Читать книгу Непристойное предложение - Александр Яковлевич Черняк - Страница 4
2. Юра Мурадов и его друг Саша Грачёв
ОглавлениеЮра Мурадов родился в городе Ейске в 1967 году. Ейск всегда был и остаётся по настоящее время небольшим курортным городом на берегу Азовского моря. Его название произошло от реки Ея, впадающей в Ейский лиман. Основан город в 1848 году, когда Император Николай I принял предложение кавказского наместника князя Михаила Семёновича Воронцова и подписал высочайший указ, где есть такие слова: «… на Азовском море, у Ейской косы, открыть порт и учредить город, который именовать – портовый город Ейск». Город и порт начали расти и развиваться. С 1993 года Ейский порт стал международным, что дало громадный толчок в его грузообороте и в его техническом развитии. Что касается города, то благоприятный для здоровья людей климат, большое количество летних солнечных дней и неглубокое Азовское море, быстро прогревающееся с мая по сентябрь, привлекали сюда отдыхающих со всех концов страны. Ейск утопает в зелени парков. Не забыли тут и человека, которому город обязан своим рождением, – князя М. С. Воронцова. Конный памятник кавказскому наместнику украшает одну из центральных улиц Ейска и поныне.
Мальчишки Ейска конца семидесятых годов мечтали о двух океанах. Одних тянуло к морю – тому причиной большой порт. Другие рвались в небо, ведь в городе расположено одно из престижнейших лётных училищ – Ейское Высшее военное авиационное училище лётчиков, которое выросло здесь из Севастопольской школы морской авиации, переведенной в город в 1931 году из Крыма по решению правительства СССР. В училище был построен военный городок, а в центральном парке появился стадион. Сначала парк назывался Парком училища, а в 1965 году ему было присвоено имя знаменитого и непобедимого борца Ивана Поддубного, жившего в этом городе.
Юра рос пареньком крепким, жилистым и с 5 класса пошёл заниматься в Детско-юношескую спортивную школу имени Поддубного, в секцию рукопашного боя. Там он познакомился со своим ровесником Сашей Грачёвым. Саша учился в другой городской школе. Встретились они на татами, в тренировочном бою. Тренер после боя объявил им ничью. Хотя каждый боец унёс домой уверенность, что именно он бой выиграл. Кроме этой уверенности, ребята принесли домой по синяку под глазом, и так как оба спортсмена были правши, то синяки оказались у обоих под левым глазом.
В 15 лет друзья уже ездили на соревнования в Краснодар, Сочи, Новороссийск, Ставрополь, Ростов-на-Дону. Кроме грамот, привозили домой и медали за победы в своей возрастной категории.
10 классов школы ребята закончили без троек, чем очень порадовали своих родителей, да и сами они были довольны результатами своих школьных трудов. Занятия их в секции рукопашного боя продолжались. А через год подошёл очередной призыв в армию.
При распределении в воинские части оба друга попали в Закавказский пограничный округ. После учебки Саша прибыл для прохождения службы в 37-й Батумский погранотряд, а Юра – в один из самых южных форпостов на границе СССР – Мегринский пограничный отряд. Отряд располагался в самой южной точке Армении, на берегу древнейшей библейской реки Аракс – быстрой и мутной, в окружении высоких зубчатых скалистых гор Зангезурского хребта. Эти умопомрачительные могучие кавказские горы на границе с Ираном, ущелье мифического Аракса, разделяющее две древние страны Иран и Армению, опасный серпантин дороги, проходящей по кромке обрыва, и пограничные заграждения – всё это потрясало воображение.
В начале восьмидесятых годов через Мегри проходила железная дорога, связывающая Ереван и Баку. Впоследствии этой дороги не стало из-за конфликта между Арменией и Азербайджаном. Когда Юра служил в Мегринском отряде, железная дорога уже не работала. Всё ценное потихоньку разбиралось населением Мегри. Да и пограничники кое-что прибрали к делу…
Мегри – город пограничный, и граница с Ираном вытянулась сразу к югу от города, буквально в километре. Центр Мегри тянется вдоль маловодной речки с таким же названием, которое переводится с армянского языка как «медовый».
Юре очень пригодились на службе навыки рукопашного боя и приобретенные в учебке знания. Например, умение метать штык-нож, приобретенное в Школе сержантского состава, один раз спасло ему на границе жизнь.
Закончив службу, Юра увозил домой медаль «За отличие в охране государственной границы СССР», небольшие знания в общении на армянском языке, любовь к кофе из турки, а еще командир части при расставании со старшим сержантом Мурадовым подарил ему тот самый штык-нож, который спас Юре жизнь при задержании нарушителей границы.
