Читать книгу Метаморфозы. Корона венков сонетов - Александр Ярославович Слука - Страница 4

МЕТАМОРФОЗЫ. КОРОНА ВЕНКОВ СОНЕТОВ
Венок №2

Оглавление

16

О, чудные зелёные глаза…

Теперь я грежу вами постоянно.

А память, в узелочек завязав,

Я на задворках мыслей прячу рьяно.

Она мешает напрочь позабыть

Всё то, чем жил до этого на свете.

Её неугомонность, сила, прыть

Мне не даёт грудь страстью трафаретить.

Противлюсь я тому, что где-то ждёт

Меня любви безоблачное царство.

Уже с другой хочу идти вперёд

И покорять другое государство.


Любви и страсти начались бурленья.

Готов тонуть, тонуть без сожаленья.


17

Готов тонуть, тонуть без сожаленья!

В прекрасной бездне воздуха весны.

Как безгранично сладок миг владенья.

Как безгранична прелесть желтизны.

О, осень! Словно краткая минута

На грусть, воспоминания, печаль.

Но это будет позже, а покуда

Мне прошлого не нужно и не жаль.

Гоним вперёд весной, душевной бурей

Готов всё принимать таким, как есть.

К небесной сердцем близок я лазури,

А прошлое – исписанная десть*.


Иду вперёд я, памяти грозя,

Не взвешивая странных «против-за».


18

Не взвешивая странных «против-за»,

Мы часто ошибаемся в решеньях.

Затем тоской по осени скользя,

В желтеющих теряемся забвеньях.

Мы плачем в увядающей листве,

И тешим душу зреющим багрянцем,

И о сердечном думаем вдовстве,

Грудь, обжигая внутренним румянцем.

Но осень не способна нам помочь.

Ей разве муки совести известны?

Она – тысячелетий вечных дочь,

А мы – всего лишь дети вечной бездны.


И мы идём вперёд без сожаленья,

Отбросив, напрочь, в сторону сомненья.


19

Отбросив, напрочь, в сторону сомненья

Ныряю, как и многие, я в сон.

О, какова же сила притяженья

Того, что называем мы огнём.

Но что он: теорема, аксиома?

Он для одних – могучий Буцефал*.

А для других – погибель и Мамона*,

Для третьих – бесподобный чудный лал*.

Огонь любви пленяет нас безмолвно.

Борьба с ним до безумия трудна.

Он многолик и вечен, безусловно.

Обожжена душа им не одна.


Горит прилука* сладостно в руках,

Лукавая улыбка на губах.


20

Лукавая улыбка на губах.

О, как она заманчиво-прекрасна.

Я вижу – вестовщик на облаках,

Смеётся громко, цитерский*, заразно.

Он весел и ему всё нипочём.

Добился он того, что было нужно.

Начав с мелодий птиц весенним днём,

Закончил тем, что сердцу стало душно.

А часть меня ворчит: «Всё это – пуф*,

Глупец какой! Ты ослеплён мечтами».

Но только вздохи принимает слух

И вечереет май под облаками.


И тишина, родившаяся разом,

Хмелит и затуманивает разум.


21

Хмелит и затуманивает разум

Не только крепость терпкого вина,

Туманят часто голову алмазы,

Богатство и простая новизна.

Но каждый выбирает самолично,

Что будет его медленно пьянить,

На что взирать не будет безразлично,

К кому души своей протянет бить*.

Пороки в нас, увы, неистребимы.

Всё потому, что волей мы слабы:

То алчны, то ленивы, то слезливы,

То попросту боимся той борьбы.


Спешат куда-то мысли впопыхах.

Мне кажется, что я живу во снах.


22

Мне кажется, что я живу во снах,

Искрящихся вкруг брызгами сирени.

Я – Антиной*, но я лежу в ногах,

Как верный пёс, глядящий на колени.

Случилось что?! Не в силах я понять.

Готов и к наказаниям, и к ласке.

И за твоих волос одну лишь прядь

Готов топить всё в дикой свистопляске.

С тобой я – Бог и в тоже время раб.

И это, право, просто наважденье.

И не пойму я – рад иль же не рад?

Везенье в том моё иль невезенье?


Блестят на небе звёзды, как алмазы.

Я всюду: на земле, и в небе сразу.


23

Я всюду: на земле, и в небе сразу.

Как непривычно чувство это мне.

Я лунные дарю тебе топазы —

Ты снова возвращаешь их луне.

И так, идя долинами созвездий,

Мы познаём бездонный мир любви.

Но чувствую я поступь тьмы возмездий.

