Читать книгу Россия в войне 1941-1945 гг. Великая отечественная глазами британского журналиста - Александр Верт - Страница 6

Техника советской танковой колонны, разбитая на проселочной дороге. Июнь 1941 года

Рано утром 22 июня 1941 г. немцы приступили к выполнению «плана Барбаросса», над которым Гитлер и его генералы работали предшествующие полгода. А русские недостаточно подготовились к отражению их нападения. Немецкое наступление, начатое в трех направлениях (на Ленинград на севере, Москву в центре и Украину и Кавказ на юге) и ставившее конечной целью занять в короткий срок фактически всю территорию европейской части СССР вплоть до линии от Архангельска до Астрахани, потом провалилось. Но первые недели – по существу, первые три с половиной месяца войны – были для русских почти полной катастрофой. Основные силы советской авиации были уничтожены в первые же дни; были потеряны тысячи танков; сотни тысяч, а может быть, и миллион советских солдат попали в плен в результате ряда операций по окружению, осуществленных немцами за первые две недели войны; и ко второй неделе июля некоторые германские генералы уже считали войну фактически выигранной.

Почему это оказалось возможным? Согласно объяснению, данному Сталиным (которое много лет потом оставалось официальной версией), эти первоначальные неудачи были вызваны тем, что немцам в огромной степени помог элемент внезапности. Правда, впоследствии Сталин сам признал, что со стороны СССР были допущены «некоторые ошибки», но вначале об этих ошибках не упоминалось, и единственным объяснением, которое приводилось в июле, были «внезапность и вероломство» германского нападения.

Это объяснение не вполне удовлетворило советский народ в то время: многие годы ему столько говорили о колоссальной мощи Красной Армии, что безостановочное, неодолимое продвижение немцев, сумевших за первые три недели войны дойти до Смоленска, окрестностей Киева и подступов к Ленинграду, явилось для него страшным ударом. Многие задавались мучительным вопросом, как это могло случиться. Однако перед лицом страшной угрозы, нависшей над Советским Союзом, было не до анализа причин случившегося. Некоторые, правда, потихоньку ворчали, но как бы там плохо ни было и какие бы ошибки ни были совершены, единственное, что оставалось, – это сражаться с захватчиками. Очень скоро в сознание советских людей глубоко проникла идея Великой Отечественной войны, борьбы не на жизнь, а на смерть. Слова об «Отечественной войне», прозвучавшие в знаменитом выступлении Сталина по радио 3 июля, произвели на всех такое глубокое впечатление именно потому, что они отразили мысли, которые в тех трагических обстоятельствах народным массам хотелось услышать в четкой и ясной формулировке. Потрясенная и ошеломленная страна получила наконец конкретную программу действий.

Это не меняет того факта, что вначале СССР оказался совершенно не подготовленным к отражению германского нападения.

При жизни Сталина не делалось серьезных попыток вскрыть и проанализировать многочисленные коренные и ближайшие причины военных неудач 1941 г., и фактически только после XX съезда КПСС в 1956 г. советские военные историки принялись объяснять, что же произошло в действительности.

Объяснения поражений 1941 г. многочисленны и затрагивают очень широкий круг вопросов. Из главных коренных причин одни являются историческими (например, чистки 1937 г. в Красной Армии), другие – психологическими (постоянная пропаганда тезиса о непобедимости Красной Армии), третьи – профессиональными (отсутствие у Красной Армии настоящего опыта ведения войны по сравнению с немцами и во многих случаях низкий уровень боевой подготовки) и, наконец, четвертые – экономическими (несмотря на передышку, предоставленную советско-германским пактом, советская военная промышленность не сумела превратить Красную Армию в хорошо оснащенную современную армию).

Одним из важнейших русских изданий последнего времени является труд «История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941–1945», первый том которого вышел из печати в 1960 г. Этот труд с подкупающей откровенностью объясняет многие печальные события 1941 г. В частности, в нем довольно подробно анализируется плохая психологическая подготовка к будущей войне и Красной Армии, и советского народа в целом.