Через месяц в Ейск вернулся со службы и его друг Сашка Грачёв. На своей гимнастёрке Саня гордо носил в первый месяц на гражданке знак «Отличник погранвойск». Погуляв по родному Ейску, обойдя всех друзей, родственников и знакомых, решили ребята ехать в Московскую область и поступать в Егорьевское авиационно-техническое училище гражданской авиации.
Поздняя осень 1987 года принесла мне и моему другу Сане безмерную радость поступления в училище, где приёмная комиссия учла нашу отличную службу в армии, подтверждённую правительственными наградами, и разрешило нам сдать экзамены на поступление в середине первого семестра. Кроме того, вместо четырёх экзаменов нам предложили сдавать только два. Экзамены мы с Сашей Грачёвым сдали с общим баллом 9 и были приняты в училище на первый курс по специальности «Техническая эксплуатация летательных аппаратов и двигателей».
В общежитии мы получили отличную чистенькую, после ремонта, комнату на троих курсантов. На окнах висели светлые шторы. Обои были кремового цвета с букетиками мелких голубых цветов, очень напоминающих мне лаванду. Правда, утверждать, что я был уверен в этом на сто процентов, я бы не смог. По правой стене при входе в комнату стоял большой одёжный шкаф светлого дерева. Рядом – шкафчик поменьше, видимо, для посуды, книг и учебных принадлежностей. По левой стене в двух шагах от входной двери находился довольно старенький на вид холодильник «Саратов». Однако в течение трех лет нашей учёбы и пользования им в комнате общежития он ни разу нас не подвёл, за что ему – низкий поклон. Под потолком висел трёхрожковый светильник с достаточно яркими лампами. Три кровати, три тумбочки около кроватей, стол посередине и три деревянных стула дополняли обстановку. На столе стояла небольшая глиняная вазочка с тремя искусственными зелёными веточками полевой травки. Как украшение в мужской комнате общежития вполне пойдёт. Нам с Сашей было с чем сравнивать: казарма в армии, мягко говоря, несколько проигрывала этой комнате по всем вопросам, поэтому мы были комнате страшно рады.
Кроме нас с Саней, в комнате жил еще один курсант, которого звали Эдик. Эдик, как оказалось впоследствии, поступил в училище по блату, о чём он сам с удовольствием часто упоминал в разговоре с нами. Жила его семья в Подольске. Отец – заместитель председателя горисполкома города. И Эдуард часто ездил домой из училища, не особо считаясь с планом занятий.
Был он парнем неорганизованным. Сам вещи свои не стирал. Ему было проще, как он считал, отвезти их домой, где всё постирают, выгладят и доставят в Егорьевск для эксплуатации.
С первого дня учёбы Эдик показал всем, что он не горит учиться, но, тем не менее, диплом он точно получит. Мы с Саней, конечно, в это не встревали, так как не имели ни малейшего желания воспитывать уже получившего воспитание в своей семье человека, характер и человеческие качества которого несколько отличались от наших. Но это не мешало нам поддерживать с Эдуардом ровные товарищеские отношения.
Продолжалась учёба нашего соседа по общежитию недолго. В конце первого года обучения, перед экзаменационной сессией, Эдик как-то пришёл в нашу комнату с тортом. На мой вопрос, по какому поводу праздник, он с улыбкой, полной удовлетворения, сказал, что его отчисляют из училища за неуспеваемость и это необходимо отметить. Саша побежал на кухню за кипятком, а я сгрёб со стола все наши учебники, тетради и чертёжные причиндалы, временно пристроив их на свою кровать, и расставил чайные чашки, блюдца, а в заварной чайник насыпал краснодарский чай. Разложил чайные ложечки и приготовил наш дежурный нож. Осталось залить кипяток в заварник, и стол к поеданию торта готов.
Скоро кипяток появился в нашей комнате, а с ним и Саня. Эдик поставил на середину стола торт, сдвинув в сторону нашу дежурную вазочку с тремя искусственными полевыми травками, и снял с него крышку, на которой было напечатано: «Торт «Оптимистичный». Мы с Сашей обалдели от надписи на торте! На шоколадной поверхности торта большими белыми красивыми буквами было написано: «НЕ СДОХ И ЛАДНО». Мы все втроём долго смеялись. А торт ели недолго – как-то он быстро закончился.
На следующее утро Эдик быстро собрал свои вещи, попрощался со мной, так как Саня был на утренней пробежке, пожелал успешной сдачи сессии и, подняв на плечо свою немаленькую сумку, двинулся к двери. Я остановил его:
– Эдик, ты забыл икону, которая висит у тебя над кроватью,
– Да ну её – мусор! Бабушка подарила на счастье! Икона мне не нужна. Да и неверующий я. Хочешь – забери себе, не хочешь – выброси.
