Читать книгу Стремятся мысли вдаль. Поэзия и проза - Александр Ярославович Слука - Страница 61

Венок №1

1

О, бархат обжигающего тела…

Храним землёй и небом твой секрет

И как же много рыцарей истлело,

Не одержав желаемых побед.

Веками льётся кровь, а с ней и стоны,

За поцелуй и за любовный взгляд.

О, всё к ногам – и царства, и короны,

О, всё к ногам за этот сладкий яд.

В лета не кануть этому безумству,

Векам не одержать над этим верх,

А, впрочем, как не пасть и вольнодумству

В стремлении обресть огонь утех.

О, честь! О, благородство! О, позор…

Всё сплетено в неведомый узор.

2

Всё сплетено в неведомый узор

Невидимыми нитями желаний.

И разума с душою вечен спор,

Как вечен мир сердечных истязаний.

В истории примеров нам не счесть

О лжи, любви, предательстве и правде.

Не одного сразила насмерть месть

И не один представлен был к награде.

Наградою была любовь и страсть,

За это смело шли на эшафоты,

За томный взгляд готовы были пасть

И покорить морей широких воды.

И сквозь века шагают чувства смело,

И страстному горенью нет предела.

3

И страстному горенью нет предела,

Как нет предела дивной красоте.

И не одна написана новелла

На, чудом не истлевшей, бересте.

И не один попался в эти сети

И стал рабом, щемящих грудь, оков,

Нет ничего заманчивей на свете,

Чем тихий зов далёких берегов.

А прелесть в том, что, попросту, не знаешь:

Удастся, не удастся ли доплыть.

О, неизвестность! Ты, пугая, манишь —

Шекспировское «быть или не быть».

И нет границ у мук, что дарит взор,

Как нет предела прелести озёр.

4

Как нет предела прелести озёр,

Так нет предела счастью и несчастью,

Но мы живём всему наперекор,

Подчас дробя сердца свои на части.

И, напрочь забывая о других,

Бросаемся, как в омут, в бездну жизни,

А попадая в мир глухонемых,

Клянём затем себя в авантюризме.

Но непреклонен этот сердца зов,

И неизменен зов души и тела.

Желаний пропасть, как и пик веков,

Всегда всем управляют так умело…

Как в сердце ты вошла, я не заметил.

Один твой взгляд – в груди бушует ветер.

5

Один твой взгляд – в груди бушует ветер!

И что же это: сказка или быль?

Душа играет тихо на кларнете,

И страстью опрокинут разум в пыль.

Как рыцарь пал, не в силах вновь подняться.

Повержен, будто Марием* тевтон.

Меч мудрости не хочет выниматься,

И страсть над ним танцует вальс-бостон.

Одна надежда на кинжал сомнений

Да опьянённой памяти и дум

(Он притуплён огнём прикосновений).

А это только первый слабый штурм.

Страсть обернулась вкруг души гюрзой.

Касание руки – пустыни зной.

6

Касание руки – пустыни зной.

Ты как богиня страсти Клеопатра*.

Тобою похоронен мой покой,

И разума потоплена эскадра.

Я отуплён. Я в сказочном бреду.

Весенним обдаваем дуновеньем,

Среди богатства зелени бреду,

Вперёд ведомый внутренним стремленьем.

О, как прекрасен мая аромат.

Любовью перемножен вдвое, втрое.

Я чувствую, что сказочно богат,

Хотя скорее – сказочно раздвоен.

Живёт веками, жертвы свои метя,

Коварство чар и в жизни, и в сонете.

7

Коварство чар и в жизни, и в сонете

Никем не расшифровано пока.

Его природа кроется в секрете,

Которому, увы, уже века.

Хотя, пожалуй, я чуть-чуть ошибся.

«Тысячелетья!» – слышу я с небес.

О, как давно Парис* тот вышел биться,

О, как давно пал в битве Ахиллес*.

То… чувственное рабство нас толкает

На подвиги, предательство и ложь.

Коварство чар чуть сладко обласкает,

Как в томную бросает сразу дрожь.

Оно, секрет скрывая верно свой,

Нам дарит лёд и пламень не впервой.

8

Нам дарит лёд и пламень не впервой

Прекрасною весеннею порою

Цветущий май, играющий листвой,

Лишая в миг душевного покоя.

И как здесь быть? Такими рождены.

Борьба с собой игре быстрей подобна.

И каменного века валуны

Повергнуть ветер тоже не способны.

Не в силах парус бурю усмирить.

И выбор у него, ох, небогатый:

По океану с волнами бродить,

Иль с мачтою уйти во тьмы пенаты.

Иду весной, покой в душе утратив,

Случилось всё не вовремя, некстати.

9

Случилось всё не вовремя, некстати.

История банальна и проста.

Шутливый ветер, кудри мне взлохматив,

Смеялся, с ними мысли разметав.

Цветенье мая действует волшебно.

Но, чувства обостряя в сотни раз,

К одним, увы, относится враждебно,

Другим же – задушевный дарит джаз.

Под пенье птиц, от неба в полушаге,

Взирал я на весенний маскарад

И делал зарисовки на бумаге,

Как с неба улыбнулся вдруг Приап*..

И страстью пропитался тихий май,

Как будто бы случайно, невзначай.

10

Как будто бы случайно, невзначай,

Я потерял себя среди цветенья.

