Читать книгу Свеча над пропастью - Александр Владимиров, Тиана Веснина - Страница 6

Утро казалось сумрачным и удивительно серым; короткое русское лето быстро убегало дальше и дальше на юг, уступая место осени, предвестнице холодного, мертвого сезона Природа хмурилась, сердилась, готовилась всплакнуть обильным дождем. Люди на остановке в ожидании трамвая, ежились, поднимали воротники, каждый из них, наверное, с грустью думал: «Как же так, еще несколько дней назад было относительно тепло и вдруг…Что же ты наделала, госпожа Капризная Погода?» Высокая стройная девушка в ярком, красивом плаще беспокойно поглядывала на небо по другой причине: как бы дождь не размазал по лицу косметику («Дурочка, забыла зонт!»). К счастью, подошел трамвай, она вскочила в вагон, забралась на мягкое сидение. Здесь можно хоть немного подремать. Девушка зевнула и мысленно сказала себе:

– Какая ты несчастная, Лиза! Так рано вставать! Неужели целую жизнь ровно в пять будет трезвонить проклятый будильник? И тебе вечно придется садиться в этот трамвай?..

Лиза закрыла глаза, наступал тот небольшой период, когда она могла помечтать в полудреме. Она уже «покинула» Алексеевск, жила в большом городе – Москве, Санкт-Петербурге, или даже заграницей. У нее была собственная машина, дом, богатый поклонник, который каждый день дарил ей дорогой подарок. Про работу медсестры она позабыла, она вообще не работала, а занималась исключительно одним: готовилась к будущей поездке на Багамы…

– Девушка, ваш билет?

(«Приехали!»)

– Проездной! – сердито ответила Лиза. – Пора бы запомнить. Не первый раз езжу этим маршрутом.

Такого прекрасного сна больше уже не было, зато наступил период воспоминаний: вчера они с Костиком классно потусовались в баре. Потом он пригласил Лизу к себе, девушка хорошо понимала, какова цель такого приглашения. Но сделала круглые глаза, когда Костик начал к ней приставать. Лиза сопротивлялась, правда слабо, неумело…

– Ах, – вздохнула девушка. – Если бы на его месте был Ди Каприо. На худой конец Том Круз. Впрочем, подошел бы и Костик. Но ведь он обманет, мама говорит, мужчинам верить нельзя. И что в итоге? Стану я старой, никому не нужной.

У Лизы аж мороз пробежал по коже: ей уже девятнадцать. Ди Каприо и Круз уходили от нее дальше и дальше, а реальный Костик хитро улыбался…

Она и не заметила, что трамвай остановился. Конечная, ее остановка! Лиза с тоской подумала о белом халате и больных. И погода все больше хмурится. Как не хочется выходить!

– Девушка, – на этот раз рассердилась кондуктор, – вы не проспите остановку?

– Не просплю, – смутилась Лиза и выскочила из трамвая.

Она пробежала по небольшой аллее и оказалась под аркой огромных мрачных ворот. Психиатрическая больница, где она работала, представляла собой длинное, двухэтажное здание, выкрашенное в грязно-серый цвет. Решетки на окнах служили надежными охранниками для больных, изолировали их от кипевшей вне этих стен жизни, с другой стороны, они охраняли тайны самой больницы, иногда по-настоящему жуткие. Каждый раз, когда Лиза оказывалась поблизости, у нее начинало стучать сердце, бесшабашность мгновенно улетучивалось, возникало ощущение страшного замкнутого пространства, которое сжималось вокруг нее! Обычно подобное ощущение быстро проходило, но сейчас Лиза почему-то никак не могла взять себя в руки. От мрачных глухих стен веяло безысходностью; прямо перед девушкой хлопнули двери, заставив Лизу на секунду остановиться, у нее возникло странное чувство, что сейчас эти самые двери закроют мир не только для больных, но и для нее!

«Если бы когда-нибудь вырваться из этих стен!»

Невдалеке радостно заворчал Малыш, самый серьезный охранник больницы. Официально это овчарка (так уверяет медсестра Настя), но у Лизы и других были на сей счет серьезные сомнения. Малыш жил в пристроенной сторожке возле будки сторожа. Если появлялся чужой, он встречал его громким лаем, зато «своих», то есть сотрудников, он знал по запаху и звуку голосов, при их появлении проявлял бурю эмоций (хотя все понимали, что по-настоящему он любил одну Настю), даже при виде Лизы, уделявшей ему не слишком много внимания. Вот и сейчас она ему лишь кивнула и вошла в здание.