Так, 1-й том обращает особое внимание на тенденцию принимать желаемое за действительное, пронизывавшую пресловутый проект Полевого устава 1939 г.

Советская «История войны» резко критикует этот документ, как и другие военно-теоретические пособия, ходившие в Красной Армии до 1941 г.

«В принципе, – говорится там, – эти положения были правильными… Однако… указания проекта Полевого устава воспринимались слишком прямолинейно, догматически… Недооценивалась возможность вторжения вражеских войск на… советскую землю»[13], Советская теория стратегии отрицала эффективность «молниеносной войны», отвергая ее как однобокую буржуазную теорию. Советская военная теория базировалась в большой степени на принципе, что всякое нападение на Советский Союз завершится полным разгромом врага на его собственной территории.

Таким образом, советская военная теория делала весь упор на наступление, а неспособность Польши и Франции отразить нападение немцев слишком легко объяснялась: а) отсутствием организованного сопротивления и б) подрывной деятельностью «пятой колонны» во Франции и неоднородным национальным составом армии в Польше.

«Советская стратегия признавала оборону необходимым видом вооруженной борьбы, но подчеркивала ее подчиненную роль по отношению к наступлению. При этом вопросы обороны наша теория разрабатывала неполно. Она считала оборону возможной и необходимой на отдельных направлениях, но не на всем стратегическом фронте. В принципе стратегия считала возможным вынужденный отход, но только на отдельных участках фронта и как временное явление, связанное с подготовкой наступления. Не разрабатывался вопрос о выводе крупных сил из-под угрозы окружения…»[14]

В «Истории войны» содержится ссылка на еще один важный момент, а именно «отрицательное влияние», которое оказывал на развитие советской военной науки культ личности Сталина.

«Культ личности вел к догматизму и начетничеству, сковывавшим инициативу военных исследователей. Он вынуждал ждать указаний одного человека, искать подтверждения теоретических положений не в самой жизни и практике, а в готовых формулах и цитатах… Отсутствовало такое решающее условие успеха научного творчества, каким является широкое обсуждение вопросов военной теории»[15].

Имелись и другие недостатки. Красная Армия обладала очень небольшим опытом ведения современной войны. Ее единственным большим опытом была гражданская война 1918–1920 гг., но она была очень мало похожа на современную войну. Правда, после этого была война в Испании, в которой русские принимали некоторое участие, но, как говорится в «Истории войны»:

«Своеобразный и ограниченный характер боевых действий в Испании был истолкован однобоко. Например, из опыта этой войны пришли к выводу о нецелесообразности существования крупных бронетанковых соединений, родиной которых являлась наша страна. На основе этого ошибочного вывода в 1939 г. были расформированы механизированные корпуса, которые в дальнейшем пришлось воссоздать уже непосредственно накануне Отечественной войны»[16].

В 1938–1939 гг. велись также успешные бои против японцев у озера Хасан и на реке Халхин-Гол, но они тоже не были похожи на большую войну, начавшуюся в 1941 г. Кое-какие горькие уроки были, правда, извлечены из зимней войны в Финляндии, но их не успели достаточно широко претворить в практику. Что же касается вторжения немцев в Польшу и во Францию, то в Красной Армии существовала безответственная тенденция воображать, будто «у нас этого не может произойти» – по крайней мере на широком фронте.

Этот безответственный оптимизм и тенденция принимать желаемое за действительное нашли свое полное отражение в политико-воспитательной работе в Красной Армии в 1940–1941 гг. «История войны» сейчас признает, что в этой области был допущен ряд ошибок, особенно в вопросах, касающихся Германии. Под влиянием советско-германского пакта антинацистская пропаганда была почти сведена на нет. Не делалось ровно ничего, чтобы дать понять, что наиболее вероятным противником России в будущей войне является Германия. Значительная часть пропаганды как в армии, так и среди советского народа в целом была в 1940 г. и даже в 1941 г. проникнута в высшей степени инфантильным стремлением принимать желаемое за действительное.

