Читать книгу Город горького шоколада - Александр Волынцев - Страница 38

* * *

– Сергей Анатольевич, вы недавно принимали участие в работе Научного комитета ООН по действию атомной радиации. Но это не единственная организация за рубежом, к которой и вы, и ваш институт имеют отношение?

– Да. Кроме того, есть Международная комиссия по радиологической защите (МКРЗ). Там тоже четыре человека из России, трое – из Челябинской области.

– Чем вообще занимается эта комиссия?

– Она занимается одной очень простой вещью: разработкой стандартов облучения.

Если вы работали или работаете на нашем градообразующем предприятии, то, наверное, сталкивались с такими понятиями, как нормы радиационной безопасности (НРБ), а еще есть «Основные санитарные правила обеспечения радиационной безопасности (ОСПОРБ)».

Эти документы чаще всего созданы на основе документов, которые делает Международное агентство по атомной энергии (МАГАТЭ). А для своих документов МАГАТЭ берет те стандарты, те идеи, которые разработала МКРЗ. Это та самая, первая, инстанция, которая занимается стандартами радиационной безопасности.

– В том числе основываясь и на ваших данных?

– Да, в том числе. В МКРЗ существует пять комитетов.

В комитете по эффектам атомной радиации специалисты занимаются изучением последствий воздействия.

Вторая часть занимается дозиметрией, то есть стандартами – как измерять дозы и т. д.

В третьем комитете занимаются медицинским облучением (воздействие флюорографии, компьютерной томографии и т.д.).

Четвертая часть занимается окружающей средой.

Пятая – применением рекомендаций МКРЗ.

Все нормы радиационной безопасности во всех странах идут от этой комиссии. Комиссия разрабатывает все эти нормы, затем они утверждаются в МАГАТЭ, в научном комитете ООН по действию атомной радиации, а затем транслируются на следующие уровни.

Много очень интересных вопросов есть в этих стандартах.

– А что до них человеку, далекому от «Маяка»?

– Не скажите. Вот, например, что касается города Озёрска: нет совершенно никаких стандартов, отражающих то, что мы живем в такой экологически непростой ситуации. С точки зрения радиации. И кто мы? Вроде бы не работники ПО «Маяк», не ликвидаторы, а по многим параметрам некоторые люди получают довольно значимые дозы…

– Например? Если не секрет…

– Не секрет – Новогорный. В Новогорном большие (по сравнению с Озёрском) дозы облучения. В первую очередь, от предприятия, которое находится прямо по ветру. В Татыше тоже есть некоторое превышение…

– Это аукаются результаты первых лет работы «Маяка»?

– Совершенно верно. Всё это, в основном, привнесено в первые годы. Мы, как простые жители Озёрска, не работающие на «Маяке», в год получаем 3—4 миллизиверта за счет природного облучения, 2—3 миллизиверта от медицинского облучения (они неконтролируемы, их никто не контролирует, на них нет никаких стандартов). И есть «ж-ж-ж-жуткая» цифра, получаемая персоналом ПО «Маяк»: 1 миллизиверт.

– То есть к вопросу о радиофобии: воздействие от «Маяка» значительно меньше, чем то, что получают люди от природы и медицины?

– Да.

– А что же Фукусима?

– А что Фукусима? Там ничего не произошло. С точки зрения урона людям. Ни-че-го. После цунами они уже знали, что будет взрыв. И просто эвакуировали людей. А все эти аварии (за 20—30 километров от эпицентра взрыва) угрозы уже не представляют. Даже такая большая. В воду много ушло. Ну и что? В океане разбавилась – и всё.

И хотя, казалось бы, Япония – передовая страна, а люди первые месяцы не проверялись на внутреннее содержание радионуклидов. Поэтому, например, по йоду сказать вообще ничего нельзя. Потому что йод распадается за 8 дней, да еще и выводится очень быстро.

– А урон организму радиоактивный йод наносит?

– Да. В основном – детям. Вот в Чернобыле основной доказанный урон – это дети, у которых зафиксирован рак щитовидной железы.

– Это еще и доказывать надо?

– Да. Очень тяжело доказывать, сравнивать и выяснять, за счет чего выросло число обнаружения данного заболевания. Был, например, до аварии в этом населенном пункте только фельдшер, а после аварии прилетели профессора. Фельдшер сидел, только молоточком бил по ногам, коленный рефлекс исследуя. А приехали профессора с качественной аппаратурой для УЗИ и прочих исследований, которых вообще не было. Наверное, они обнаружат больше заболеваний, чем обнаруживал раньше фельдшер. Только вот они обнаружены как результат аварии или как результат серьезного обследования? Вопрос.

Хочется отметить, что в Чернобыле, в отличие от Фукусимы, была полная открытость.