По длинному, бело-голубому коридору Лиза направилась к столику, за которым сидела ее напарница Настя. Несмотря на то, что девушки были сверстницами и работали вместе, подругами они не были. Слишком разные характеры: веселая болтушка Лиза, мечтающая о парнях, о красивой жизни, и молчаливая, меланхоличная, полностью ушедшая в себя и работу Настя. Вероятно, Настя считала Лизу пустышкой, но той было все равно. Сама она давно окрестила Настю монашкой. («Хотя, говорят, у нее даже был ухажер»). Лиза с удивлением подмечала, что мужчины на Настю посматривают. «Кому интересно встречаться с такой занудой? Только и бубнит: тому больному надо принести то, тому – то… Как будто кроме больных на свете нет ничего. Да и несовременная она, за модой совсем не следит. Нет, если бы я была парнем, сбежала бы от нее на второй день».

– Опаздываешь, – сказала Настя.

Лиза хотела схохмить, втянуть голову в плечи и виновато пробормотать: «Простите, Анастасия Вячеславовна!», но осеклась. Настя выглядела очень бледной, а большие темные глаза смотрели с болезненной усталостью.

– Ты нездорова? – воскликнула Лиза.

– Голова раскалывается.

– Таблетки принимала?

– Не помогают.

– Что же тебе посоветовать?..

– Мне надо на воздух. Прогуляюсь, и все пройдет.

– Настенька, милая… – Лиза прижалась к ней и потерлась носиком о щеку. Настя прекрасно понимала, к чему эти нежности.

– Опять? – строго спросила она.

– Да, солнышко. Подежурь за меня послезавтра. А потом, когда скажешь, я… У меня очень хороший парень, Костик, работает на стройке. Кстати, у него есть друг. Хочешь, познакомлю?

– Спасибо не надо.

– Странная ты, – не сдержалась Лиза. – Ни с кем не встречаешься.

– Оставь решать мои проблемы мне самой.

– Хорошо, – вздохнула Лиза. – Так как насчет замены?..

– Я согласна.

– Умница. Дай я тебя поцелую.

– Не подлизывайся.

– Ты самая лучшая!.. Кстати, как наши больные?

– Вспомнила! Вот, держи журнал. Тут записано, что кому нужно принести.

– Принесем! Принесем! – неожиданная радость по поводу освобождающегося послезавтра вечера закружила Лизу.

– Ты что?! – воскликнула Настя. – Здесь же больница.

– Точно! А я и забыла, – расхохоталась Лиза. – Сейчас переоденусь, а ты спокойно иди домой.

– Да, Лиза…

– Что еще?

– Не понимаешь?

– Опять?

– Опять!

– Но кто?..

– Если бы я знала! Вероника Артемовна рвет и мечет. Мол, только у нас, у нескольких человек ключи от кабинета и, соответственно, доступ к наркотикам.

– Пусть ругается, вызывает милицию. Я тут не при чем.

– Я тебя и не подозреваю.

– Пусть начальство разбирается и все выясняет. А я пошла переодеваться.

– Значит, я тебе тут все записала насчет больных.

– Хорошо, хорошо.

Настя вздохнула, с сожалением посмотрела на свои записи в журнале, словно опасалась, как бы легкомысленная Лиза чего-нибудь не перепутала, потом переоделась и покинула здание больницы.

Свежий ветер принес ей некоторое облегчение, головная боль отступила, однако ее по-прежнему преследовал неприятный разговор с заведующей отделением Вероникой Артемовной Глызиной. Как она возмущалась, даже грозила. Насте оставалось лишь выслушивать и тихонько оправдываться. Сама Настя, конечно же, не крала никаких наркотиков, других медсестер подозревать сложно. Однако кто-то же их ВОРУЕТ!

Настю отвлек недовольный лай Малыша, если Лизе он мог бы простить невнимание, то любимице Насте – никогда. Она не просто, как никто здесь, ухаживала за четвероногим питомцем, именно она нашла и привела Малыша в больницу.

Возможно, благодаря Насте Малыш вообще остался жив. Когда-то у него был хозяин по имени Петр, но это было очень давно. Однажды Петр заявился домой поздно и, посмотрев на щенка, недовольно бросил:

– Извини, Боб, но у меня нет больше времени заниматься тобой.

А Боб вилял хвостом, стараясь показать хозяину, что он терпел. Терпел весь день и не сделал лужи. А иначе бы ему опять попало…

– Залезай-ка сюда, – Петр посадил щенка в большую сумку и вынес на улицу. План уже был придуман, он спешил к трамваю.

