Читать книгу Радуга дурака - Александр Волынцев - Страница 4

Когда б вы знали, из какого сора…

А.А.Ахматова

1.

Перо да бумага:

Ну что еще надо?

Старуха-бродяга

Нашепчет строку,

В которой свобода

Нежданного брода

Подтянет урода

Кольцом к потолку.

2.

На дыбе поэту

Не выпить кларету,

Не бросить монету,

Свое нагадав,

Но рвется в чернила

Кипящая, с пыла,

Пока не застыла,

Строка – на года.

3.

Развязаны руки.

И – новые трюки.

И – старые муки:

Молчащий листок.

И муза-бродяга

(Лицом – доходяга)

Припрятала, скряга,

Цветной лоскуток.

2001

Где-то стонет Сонет под Гитарой.

Гитара не пара,

Но по ладам:

Под струною сонетовы кости.

Пахнет ладаном…

Ну, да ладно вам!

Вы советовать бросьте,

Не жених – вы – с невестой, а гости,

И негоже вам…

Окна рожами

Под рогожами

Занавесок из тюля утильсырья.

Штабс-мадера стаканит по скатерти,

Медью не тряси, не на паперти,

Сыпь бумажными, да погуще цвет —

Это раз в сто лет…

Поседевший Сонет

Свою празднует Смерть…

И Сонет нынче спет,

И карманы монет,

И счастливый обед

после завтрака,

И от лысины свет,

И газеточный бред,

И накреслочный плед,

И начреслочный след…

Водосточный Фагот

Напоследок всплакнет

И украдкой утрет

Об асфальтовый ворс

Покореженный нос…

1991

Играй, моя гитара, играй,

Еще горит свеча на столе,

Еще строят непонятный мне рай

Тени на кирпичной стене.

Еще горят в камине дрова,

Дразня простуженный дрожащий туман,

Еще кружит мостами Нева,

Не принявшая мой талисман.

Что с того, что ветер выбил окно,

Что с того, что кони вышли на лед —

Уже светлеет золотое сукно

На востоке, возле Нарвских Ворот.

Что с того, что догорела свеча,

Снова утро разгоняет печаль:

Как ни странно, но до первого дня

Я дожил опять. Ночь, прощай!

Играй, моя гитара, играй!

Пока горит свеча на столе,

Пока строят непонятный мне рай

Тени на кирпичной стене…

1993

Жили-были

и писали картины.

Были-жили

и писали поэмы.

И переходили дорогу

к ближайшему гастроному

не по звездам,

а в неположенном месте.

Были ночи —

а недосыпали.

Были деньги —

а недоедали.

И того и другого

было мало

и не хватало.

Но ОНИ не жалели,

ОНИ Неба искали.

Одни из НИХ возвращались,

другие же – уходили.

Тешились и утешались.

И смеялись, и пели,

когда было особенно туго.

Но ОНИ не жалели,

ОНИ просто – так жили.

А потом – умирали.

По-разному и незаметно.

Оставались картины и песни.

И окурки в немытой посуде…

Люди ИХ позабудут,

заселив опустевшие комнатки.

Потому что ОНИ – не Герои.

Просто были – Художники.

1993

Хороший повод выпить двести…

А лучше – сразу по пятьсот!

Погиб поэт, невольник чести…

Подай-ка, братец, бутерброд.

Любви, надежды, тихой славы…

Недолго мучил нас запой.

Ушел поэт, как от шалавы

От жизни этой… Брат, открой.

Судьба не бережет поэта.

И тот азартен: кто кого?

Восстал он против мненья света…

Пельмешки, кстати, не того…

Но лишь потребует поэта

К последней жертве Аполлон —

Поэт шагает с табурета

В бездонный мáлиновый звон…

И всё же, хорошо, дружище,

Что мы не в рамке на стене,

Что можем жахнуть по полтыщи…

Дай, Джим, на счастье лапу мне…

Горит восток зарёю новой

И вместе с ней горит закат…

Козырной картою бубновой

Открытий вскроется расклад:

Что, правда, друг не умирает,

Лишь рядом быть перестает,

Сто грамм тебе не наливает,

И сам, практически, не пьет…

2007

Хорошо быть косяком.