«Большой вред воспитанию советского народа в духе преодоления трудностей возможной войны, – говорится в «Истории войны», – нанесли настроения легкой победы над врагом, распространявшиеся накануне войны… Такие настроения… культивировали, например… фильмы «Если завтра война» и др. Некоторые газеты, в том числе и армейские, давали этим неполноценным и легковесным произведениям положительную оценку, усугубляя наносимый ими вред.

Некоторые авторы[17] считали, что при первых выстрелах войны любое империалистическое государство немедленно развалится. Они не придавали значения тем большим усилиям, которые предпринимались в фашистских странах для одурманивания народных масс, террористической расправы с непокорными, для создания личной материальной заинтересованности солдат и офицеров, а также их семей в военном грабеже». Таковы, согласно советской «Истории войны», главные причины психологической неподготовленности советского народа и Красной Армии к германскому вторжению в 1941 г.

Не менее серьезной, чем эта психологическая неподготовленность к войне против нацистской Германии, была военная неподготовленность Красной Армии как в смысле отвечавшего современным требованиям обучения ее личного состава, так и с точки зрения количества, а особенно качества ее снаряжения.

В этой связи встает важный вопрос: действительно ли Советское правительство полностью использовало 22-месячную передышку, предоставленную ему советско-германским пактом?

В настоящее время советские историки доказывают, что в 1940–1941 гг. Советский Союз имел очень прочную промышленно-экономическую базу, заявляют, что «трудно переоценить значение тех оборонных мероприятий, которые были проведены в СССР за неполных 22 месяца…»[18], но признают, что это не дало тех конечных результатов, на какие можно было рассчитывать. С одной стороны, верно, что, как говорится в «Истории войны»:

«Советская экономика располагала материально-технической базой, позволявшей… развернуть массовое производство всех видов современного вооружения и боевой техники и одновременно обеспечить… потребности Советских Вооруженных Сил и населения в условиях войны»[19].

Советский Союз имел крупнейшую в Европе машиностроительную промышленность; за три пятилетки в нем было построено около 9 тыс., новых крупных промышленных предприятий: 1500 за первую пятилетку, 4500 – за вторую и 3000 – за первые три года третьей пятилетки (то есть до 1941 г.). В 1940 г. в СССР было выплавлено 18,3 млн. т стали, добыто 31 млн. т нефти и 166 млн. т угля; в 1941 г. эти показатели предполагалось значительно увеличить. Военные расходы составляли в годы второй пятилетки только 12,7 % бюджета, но с начала мировой войны они выросли до 26,4 %. Начиная с сентября 1939 г. партией и правительством были приняты меры для расширения производственной мощности некоторых отраслей военной промышленности, в частности авиационной, по меньшей мере на 100 % в ближайшие полтора-два года. Но одно дело – все эти планы, и совсем другое – достигнутые результаты. По признанию «Истории войны», к концу 1940 г. они все еще были крайне неутешительными; не стали они особенно значительными и к середине 1941 г. – моменту германского вторжения.

«Новые советские самолеты – истребители Як-1, МиГ-3 и бомбардировщик Пе-2 – стали выпускаться лишь в 1940 г. и в очень малом количестве. Так, например, самолетов МиГ-3 было произведено в 1940 г. 20, Як-1 – 64, а Пе-2 насчитывалось всего 1–2 машины. В первой половине 1941 г. положение улучшилось. Истребителей новых типов – МиГ-3, ЛаГГ-3, Як-1 – промышленность дала 1946, бомбардировщиков Пе-2 – 458 и штурмовиков Ил-2 – 249.

Однако это количество машин не могло изменить общего соотношения старых и новых самолетов в войсках…»[20]. Не лучших показателей добилась и танковая промышленность. В июне 1941 г. Красная Армия имела очень большое количество танков, но почти все они были устаревших типов.

Новые танки KB и Т-34, доказавшие впоследствии свое превосходство над германскими танками, в 1939 г. еще не были пущены в производство. В 1940 г. было произведено всего 243 танка KB и 115 танков Т-34; внушительное увеличение было достигнуто только в первой половине 1941 г., когда с конвейеров сошло 393 танка KB и 1100 танков Т-34.