Трамвай подъехал к последней остановке, Петр вышел, расстегнул сумку. Боб выскочил, лизнул руку хозяина. Он снова терпел, снова не сделал лужи. Но больше терпеть он уже не мог, подбежал прямо к кустику и поднял ножку…

– Тьфу! – сплюнул Петр, – хоть бы отошел в сторону. Все, закончил дела? Теперь ступай за мной.

Щенок едва поспевал за Петром, который шел быстрыми шагами и все время поглядывал в сторону трамвая. Тот уже делает круг, значит, скоро отправится обратно. Главное, успеть…

Они подошли к больничному забору, вокруг которого рос кустарник. Петр раздвинул кусты, бросил тряпку и приказал Бобу:

– Давай сюда! Теперь сиди и жди меня! Вот тебе еда.

Петр быстро пошел к трамваю, а Боб не посмел последовать за ним, он боялся грозного хозяина.

Наступила ночь, щенок сжался в комок, прислушиваясь к каждому незнакомому звуку, чужие запахи пугали, но он, вглядываясь в темноту, все ждал и ждал Петра. К утру, измученный жаждой, он полизал с листьев росу, вздохнув, проглотил колбасу. Вокруг него – новый шум, новые запахи, порой резкие, неприятные. Но нет главного запаха – его хозяина.

Он прождал его целый день и целую ночь, не сходя с места, которое ему указал Петр. Он не мог ослушаться, он только повизгивал, призывая хозяина скорее вернуться.

К утру следующего дня голод стал нестерпимым, щенок заскулил сильнее, умоляя Петра прийти. Несчастный Боб и подумать не мог, что никогда его больше не увидит… А вокруг – запахи чужих людей! Они проходили мимо, кто-то смотрел на брошенного щенка с безразличием, кто-то старался поскорее пройти мимо, чтобы не видеть его страданий.

Ему повезло, появилась Настя, она склонилась над Бобом и воскликнула:

– Тебя бросили, крошка? Конечно, бросили! Пойдем со мной.

Собачье сердце подсказало Бобу, что Петр уже не придет. Он снова тяжело вздохнул и понуро поплелся за девушкой. Настя привела Боба в больницу, поселила в пристройке к сторожке, дала ему новое имя Малыш. Малыш быстро рос, превращаясь в «подобие овчарки» и эта кличка уже не подходила ему. Но раз назвали… Многие из персонала его полюбили, и он отвечал взаимностью, но больше всех он, конечно же, обожал Настю.

– …Милый мой, – Настя ласково потрепала питомца. – С этими проблемами я совершенно забыла про тебя. А ведь в холодильнике остались косточки. Да, да, специально для тебя. Придется вернуться.

Сторож Матвеич случайно оказался рядом и услышал слова девушки. Он даже немного рассердился:

– Ни в коем случае. Знаешь, сколько этот прожорливый товарищ уже сегодня съел? Я говорил нашей поварихе Вале: нельзя так, закормишь собаку.

Он начал перечислять все, что Малыш умял, Настя укоризненно посмотрела на питомца:

– Значит, хотел меня обмануть? Заставить зря вернуться?

Малыш и не оправдывался, он ответил девушке красноречивым взглядом: «Да, я уже сыт. Но прошу, побудь немного со мной».

– Я скоро приду, обязательно приду. Но сейчас я должна уйти…

Как объяснить Малышу, что она не в силах слышать металлического голоса Вероники Артемовны, ее холодного взгляда, незаслуженных упреков. Но главное – ее ждет дома больная мама.

– Так я пойду?

Малыш лизнул ее горячим языком, он прощался с ней…

Недалеко от больницы находилось маленькое кафе.

Настя иногда заходила сюда выпить чашку кофе, съесть пирожное или бутерброд. Ей нравились здесь и относительная дешевизна, и царящая атмосфера, и приятный обходительный хозяин. Настя взглянула на часы: мама наверняка еще спит, так что время у нее есть.

Несколько небольших столиков будто застыли в ожидании посетителей. Хозяин – высокий парень лет двадцати восьми с постоянной улыбкой на лице и очень добрыми глазами при виде Насти залился краской. Его единственная сотрудница – официантка Ирина тут же подошла к шефу и тихонько сказала:

– Пришла твоя королева, Игорь.

Он кивнул и опустил голову.

– Чего ты тянешь? Не подойдешь, не пригласишь ее куда-нибудь? Только так должен поступать мужчина.

– Почему-то не могу, – честно признался Игорь, которому безумно нравилась эта скромная девушка с большими глазами и гладко зачесанными на пробор темными волосами.

– Не робей, – настаивала Ирина. – Девушки любят решительных. А современные девушки – еще те штучки…

– Она другая, – резко бросил Игорь. – И давай не будем!

