи ещё чего,

Василий Иваныч…

Ночь глуха, земля сыра.

Чуть костёр дымится.

– Нет, ребята, спать пора,

Начинай стелиться.

К рукаву припав лицом,

На пригретом взгорке

Меж товарищей бойцов

Лёг Василий Тёркин.

Тяжела, мокра шинель,

Дождь работал добрый.

Крыша – небо, хата – ель,

Корни жмут под рёбра.

Но не видно, чтобы он

Удручён был этим,

Чтобы сон ему не в сон

Где-нибудь на свете.

Вот он полы подтянул,

Укрывая спину,

Чью-то тёщу помянул,

Печку и перину.

И приник к земле сырой,

Одолен истомой,

И лежит он, мой герой,

Спит себе, как дома.

Спит – хоть голоден, хоть сыт,

Хоть один, хоть в куче.

Спать за прежний недосып,

Спать в запас научен.

И едва ль герою снится

Всякой ночью тяжкий сон:

Как от западной границы

Отступал к востоку он;

Как прошёл он, Вася Тёркин,

Из запаса рядовой,

В просолённой гимнастёрке

Сотни вёрст земли родной.

До чего земля большая,

Величайшая земля.

И была б она чужая,

Чья-нибудь, а то – своя.

Спит герой, храпит – и точка.

Принимает всё, как есть.

Ну, своя – так это ж точно.

Ну, война – так я же здесь.

Спит, забыв о трудном лете.

Сон, забота, не бунтуй.

Может, завтра на рассвете

Будет новый сабантуй.

Спят бойцы, как сон застал,

Под сосною впо́кат,

Часовые на постах

Мокнут одиноко.

Зги не видно. Ночь вокруг.

И бойцу взгрустнётся.

Только что-то вспомнит вдруг,

Вспомнит, усмехнётся.

И как будто сон пропал,

Смех дрогнал зевоту.

– Хорошо, что он попал,

Тёркин, в нашу роту.

Тёркин – кто же он такой?

Скажем откровенно:

Просто парень сам собой

Он обыкновенный.

Впрочем, парень хоть куда.

Парень в этом роде

В каждой роте есть всегда,

Да и в каждом взводе.

И чтоб знали, чем силён,

Скажем откровенно:

Красотою наделён

Не был он отменной,

Не высок, не то чтоб мал,

Но герой – героем.

На Карельском воевал —

За рекой Сестрою.

И не знаем почему, —

Спрашивать не стали, —

Почему тогда ему

Не дали медали.

С этой темы повернём,

Скажем для порядка:

Может, в списке наградном

Вышла опечатка.

Не гляди, что на груди,

А гляди, что впереди!

В строй с июня, в бой с июля,

Снова Тёркин на войне.

– Видно, бомба или пуля

Не нашлась ещё по мне.

Был в бою задет осколком,

Зажило – и столько толку.

Трижды был я окружён,

Трижды – вот он! – вышел вон.

И хоть было беспокойно —

Оставался невредим

Под огнём косым, трёхслойным,

Под навесным и прямым.

И не раз в пути привычном,

У дорог, в пыли колонн,

Был рассеян я частично,

А частично истреблён…

Но, однако,

Жив вояка,

К кухне – с места, с места – в бой.

Курит, ест и пьёт со смаком

На позиции любой.

Как ни трудно, как ни худо —

Не сдавай, вперёд гляди,

Это присказка покуда,

Сказка будет впереди.