Читать книгу Крестные братья - Александр Ушаков - Страница 7

Кесарев жил на тихой Суворовской улице в по-строенной в начале восьмидесятых годов двенадцатиэтажной башне.

Строго говоря, это была уже новая квартира, полученная матерью после слома ее дома на соседней улице, носившей нелепое название – улица Девятая рота.

Именно здесь, где Толя Кесарев много лет назад играл в футбол и в хоккей, когда-то маршировали бравые усачи девятой роты Преображенского полка. Возможно, и сам первый перестройщик не раз громыхал здесь своими ботфортами.

Из Сокольников Кесарев доехал до Преображенки на метро. Ему очень хотелось подойти к дому именно со стороны площади.

Купив у выхода из метро газеты и несколько роскошных букетов роз, он перешел на другую сторону.

Повернув к кинотеатру имени Моссовета (знаменитый «Орион», где в свое время собиралась вся преображенская и окрестная шпана, был давно сломан), он вдруг услышал, как его окликнули:

– Толя!

Это была Галька Назарова, с которой он учился в школе. Конечно, теперь уже не Галька, а Галина Михайловна, но… для Беса она навсегда осталась Галькой.

И эта неожиданная встреча несказанно обрадовала его. Он даже увидел в ней некое доброе предзнаменование.

Обняв когда-то любившую его пятидесятилетнюю женщину, он поцеловал ее и протянул ей розы.

– Да ты что, Толя? – На глазах Гальки блеснули слезы. – Не надо! Тебе ведь они, наверное, для дела нужны!

– Надо, Галька, еще как надо! – улыбнулся Кесарев, стараясь скрыть охватившее и его волнение. – А цветы для того и предназначены, чтобы дарить их женщинам!

– Сколько же мы не виделись, Толя? – спросила вдруг Назарова. – Десять? Двенадцать?

– Около того, – улыбнулся Кесарев.

– А ты… – нерешительно начала было она.

– Да, Галя, – не стал обманывать ее Кесарев. – Я только что вернулся из колонии.

Они помолчали, думая об одном и том же. Неисповедимы не только пути Господни…

– А как у тебя дела? – снова улыбнулся Кесарев.

– Все нормально, Толя, – как-то уж слишком быстро произнесла Назарова, и Кесарев понял, что до нормальности у Гальки, по всей видимости, далеко.

Жизнь у Гальки не сложилась. По-своему, конечно. Она очень долго не выходила замуж. И вы-шла только потому, что не выходить уже было нельзя. И до сих пор… любила его, Толю Кесарева, с которым когда-то целовалась в сквере. И пригласи он ее сейчас к себе…

Может быть, при других обстоятельствах он бы и пригласил. Но сегодня ему очень хотелось побыть одному. И он сказал:

– Заходи как-нибудь, Галя! Буду рад!

И по этому «как-нибудь» Галька поняла, что заходить ей к Кесареву не стоит.

– Зайду! – тем не менее жалко улыбнулась она.

Кесарев долго смотрел на ее все еще стройную удаляющуюся фигуру. Ему было грустно.

Войдя в квартиру, он сразу же открыл все окна и принялся за уборку. Именно об этом он почему-то мечтал последние месяцы перед освобождением. И теперь с удовольствием мыл, драил, протирал…

Часа через три Кесарев отправился в магазины, благо их только в его доме было целых пять. Вернулся он с полными сумками продуктов и в сопровождении трех молодцов из «Шарпа», где приобрел всевозможную технику. Потом расставил вазы с цветами. Все! Теперь можно было и отобедать.

Он пожарил в микроволновке цыплят и заставил весь стол всяческой вкуснятиной. Затем налил большую хрустальную рюмку «Лимонной».

– С новосельем, Толя! – поздравил он сам себя и с удовольствием выпил.

Пообедав, Кесарев сварил кофе и развалился на тахте. Давно он не испытывал такого наслаждения.

Потом принялся за газеты. Почти все они сообщали об убийствах на Лавочкина и Гастелло. И чего только не нагородили журналисты! И борьбу кланов и месть! А один дописался аж до ревности!

«Дурачки, – отбросил последнюю газету Кесарев, – все куда проще… Один продал, других наняли, третий… наказал… Вот и все…»

Ладно, черт с ними, пусть разбираются! Все равно не разберутся… Ему о другом надо думать. О будущем. Ведь, по сути, предстояло начать все сначала.

Что ж, и начнет… А ждут его впереди далеко не розы, благоухавшие сейчас в квартире, а пистолеты и автоматы (ножи теперь казались невинной детской игрушкой).

Добровольно никто ничего не даст… «Никогда ни у кого не просите… сами все дадут…» – вспомнил он Булгакова. И усмехнулся. Эх, Михал Афанасьич, Михал Афанасьич! Ни хрена никто не даст! Хоть проси, хоть не проси!

Да что там далеко ходить? Его отношения с тем же Крестом никогда не были особенно теплыми. Так чего же ожидать от него сейчас? Ведь как-никак он конкурент, а конкурентов никто не жа-лует…

Вторые же роли не для него! Не ему ходить под кем бы то ни было. Это однозначно.

Как бы ни сложилась его жизнь, но наследственность сказывалась. Талантливый отец, прекрасно воспитанная и образованная мать, привившая ему любовь к чтению… И даже тот… другой, с которым позже связала свою судьбу мать, был далеко не заурядным человеком…

Но жизнь сложилась именно так, как сложилась. И в сорок шесть лет он уже не поступит на факультет журналистики, о котором когда-то мечтал. Он вообще уже больше никуда не поступит.

«Дорога в жизни одна…» – вдруг вспомнил он песню своей молодости об оборванце, подравшемся с матросом «из-за пары распущенных кос».

Да, дорога у каждого своя, и у него тоже, и никуда ему уже не свернуть, при всем желании. Даже если на ней и стреляют…

А с Галькой он, конечно, зря так… «Как-нибудь…» А может, и не зря. Правда в любом случае лучше.

Когда Кесарев проснулся, было уже около шести часов.

Он сварил кофе и взял телефонную трубку.

– Слушаю! – почти сразу же ответил хорошо знакомый баритон.

– Здравствуй, Олег!

– А, Толя! – в общем-то равнодушно прозвучало на том конце провода. – С возвращеньицем!

– Спасибо!

Кесарев вовсе не ожидал, что Крест зайдется от радости. Но отчетливый холодок, который собеседник даже не посчитал нужным скрыть, был ему неприятен. И поскольку Крест, как чувствовалось, не собирался продолжать разговор, Кесарев сухо сказал:

– Когда мы сможем увидеться?

И снова – холодный душ, да еще после долгой паузы.

– Ну, приезжай часам к девяти в «Фиалку»…

И, не прощаясь, Крест положил трубку, как это обычно делают большие начальники. Видно, он и на самом деле возомнил о себе, что ж, тем хуже для него…

«Заходи как-нибудь, Галя…» – вспомнил Кесарев. Вот именно! «Ну, приезжай…»