«Недопустимо медленно» расширялось также производство пушек, минометов и автоматического оружия. Вину за это «История войны» возлагает на заместителей наркома обороны Г. И. Кулика, Л. 3. Мехлиса и Е. А. Щаденко; Кулика, в частности, критикуют за то, что он пренебрегал производством автоматов, важность которых он упорно отрицал и отсутствие которых поставило советскую пехоту в крайне невыгодное положение. Выпуск боеприпасов отставал в 1941 г. даже от производства пушек. Хотя первые специальные противотанковые ружья были изготовлены в России в 1940–1941 гг., к началу войны армия их еще не получила[21].

В очень слабое положение ставило Красную Армию также отсутствие в Советском Союзе развитой автомобильной промышленности; в июне 1941 г. в СССР имелось всего 800 тыс. автомашин, и значительную часть орудий приходилось передвигать на лошадях или совершенно не приспособленными для этого сельскохозяйственными тракторами.

С другой стороны, по мнению многих экспертов, советская артиллерия была лучше немецкой: в 1940–1941 гг. началось массовое производство реактивных снарядов, впервые примененных в финскую войну, а знаменитые «катюши» почти с самого начала приобрели исключительную популярность в Красной Армии. Впервые они были введены в действие под Смоленском примерно в середине июля.

Радар был в Красной Армии в зачаточном состоянии, и даже обычная радиосвязь между армейскими частями не являлась общим правилом. «Многие командиры не умели пользоваться радиосвязью… предпочитали ей проводные средства»[22]. В условиях высокомобильной войны такая связь зачастую оказывалась совершенно бесполезной.

Это только один из многих примеров, показывающих, что в 1941 г. солдаты и офицеры Красной Армии нередко уступали своим немецким противникам в профессиональном отношении; по оценке самих советских военных руководителей, их солдаты и офицеры в сущности только в 1943 г. сравнялись в профессиональном отношении с солдатами и офицерами германской армии и даже превзошли их.

В 1941 г. лишь у очень немногих офицеров и солдат был непосредственный опыт участия в войне; при этом среди них было много новых людей, только недавно подготовленных для «замены» тысяч офицеров, ставших жертвами репрессий 1937–1938 гг. Хотя в августе 1940 г. был вновь введен принцип единоначалия путем упразднения военных комиссаров, отношения между многими командирами и политработниками оставались не очень хорошими, хотя (в июле 1940 г.) 54 % офицеров были членами или кандидатами партии, а 22 % – комсомольцами. Как мы увидим, офицеры полностью вступили в свои права только осенью 1942 г.

Серьезные упущения имелись и в подготовке специализированных войск, в частности танковых экипажей и летного состава. В «Истории войны» содержатся поразительные признания на этот счет. В день нападения немцев в приграничных районах не только не хватало современных танков и самолетов, но ощущался и серьезный недостаток хорошо подготовленных летчиков и танкистов.

«Танки Т-34 и KB начали поступать в приграничные округа лишь в апреле – мае 1941 г., и к началу войны во всех пяти военных приграничных округах их насчитывалось всего 1475, в том числе KB – 508, Т-34 – 967. Правда, в войсках имелось значительное количество танков старых типов (БТ-5, БТ-7, Т-26 и др.)…

Генеральный штаб СССР исходил из предположения, что эти войска будут полностью укомплектованы за те несколько дней, которые пройдут между мобилизацией и фактическим началом военных действий.

«Вся организация обороны государственной границы исходила из предположения, что внезапное нападение противника исключено, что решительному наступлению с его стороны будет предшествовать либо объявление войны, либо фактическое начало военных действий ограниченными силами, после чего советские войска смогут выдвинуться к своим оборонительным позициям и занять их… Не была создана оперативная и тактическая группировка сил для отражения вражеского удара»[23].

Далее в «Истории войны» приводится таблица, показывающая, что в главных районах вторжения немцы обладали несомненным численным превосходством над советскими войсками, но к этому превосходству добавлялось также большое качественное превосходство, так как среди советских солдат в приграничных районах имелось много новобранцев, не обладавших ни знаниями, ни опытом.