– Как знаешь. Кто ее станет обслуживать: я или ты?

– Я.

– Хорошо.

Ирина покачала головой, наблюдая, как Игорь нерешительно подходит к Насте. Игорь замечательный человек, но… Слишком уж добрый для этого мира. Не раз возникала ситуация, когда у какого-нибудь студентика не хватало денег расплатиться. Игорь напуская суровый вид, говорил ему:

– В следующий раз принесешь остальное.

«Студентик» пропадал, а там или вообще не появлялся, или «забывал» о долге. А Игорю неудобно было напоминать. Ирина возмущалась, предупреждала шефа:

– Ты так быстро разоришься.

– Выкручусь, – отвечал Игорь.

Однако Ирина знала: Игорь не выкрутится. Маленькое кафе, оставленное ему покойной матерью, скоро пойдет ко дну. И не только из за его щедрости и доброты. Господин Верников, неофициальный хозяин их города, решил прихватить еще и ресторанный бизнес. Он повсюду открывает свои бары, кафе, рестораны, ночные клубы. Конкуренты Верникову не нужны, и глава администрации Алексеевска его большой друг… Сколько уже маленьких кафе «канули в вечность»!

«Надо искать новую работу», – грустно подумала Ирина, наблюдая, как ее шеф принимает у Насти заказ.

– …Итак, вам?..

– Чашку кофе и бутерброд с сыром.

– У нас есть замечательные булочки.

– Нет, спасибо.

– За счет заведения, – пробормотал Игорь и окончательно стушевался, поскольку посчитал, что сказал глупость.

– Я вам очень благодарна. С удовольствием попробую булочки, только… я сама заплачу.

Настя взглянула на Игоря своими большими глазами и тут же отвела их. Девушка поймала себя на мысли, что Игорь ей симпатичен. Но после той истории с Геннадием она стала относиться к молодым людям несколько настороженно.

Игорь опять же не смог найти нужных слов, лишь закивал и ушел. Ирина отпустила очередную шутку по поводу «слишком робких мужчин», однако он не отреагировал. Удивительная девушка с бледным лицом и большими глазами напомнила ему серну. Он любовался Настей и был не в силах оторвать от нее взгляд…

– Эй, друг, не заснул?

– Что?

– Спустись на грешную землю, – засмеялась Ирина. – Видишь у нас клиентка. Вот кофе, булочка и бутерброд с сыром. Или я все-таки сама ее обслужу?

– Нет, нет, я!

В этот самый момент в кафе вошли несколько мужчин и женщин, что-то взволнованно обсуждающих. Игорю пришлось переключиться на них. Настя так же невольно слушала обрывки разговора:

– Убили! Да как зверски!..

– Именно зверски! Он просто терзал ее труп…

– Может, это ограбление?..

– При ограблении так жестоко не убивают…

– А вдруг это опять тот маньяк?..

– Наверняка! Скоро ходить по улицам будет невозможно…

– Но как жалко женщину. Она ведь работала в роддоме…

«В роддоме?» – сразу насторожилась Настя. Она знала многих работающих там врачей и медсестер. Она подошла к посетителям кафе:

– Извините…

– Вам что, девушка? – спросил плотный мужчина с родимым пятном на щеке.

– Я случайно услышала… Вы сказали, убили женщину из роддома…

– Да. В лесу, недалеко от дома, где она жила. Так, по крайней мере, говорят люди.

– Туда не пробиться, место оцеплено милицией, – взволнованно сказала его соседка. – Мы узнали о происшествии со слов других. От них же мы выяснили имя жертвы и место ее работы.

– И кто это?.. Нет, нет, не подумайте о простом любопытстве. Я сама работаю в больнице, лично знаю многих врачей и медсестер в городе.

– Ее фамилия Самсонова.

– Самсонова?!.. Анфиса Константиновна?!..

Настя действительно знала Анфису Константиновну.

Правда, не слишком хорошо. Оставался еще один не менее страшный вопрос:

– Вы сказали, что действовал маньяк?

– Да, да, – воскликнула женщина. – Очевидцы рассказывают, ей прогрызли горло, а потом рвали на части органы. Помните, некоторое время назад так же жестоко убили другую женщину, продавщицу из магазина?

Тот случай потряс весь Алексеевск. Маньяка не нашли, но после этого случая подобных убийств в городе не было. И вот опять…

Перед глазами Насти вдруг возник темный силуэт, с темным пятном вместо лица. Неизвестный с торжествующим смехом бросился на нее… Настя вскрикнула, отшатнулась, но поняла, что это мираж. Посетители кафе посмотрели на нее кто с удивлением, кто с сочувствием. Та же разговорчивая женщина заметила:

– На вас так подействовала эта история?