Он вышел в коридор и тихо прикрыл за собою дверь. Больше я с ним в жизни не виделся и пути наши не пересекались.
Я снял икону со стены над постелью Эдуарда и сел за стол, чтобы рассмотреть её поближе.
В детстве родители меня крестили в Свято-Николаевском православном молитвенном доме на улице Таманской в Ейске, который находился в трёх кварталах от родительского дома. Этот молитвенный дом был единственным действующим сооружением культа, причисленным к «опиуму для народа», но работающим вплоть до 90-х годов двадцатого века. Вера в Бога, как могла, десятилетиями искоренялась из души русского народа сменявшими друг друга руководителями страны. На этом направлении они сделали очень много, но до конца вырвать из людей веру в Господа им не удалось.
Мои родители не были набожны, но относились к православию с уважением, а к Богу – с тихой любовью. Его икона всегда висела в спальне отца и матери, где мы с младшей сестрой частенько на неё поглядывали, так как в школе нас учили быть атеистами, а нам хотелось побольше узнать о Боге. Уважительное отношение родителей к иконам передалось и мне. Православный крестильный серебряный крестик я всегда носил с момента крещения на шее, в начальной школе – с опаской, а в последних школьных классах абсолютно спокойно, не скрывая, что я крещенный.
Поэтому и иконой, доставшейся мне фактически случайно (хотя по прошествии многих лет я понял, что ничего случайно в нашей жизни не происходит), я с первого дня дорожил и относился к ней бережно, чем несколько удивил своего друга Саню. Тот не был крещен, не верил в Бога и не понимал, как его друг, то есть я, верит, по его мнению, в чепуху. Я его не убеждал, понимая, что каждый человек имеет полное право на свой путь в жизни с Богом ли в сердце, или с его заветами в душе.
На следующий день я нашёл время в плотном графике занятий и подготовки к экзаменам и направился в библиотеку. Среди книг о летательных аппаратах, картах их технического обслуживания и русской классики я нашёл то, что искал. Я нашёл книгу о православии, а в ней отыскал главу об иконах. Вот что я вычитал и понял об иконе Матерь Божия Тихвинская.
Одна из копий Божественного изображения Пречистой Девы Марии, написанного византийским монахом Лукой, хранится в Тихвинском храме, в Москве. Эта икона представляет собой один из чудодейственных святых образов Божией Матери, который явил людям огромное количество чудесных событий.
С помощью этого образа по велению Всевышнего Богородица помогает христианскому народу на протяжении шести столетий. Это свидетельствует о том, что святой образ – это не обычные слои краски с грунтовкой, которые нанесены на деревянную дощечку, а на самом деле чудодейственный образ, хранящий в себе живой лик и открывающий дорогу в мир, где Ангелы защищают всех, кто на самом деле верит в Господа. Кому и вправду нужна поддержка, кто искренне просит о благословении и помощи. Божественный лик Пречистой Девы Марии был найден в конце тринадцатого века, и с того времени каждый год двадцать шестое июня по старому стилю или девятое июля по новому стилю считается днём памяти Тихвинского образа Божией Матери.
Тут я остановился в чтении, лежащей передо мной книги и почувствовал горячую любовь к иконе, попавшей мне в руки – наш с ней день рождения был в один день – 9 июля!
Икона на самом деле была красива: рамка, называемая киотом, сделана из качественного дерева, под стеклом, украшена стразами на басме. Лик Девы Марии прекрасен и запечатлён в момент беседы со своим сыном Христом, при этом он держит в левой руке Евангелие, а правой рукой совершает благословение.
В комнату общежития я вернулся из библиотеки счастливым. С этого дня я понял, что связан с этой иконой духовно, что без неё я буду опустошен, если не буду ощущать её присутствия в своей комнате в общежитии, или в своём доме, и главное – в своей душе. Через некоторое количество лет я пойму, что эта икона присутствует и в моей судьбе.
Итак, я обрёл икону, которая висела у меня в комнате общежития над тумбочкой всё время, пока я учился в Егорьевске. Она стала мне в трудные моменты жизни опорой, советчицей и спасительницей. После учёбы, уже в общежитии Ростовского аэропорта, куда меня направили на работу по специальности техником по эксплуатации летательных аппаратов, эта икона была со мной. И когда я в начале 1993 года поднялся в воздух в составе экипажа воздушного судна бортинженером, икона всегда была рядом в моей личной сумке. Мы с иконой стали неразлучны. И на земле, и в воздухе. А мой друг Саша Грачёв после училища оказался во Внуково, где тоже начал работать по специальности, но связь с ним, к моему сожалению, оборвалась…