Трагична история о том, как были уничтожены, по большей части в первый же день вторжения, современные самолеты русских, сосредоточенные в западных районах.

Для новых скоростных самолетов требовалось удлинить взлетные полосы, поэтому летом 1941 г. в приграничных округах сооружалась новая аэродромная сеть. Строительство новых аэродромов и переоборудование старых находились в руках НКВД. Здесь в «Истории войны» имеется намек на безответственность и ошибки бериевской организации. Не считаясь с предостережениями военных, Берия принялся одновременно строить и переоборудовать большое количество аэродромов в приграничных округах.

«В результате… истребительная авиация скопилась на ограниченном количестве аэродромов, что лишило ее маневра, затруднило маскировку и рассредоточение. Кроме того, некоторые аэродромы… были придвинуты чрезмерно близко к границе, что делало их крайне уязвимыми в случае внезапного нападения авиации противника. Отсутствие готовой аэродромной сети к 22 июня 1941 г., скученное расположение авиационных частей на немногочисленных аэродромах мирного времени, многие из которых были хорошо известны противнику, явились одной из причин тяжелых потерь, понесенных нашей авиацией в первые дни войны»[24].

Тяжелым было положение в приграничных военных округах в тот день, 22 июня. Пропускная способность железных дорог в новых приграничных районах, вошедших в состав СССР начиная с 1939 г., была в три-четыре раза ниже, чем на германской стороне. Строительство укреплений вдоль новых границ также находилось в июне 1941 г. лишь в начальной стадии. Летом 1940 г. был разработан план укрепления западной границы, но он был рассчитан на несколько лет. Укрепления на старой границе (1938) были демонтированы, на новой же к началу войны было построено только несколько сот долговременных огневых точек и орудийных позиций. План строительства противотанковых рвов и других противотанковых и противопехотных препятствий был выполнен лишь на 25 %. Немцы, конечно, прекрасно знали об этих укреплениях, аэродромах и т. п. «История войны» упоминает не только о засылке немцами начиная с 1939 г. многочисленных разведывательных групп на территорию СССР, но и о более чем 500 нарушениях советского воздушного пространства германской авиацией, из которых 152 имели место в первую половину 1941 г. Во избежание осложнений с Гитлером пограничные войска, согласно «Истории войны», получили строгий приказ не сбивать германские разведывательные самолеты над советской территорией.

В советской «Истории войны» делается многозначительный вывод, что у советского Генерального штаба имелись совершенно разумные планы, согласно которым граница должна была стать гораздо менее уязвимой к концу 1941 – началу 1942 г., но что в условиях угрозы со стороны Германии в 1941 г. все делалось слишком медленно и слишком поздно. Далее следует утверждение, что ни Генеральный штаб, ни Наркомат обороны не проявили бы такой некомпетентности, если бы не совершенно необоснованные репрессии «в отношении руководящих командных и политических кадров в 1937–1938 гг.».

Упоминание о Тухачевском и других жертвах чистки, разумеется, дает крайне неполное представление о действительном положении: следует учесть, что временно или окончательно было устранено не менее 15 тыс. офицеров, то есть около 10–15 %, но среди старшего и высшего командного состава этот процент был еще более высоким.

Положение по советскую сторону границы составляло, конечно, разительный контраст с тем, что происходило на германской стороне. Здесь с середины 1940 г., то есть еще до того даже, как «план Барбаросса» был окончательно принят (он был принят 18 декабря 1940 г.), немцы тщательно готовили почву для возможного нападения на Советский Союз. В течение года, предшествовавшего вторжению, были построены шоссейные дороги, в том числе автострады, железные дороги и широкая сеть аэродромов; в течение этого же периода немцы построили или усовершенствовали в Польше не менее 250 аэродромов и 50 взлетно-посадочных полос для своих смертоносных «хейнкелей», «дорнье» и «мессершмиттов».

По словам немецкого хроникера, «в июне 1941 г. миллионы немецких солдат ворвались в Россию без энтузиазма, но со спокойной уверенностью в победе»[25]