Неокрашенным притом.

Непокрашенным при этом

Недоделанным поэтом.

Ведь растут у этой суки

Не сказать откуда руки.

И друзья – такие ж твари:

Всё лабают на гитаре…

Дом – без окон и дверей…

Дядя мент, входи скорей!

Хорошо быть косяком.

В беломорине, притом.

И смотреть, как чья-то крыша

Отъезжает выше… выше…

Вот и съехала. При этом

Крыша встретилась с поэтом.

С рифмой завязал он летом.

Стал прозаиком раздетым.

Ведь рифмуй иль не рифмуй —

Гонораров, братцы, нет…

2008

Альтернативные ребята,

альтернативные девчонки —

корячатся, вгрызаясь в тело

карандаша бедром бумаги.

И тянутся к душе ручонки,

чтоб вырвать клык страданий томных,

чтоб выбить рык стремлений тёмных

и обеззвучить трупный гогот

альтернативного сознанья,

где вывернут кишкой наружу

вчерашних дней слюнявый демон,

где на заборе сушит рожу

альтернативная листовка

педерастрелянного гея —

героя хроник куниллинго-

спидозного недотрахоза…

Но что тебе, Поэт до этих

аноргазмических вселенных?..

Когда шипит в твоем бокале

«Клико» свободы и забвенья!

Живи! Хрипи пером в накале:

«Йоу! Помню чЮдное мгновенье!!!»

2007

Отжурчала вода в унитазе,

Отзвенел телефон под матрацем,

Холодильник утерся слезою

Безгранично пустого пространства.

Отлетает листок календарный

И ложится в мозайку собратьев,

А ладони уставших проспектов

Обмывает ночная прохлада.

Гаснет вечера синий фонарик,

Облегченно вздыхает бумага,

Недопитая чайная помесь

Будет ждать подогрева на утро.

Отшумят переулками годы

Монументами строк рукописных,

И прелюдии наших аккордов

Буду признаны гением истин.

И поставят на площади мрамор,

А на мраморе – наши лица.

Назовут моим именем время

И истории лучшей страницей…

1991

Февраль обрыдался, доставши чернила.

С весной затерялся паршивец курьер.

На кладбище старом разрыта могила,

Но медлит с расстрелом палач-изувер.

Трамвайные вены разносят, наверно,

Навеки застывшую массу рабов.

Вокзальные шлюхи, умытые стервы,

Спешат в институты промывки мозгов.

Зима рассыпает алмазные крошки…

Да чтоб тебя в душу! Паскуда курьер…

Но Пушкин всё просит моченой морошки…

И едет Есенин. В декабрь. В «Англетер».

2008

Не третьим петухом за горизонтом

Слетает сон в разбитых зеркалах:

Хромающим трамвайным перезвоном

Предупреждает утро о стихах…

Ни Нобелевских премий, ни сомнений

О месте гениального пера,

Ни полуночных забутыльных прений

Не будет больше. Умерло. Вчера.

Не будет ни наград, ни славословий.

Плевки да брань – достойная судьба,

Как признак наивысшего сословья —

Печать и крест Усыновленного раба.

2010

Повремени еще немного —

Я не готов перешагнуть

Зимы последнего порога

И свой билет назад вернуть.

За право протекать в бумагу

Безумием ночных морок,

За счастье променять отвагу

Бойца

На мудрость новых строк,

За глупость быть никем для мира

И льдом сухим в руках кипеть,

За честь служить мишенью тира

И яблочком пробитым петь —

За это все —

Простит ли Небо

Некрепкие мои шаги,

Привязанность к земному хлебу

И неумение любить?

2000