– Да…

У нее возникло странное ощущение, что маньяк рядом и готовится нанести новый удар. Только теперь жертвой может стать сама Настя. К счастью, это ощущение быстро прошло. Она опять присела за свой столик. Какое кошмарное утро! Воровство в больнице, неприятный разговор с Вероникой Артемовной, новое страшное убийство в городе…

У Насти снова сильно заломило виски. Пора домой, мама уже проснулась… Девушка не сразу заметила, что к ней подошел Игорь:

– Вам нехорошо? Может быть, что-то нужно?

– Не волнуйтесь. Мне гораздо лучше, – соврала Настя.

Зверское преступление произошло спустя две недели по приезде Онежского в Алексеевск. Милиция и прокуратура города были поставлены «на уши», начальство требовало немедленно поймать опасного маньяка. Работали лучшие специалисты, но пока вся их работа результата не приносила. Правда, новых кровавых злодеяний, подобных убийству в лесу, пока не происходило. Но ведь между первым и вторым преступлениями маньяка тоже прошло некоторое время. Он временно залег «на дно»?

Виктор просматривал материалы дела, когда к нему зашел Рыков. Григорий Семенович сочувственно покачал головой:

– Ни минуты покоя, Виктор Иванович?

– Да, – согласился Онежский. – Знаете, о чем я думаю? О личности убитой. Почему жертвой стала именно она?

– Ах, Виктор Иванович, – вздохнул Рыков. – Разве нам дано проникнуть в фантазии больного человека?

– То есть вы считаете, на месте Самсоновой могла быть любая другая женщина?

– Безусловно. Вы ведь уже ознакомились с показаниями Анны Ильиничны Родионовой? Старушка уверяет, что она предупреждала Самсонову не выходить на прогулку в ночной лес. Предупреждала о большой преступности. Самсонова не послушала. Преступность! – вздохнул Рыков, – к сожалению, это проблема сегодняшнего дня.

– Анна Ильинична считает, что жертва была чем-то взволнована.

– Нет, нет, Виктор Иванович, давайте уточним, я ведь также внимательно ознакомился с протоколом: ей ПОКАЗАЛОСЬ, будто Анфиса Константиновна НЕМНОГО ВОЛНОВАЛАСЬ.

– И где же тут противоречие?

– Давайте посмотрим на дело с несколько иной стороны: возраст у Анны Ильиничны почтенный. Она слишком потрясена произошедшим. В таких случаях люди, особенно пожилые, начинают выдавать желаемое за действительное. И когда она говорит, что «немного волновалась», ключевым является слово «немного». На самом деле Анфиса Константиновна могла быть совершенно спокойной.

– Григорий Семенович, вот точные слова Родионовой: «Она была будто не в своей тарелке, когда пошла в сторону леса, несколько раз оглянулась…»

– Предположим. Но почему, точнее, после чего убитая стала оглядываться?

– ?!..

– После предупреждения старушки-соседки о большой опасности. Такие «пророчества» кого хочешь напугают. Анна Ильинична ведь не думала, что окажется провидицей.

– Почему вы так упорно отметаете версию, что убить хотели именно Самсонову?

– Конечно, ни отметать, ни опровергать ничего нельзя. Однако, дорогой Виктор Иванович, послушайте совета опытного человека, который хорошо знает обстановку в городе. Мы проверили биографию Самсоновой… Нет, мы перевернули всю ее производственную и личную жизнь! Никогда никакого криминала за ней не числилось. Ее убил маньяк, потому что он ХОЧЕТ УБИВАТЬ. Почему незадолго до этого он убил гражданку Евдокимову? Кому помешала скромная продавщица? Кому могла помешать медсестра из роддома? Допустим (только допустим!) Анна Ильинична права: Самсонова действительно из-за чего-то волновалась. Что следует из этого? Ничего. У человека неприятности на работе, плохое самочувствие и так далее. Наконец, она могла волноваться из-за того, что не складывается, например, личная жизнь.

Онежский с любопытством посмотрел на Григория Семеновича:

– Как вы все четко разложили по полочкам.

– По-прежнему не согласны?

– Надо все обдумать.

– Думайте, Виктор Иванович. Но не сегодня.

– Не сегодня?

– Работа работой, но мы с вами приглашены в ночной клуб «Волшебный сон» на выступление Глории.

– Право слово…

– Нельзя, нельзя отказываться Виктор Иванович. Наше начальство там будет.

– Раз начальство…

– Кроме того, она ведь вам понравилась.

– Кто?

– Мария Нестерова, то бишь Глория.

– Любопытная информация.