«Аксиос*…» – шепчут лунные сады.

Всего пока ещё не понимая,

Гоню свою тревогу грубо прочь.

Скажи мне «я люблю», скажи, родная…

«Ты нужен мне,» – ответом дышит ночь.


Всё также верю я в любовный вздох,

Но, чувствуя в лукавости* подвох.


24

Но, чувствуя в лукавости подвох,

Мы продолжаем думать о хорошем.

Не нужно много, хватит даже крох,

И снова мы готовы к тяжким ношам.

Натура наша просто такова:

Надеяться и ждать, любить и верить.

Скупые даже дороги слова,

Мы так боимся встретиться с потерей.

И оттого готовы мы на всё,

И оттого готовы верить слепо,

Что счастья миг не будет унесён

Ветрами неожиданно, нелепо.


Но грусть моя рождается неспешно.

Противиться пытаюсь, безуспешно.


25

Противиться пытаюсь, безуспешно,

И страсти, и тревогам, и любви.

Я чую, что, пожалуй, сильно грешен,

Всё прошлое оставив позади.

Но вновь спешу к фигуре в белом платье.

Несу опять топазов лунных блеск.

И попадаю снова под заклятье,

Любви и страсти ощущая всплеск.

И звездный фейерверк, и хвост кометы

Сплелись в один расстеленный ковёр.

Переступая луны и планеты

Несу любовь. В груди моей костёр.


О, женщина! Правитель всех эпох

Один твой, томно-вырвавшийся, вздох.


26

Один твой, томно-вырвавшийся, вздох

И я счастливей всех и вся на свете.

Мне кажется… нет, знаю – я б иссох,

Умчись внезапно ты, как бурный ветер.

Не мил мне без тебя весь этот мир.

Я напишу о том в своих сонетах.

О, как глубок, могуч любовный вир.

Я буду навсегда в твоих адептах*.

Лишь говори мне чаще: «Я не сон».

Лишь говори: «Ты нужен мне, как воздух».

Твоей любовью к небу вознесён,

Моя Августа*! От ненастий роздых*.


А ты в ответ киваешь мне прилежно,

И грудь опять поёт любовью нежно.


27

И грудь опять поёт любовью нежно,

И звуки арф сплетаются в венки.

Как океан любовь моя безбрежна,

Она – костёр всем ливням вопреки.

Я верю в чудо россыпей бесценных,

В сердечный нескончаемый поток,

Но ум рисует Янусов* надменных,

Ему шепчу: «Уйди, какой в том прок?

Отстань, угомонись, забудь всё это.

Займись подсчётом самых ярких звёзд.

Моя любовь совсем небезответна.

Я лёгок, как лесной певучий клёст*».


Ты миром правишь, женщина, умело!

И отданы тебе душа и тело.


28

И отданы тебе душа и тело,

А драгоценней ничего и нет.

О, женщина! Мужи – твои всецело!

Любовь твоя – безжалостный стилет*.

Сердца пронзая, ими ты играешь

И даришь свет одним, другим же – тьму.

С лукавою улыбкой заключаешь

Мужские души в сладкую тюрьму.

И власть твоя над ними безгранична,

Как безграничен звёздный океан.

Теперь я сам столкнулся с этим лично.

О, фибула*, моих душевных ран.


Тебе противиться пытаюсь неумело —

Мой разум слаб и борется несмело.


29

Мой разум слаб и борется несмело.

И он падёт, как некогда Аякс*.

Я вижу – небо страстью заалело,

О, безусловно, прав великий Макс*.

Бурлят веками чувства и желанья,

Сквозь тернии времён, ведя вперёд.

И мы идём среди благоуханья

Тех роз ветров, что дарит небосвод.

О, женские глаза! Загадка мира!

Прекрасен и таинственен ваш свет.

В груди моей звучит, лаская, лира,

Весною вновь подарен нам рассвет.


Пока неясен жизненный зигзаг.

О, чудные зелёные глаза…


30

О, чудные зелёные глаза…

Готов тонуть, тонуть без сожаленья!

Не взвешивая странных «против-за»,

Отбросив напрочь, в сторону сомненья.

Лукавая улыбка на губах

Хмелит и затуманивает разум.

Мне кажется, что я живу во снах:

Я всюду: на земле, и в небе сразу.

Но, чувствуя в лукавости подвох,

Противиться пытаюсь, безуспешно.

Один твой, томно-вырвавшийся, вздох

И грудь опять поёт любовью нежно.


И отданы тебе душа и тело,

Мой разум слаб и борется несмело.


Метаморфозы. Корона венков сонетов

Подняться наверх