– Виктор Иванович, я старше вас едва ли не в два раза. Мой опыт – это мой опыт. Я заметил, как тогда в машине вы смотрели на ее афишу.

– Ах, это…

– Именно, Виктор Иванович! Вы были на ее концерте?

– Нет.

– Вот видите! Срочно исправить ошибку! – уже в который раз Григорий Семенович залился таким знакомым смехом.

Виктор согласился принять предложение, он считал, что давно пора зайти в этот клуб и посмотреть на Глорию. Вновь и вновь он вспоминал странный сон своей юности. Что за таинственная нить связывает его с незнакомой танцовщицей из Алексеевска?

Ночной клуб «Волшебный сон» сиял огнями, швейцары при входе учтиво кланялись публике, в основном, местной элите. Внутри все столики были заняты; столбом стоял табачный дым, из которого, как челноки из тумана, появлялись изящные официантки. Они не шли, а порхали, будто бабочки, под сладкие взгляды посетителей мужчин.

– Нам сюда, – Рыков обнял Виктора за плечи, подвел к столику, что стоял в углу недалеко от сцены. Здесь уже разместились трое: непосредственный начальник Онежского Василий Леонтьевич Струков, невысокий, седоволосый мужчина, на лице которого никогда не проявлялось никаких эмоций, руководитель так называемой «конторы» Алексеевска Денис Денисович Пушкарев, полный, с большой, лысой, похожей на мяч головой и еще один человек, которого Онежский ранее лично не встречал, но прекрасно знал по многочисленным фотографиям в местной прессе и выступлениям по телевидению. Человек этот тут же протянул Онежскому руку:

– Рад нашему знакомству. Слышал, с каким рвением вы взялись за дела.

– Стараюсь, – немногословно ответил Виктор и внимательно всмотрелся в самого богатого человека в городе Дмитрия Алексеевича Верникова. И сразу понял, человек этот волевой, что чувствовалось по сильному пожатию руки, по пронзительному взгляду больших черных глаз. У Виктора возникло странное чувство, будто два различных существа, две противоположных силы соединились в плоти Дмитрия. Когда он улыбался, то превращался в скромного, даже застенчивого относительно молодого еще человека (ему вероятно нет и сорока), с игравшим, как у ребенка, румянцем на щеках. Но стоило ему повернуться в профиль, как хищный нос вкупе с огненными глазами ясно говорили: перед вами тот, кто при желании подомнет под себя любого вставшего у него на пути.

– Товарищ полковник, – начал было Виктор, обращаясь к своему непосредственному начальству, но Верников его прервал:

– Извините, Виктор Иванович, извините, господа, но может мы сегодняшним вечером без чинов и докладов? Василий Леонтьевич?..

– Я не против, – с традиционной невозмутимостью ответил Струков.

– Вот и прекрасно! Присаживайтесь, господа, присаживайтесь! Виктор Иванович, я взял на себя смелость заказать кое-что из спиртного.

– Я пью мало.

– Я тоже, но иногда следует расслабиться. Тем более, на сегодняшнем выступлении. Глория, это настоящее чудо города. Главный бриллиант в нашей короне, хотя «бриллиантов» у нас, как вы успели заметить, много. Здесь, в Русском Черноземье, столько богатств! Только бери их и используй во благо России и ее замечательного народа.

Официантка наполнила бокалы опоздавших Рыкова и Онежского, Верников поднял свой и несколько извиняющимся тоном произнес:

– По старшинству, по занимаемому положению должны говорить либо наш уважаемый Денис Денисович, либо Василий Леонтьевич. Но разрешите мне. Хочу произнести тост за человека явно недюжинного ума, который вливается в наш замечательный коллектив. Да, да, Виктор Иванович, я тоже член коллектива, поскольку по возможности помогаю правоохранительным органам Алексеевска.

– Дмитрий Алексеевич решает целый комплекс вопросов, связанных с материальным обеспечением, – вставил Струков, – новые машины, обмундирование. Раз государство не в состоянии…

– Государство нынче бедное, – вздохнул руководитель «конторы».

– Не будем о грустном, – умоляюще произнес Верников. – Итак, за нового центуриона нашего города! Надеюсь, мы подружимся.

– Хорошие люди должны дружить, – дипломатично ответил Онежский. Правда, он не выпил, а просто пригубил, несмотря на недовольные возгласы: «До дна! До дна!» Руководитель «конторы» пробурчал:

– Настоящие мужики так не поступают.

– Каждый пьет в меру своих возможностей, – примирительно заметил Верников. – Я, Виктор Иванович, ознакомился с одной из ваших статей, любопытно, доложу вам, любопытно. – И руководителю «конторы». -Денис Денисович, вы не знакомы с теорией господина Онежского? Он утверждает, что любой убийца – человек с больной психикой. И что его можно опознать по определенным нормам и стереотипам поведения. Такого интересного специалиста я бы пригласил к себе, в свою фирму. Но не будем пока о делах. Вы видели выступление Глории?

– Нет. Но сейчас посмотрю на ваш бриллиант. Кстати, кто она? Откуда?

– Жена нашего главного архитектора. Вон он сидит с товарищем через два столика от нас. Нет, нет, не постоянно жующий толстяк, а тот, что рядом с ним.

Муж танцовщицы был полной противоположностью своему соседу: худой, с осунувшимся печальным лицом, в котором, однако, проглядывало благородство.

– Глория выступала в Санкт-Петербурге, – продолжал Верников. – Однако Михаил (ее муж) уговорил ее приехать к нам в Алексеевск. Я ее видел еще в северной столице, она поразила меня и специально для Глории я построил этот клуб. Назвал его «Волшебный сон». Знаете почему? Потому что Глория – это и есть волшебный сон!

Онежский посмотрел на Дмитрия и вдруг начал догадываться: она ему безумно нравится. А может они любовники?

Свет в зале стал потихоньку гаснуть, шум в баре сразу стих, воцарилась тишина, в которой ощущалось… напряжение. Все ждали чего-то необычного, и это ожидание невольно передалось Виктору, по его жилам, будто, пробежал электрический ток.

А затем грянули первые аккорды, несколько лучей упали на небольшую круглую сцену, вспыхнул экран, и появилась проекция удивительного по красоте сада;

деревья, казалось, застыли здесь в вечном цветении, благоухали цветы, от ярких красок которых рябило в глазах; подпевая в такт музыке волшебными голосами, порхали птицы; то тут, то там мелькали бабочки, когда камера приближалась к ним, перед зрителями возникали их крылышки, расцвеченные самыми невероятными узорами. Между деревьями – дубами, кипарисами, пальмами прогуливались животные. Кого только здесь не было: грозные короли звериного мира львы и стройные красавицы лани, блистающие красным золотом шкур лисицы и юркие зайцы, и многие-многие другие – все мирно уживались в этой чудесной долине Доброты.

«Очевидно, имеется в виду райский сад», – подумал Онежский.

Но вот среди царства Красоты появилось самое прекрасное Божественное творение – Женщина! Виктору показалось, что он оглох, и не удивительно, зал раскололся от аплодисментов. К зрителям вышла Глория.

Сначала Виктор решил, что она обнажена, но нет, ее нагота – обман, тело танцовщицы плотно облегало полупрозрачное трико, которое словно подчеркивало совершенство божественной фигуры. Онежский, как бы невзначай, перевел взгляд на Верникова; глаза Дмитрия были прикованы к сцене, губы что-то шептали, но различить этот шепот было невозможно.

А Глория вспорхнула и, подобно птице, полетела по сцене. Улыбка ее была чиста и невинна, движения – легкими, плавными и дополнялись шанэ, батманами, пируэтами. Сколько же в ней грации, изящества, будто совершенная женщина – прародительница Ева спустилась к современным людям, дабы подарить им хотя бы частицу своего совершенства.

Но ведь это и есть Ева, ее прообраз!

В музыке зазвучали тревожные аккорды, луч прожектора скользнул вверх, Виктор увидел, что прямо с колосников по лиане спускается огромный Змей, чешуя которого сверкает и переливается, точно украшенная крохотными изумрудами. Змей внимательно и упорно смотрит на Еву, а она, вместо того, чтобы бежать, сама не в силах оторвать взора от необыкновенного создания. Дерзкий гипноз продолжается. Тело актрисы становится мягким, податливым, Змей обвивает его, и в руках пленницы, словно невзначай, оказывается золотое яблоко. Ева по-прежнему смотрит на совратителя с доверчивой улыбкой, потом откусывает кусочек и глотает.

Аккорд в оркестре прозвучал так, будто удар ножа оборвал чью-то жизнь. Скрипки, тихо рыдая, уступили место медным инструментам. На лице Евы, сменяя друг друга, проносятся недоумение, беспокойство, стыдливость. Она с тревогой осматривает свое обнаженное тело и отчаянно ищет, чем бы прикрыть его. Спокойствие и умиротворение навсегда исчезли из ее глаз, теперь их переполняет страх.

И вот перед нами уже другая Ева: ее движения стали резкими, порывистыми. Как будто сжигаемая неистовым огнем, она мечется, мечется, хочет увидеть совратителя Змея, однако исчез враг рода человеческого, оставив ей долгие, неисчислимые страдания.

Ева вновь улыбается, но в той улыбке проскальзывает что-то порочное. Она извивается, становясь подобием Змея, вихрем проносится по сцене и, наконец, застывает в позе отчаяния. Луч прожектора впивается ей в лицо, и зрители видят застывшую на нем маску ужаса.

Танец закончен, а зал несколько секунд приходит в себя и только после этого взрывается новым оглушительным громом аплодисментов, возгласами: «браво!», «бис!». Глория уходит, потом снова появляется, укутанная темной материей, снова кланяется. И так несколько раз, пока не исчезает за кулисами. Среди громких реплик: «Бесподобно…», «Великая танцовщица!..», «Как поставлен номер!..» и прочее, Виктор слышит простой вопрос Дмитрия:

– Ну, как?

Вопрос обращен к Онежскому. Что можно ответить?

– Блестящая женщина! Высочайший мастер.

– Вы абсолютно правы, – в словах Верникова вдруг послышалась некая грусть. – Она обычно открывает шоу. Танцует всего один танец. Иногда – два. Представление продолжится, но вряд ли вы сможете его смотреть. Все слишком буднично и неинтересно.

– Обычно ударный номер запускают в конце любого представления.

– Правильно. Но таково ее условие…

Номера следовали один за другим: фокусники, певцы, пародисты и т. д., однако у Виктора сложилось ощущение, что никто особенно не смотрел на сцену. Все вспоминали Глорию. Верников подозвал официантку, тихонько прошептал:

– Еще не ушла?.. Да, да, букет! Самый большой и красивый.

– Пригласите ее за наш столик, – предложил Виктор, которому так же не терпелось познакомиться с Глорией.

– Она не придет, – сухо ответил Дмитрий.

Разговоры о танцовщице как-то сразу прекратились, а спустя некоторое время, все вспомнили о позднем времени, о завтрашних делах и разошлись. Провожал Виктора Григорий Семенович, который опять без видимой причины заливался смехом, и, как бы между прочим, заметил:

– Хороший вечер. Такие знакомства вам не помешают.

– Не помешают, – согласился Онежский.

– Хотя… Вы, вероятно, не собираетесь долго у нас задерживаться?

– С чего вы решили?

– Не смешите, Виктор Иванович, молодой, карьерный человек, умеющий вести себя в любом обществе. Из таких как вы, выходят Генеральные прокуроры.

– Не преувеличивайте моих достоинств.

– Правда, правда. Кстати, вы ведь учились с одним из наших сотрудников? С Цветковым Сергеем Владимировичем?

– Да.

– Между нами: ваше мнение о нем?

– Когда я его знал, он был отличным парнем.

– Вы дружили?

– Дружили, и одно время – сильно.

– А потом?

– Как вам сказать, между нами возникло некоторое недопонимание… Но мы остались в хороших отношениях. Цветков человек достойный.

– Понятно. Вот и приехали. Кстати, вам пора подумать о собственной квартире.

– Меня устраивает гостиница.

– Да, да, одинокому мужчине лучше в гостинице. А почему одинокому? Столько красивых девушек вокруг. И у меня есть пара приятельниц… – Григорий Семенович просто давился от смеха. – Такие классные штучки.

– Целых две, Григорий Семенович? Многовато для меня будет!.. Спасибо, до завтра. Точнее, увидимся уже сегодня через несколько часов.

– До свидания, Виктор Иванович.

Виктор вылез и, как бы невзначай, обернулся. Даже в темноте видно, что Григорий Семенович не улыбается.

Онежский поднялся к себе в номер, разделся, лег в кровать. Однако, несмотря на поздний час, долго не мог уснуть, все анализировал последние события. Злодейское убийство женщины… Скорее всего, действовал маньяк. Рыков усиленно убеждает, что жертвы выбраны случайно. А если нет?.. Продавщица из магазина и медсестра из роддома – что у них общего? Ничего, кроме пола и возраста. Выходит, убивают женщин средних лет, и, по большому счету, Рыков прав?

А если нет?

Далее, почему столько людей напрашиваются к нему в друзья? Сначала Григорий Семенович, потом Верников («Надеюсь, мы подружимся!»)… Чем их так привлек новый следователь?

Разговор с Рыковым в машине… Явная попытка выяснить их отношения с Цветковым. Зачем? Обычное любопытство или здесь что-то еще?

Постепенно мысли Виктора сосредотачивались на удивительной танцовщице Глории. Виктору почему-то казалось, что ее глаза во время танца были обращены… к нему. Женщина о чем-то просила. Но о чем?