Душа махнула сердцу: «Что ж, пускай».

Мой разум опьянён был без сомненья.

О, чары, чары… Ваше колдовство

Дало вам неплохие результаты.

Весеннее любовное вино —

Меж разумом и сердцем баррикады.

Всё обаянье бросилось вперёд,

Не думая о том: а вдруг ловушки?

И, чувствуя любви и страсти мёд,

Шепнуло, что сомненья – безделушки.

О, как сильно любовное заклятье:

Ты так была прелестна в белом платье.

11

Ты так была прелестна в белом платье!

Как лепестки сирени под окном.

«Она твоё несчастье и проклятье,» —

Возникла мысль, окутанная сном.

«Уйди, прошу! – душа ей прошептала, —

И не мешай. Всё так вокруг поёт.

Ещё чуть-чуть… и будет звон бокала,

Ещё чуть-чуть… и будет сладкий мёд.

Что может помешать любви и счастью?

Ах, преданность?! Её угомоним.

Я прикажу ей, выданной мне властью,

Забыть себя, как сон! Уйти как дым».

И мысль ушла, воскликнув тихо: «Ай».

Летели лепестки. Был месяц май.

12

Летели лепестки. Был месяц май.

И мы стояли, нежностью объяты,

Под трели развесёлых птичьих стай.

К нам приближались звёздные плеяды.

А улетев в далёкие миры

Созвездия Весов, иль может Веги,

Мы соберём все звёздные дары,

Плывя в ночи на сказочном ковчеге.

Забыто все. Забыты все слова.

Лишь близость тел и звуки поцелуя.

И кружится от счастья голова,

Почувствовав волну любви хмельную.

Стоим, сердца мы маем обвязав.

Сплетенье рук, счастливая слеза.

13

Сплетенье рук, счастливая слеза.

Не чую я ловушек и подвоха.

О, страстные и жгучие глаза.

О, эта прелесть сладостного вздоха.

Им невозможно противостоять.

Их власть огромна, просто безгранична.

Умом, пожалуй, это не понять.

А спрашивать у сердца – нетактично.

А потому, пусть будет всё как есть.

Во всём, уверен, время разберётся.

Но счастье, иль несчастье буду несть?

О, это, видно, как уж доведётся.

Судьба подносит часто чудеса:

О, чудные зелёные глаза.

14

О, чудные зелёные глаза…

Как широки любовные просторы.

Вот где-то собирается гроза,

И в небе появились туч узоры.

А мы стоим и нам всё нипочём,

Нам хорошо в весеннем лесопарке.

Я чувствую твоё плечо плечом.

От этого становится мне жарко.

Я понимаю, что почти пропал.

Мечтаю лишь о будущей усладе.

Не так давно не думал, не гадал

Об изумруде – грезил об агате.

Но жизнь решила так, как захотела:

О, бархат обжигающего тела.

15

О, бархат обжигающего тела…

Всё сплетено в неведомый узор.

И страстному горенью нет предела,

Как нет предела прелести озёр.

Один твой взгляд – в груди бушует ветер,

Касание руки – пустыни зной.

Коварство чар и в жизни, и в сонете

Нам дарит лёд и пламень не впервой.

Случилось всё не вовремя, некстати.

Как будто бы случайно, невзначай.

Ты так была прелестна в белом платье.

Летели лепестки. Был месяц май.

Сплетенье рук, счастливая слеза.

О, чудные зелёные глаза…

Венок №2

16

О, чудные зелёные глаза…

Теперь я грежу вами постоянно,

А память, в узелочек завязав,

Я на задворках мыслей прячу рьяно.

Она мешает напрочь позабыть

Всё то, чем жил до этого на свете.

Её неугомонность, сила, прыть

Мне не даёт грудь страстью трафаретить.

Противлюсь я тому, что где-то ждёт

Меня любви безоблачное царство.

Уже с другой хочу идти вперёд

И покорять другое государство.

Любви и страсти начались бурленья,

Готов тонуть, тонуть без сожаленья.

17

Готов тонуть, тонуть без сожаленья,

В прекрасной бездне воздуха весны.

Как безгранично сладок миг владенья,

Как безгранична прелесть желтизны.

О, осень! Словно краткая минута

На грусть, воспоминания, печаль.

Но это будет позже, а покуда

Мне прошлого не нужно и не жаль.

Гоним вперёд весной, душевной бурей

Готов всё принимать таким, как есть.

К небесной сердцем близок я лазури,

А прошлое – исписанная десть*.

Иду вперёд я, памяти грозя,

Не взвешивая странных «против-за».

18

Не взвешивая странных «против-за»,

Мы часто ошибаемся в решеньях.

Затем тоской по осени скользя,

В желтеющих теряемся забвеньях.

Мы плачем в увядающей листве,

И тешим душу зреющим багрянцем,

И о сердечном думаем вдовстве,

Грудь, обжигая внутренним румянцем.

Но осень не способна нам помочь.

Ей разве муки совести известны?

Она – тысячелетий вечных дочь,

А мы – всего лишь дети вечной бездны.

И мы идём вперёд без сожаленья,

Отбросив, напрочь, в сторону сомненья.

19

Отбросив, напрочь, в сторону сомненья,

Ныряю, как и многие, я в сон.

О, какова же сила притяженья

Того, что называем мы огнём.

Но что он: теорема, аксиома?

Он для одних – могучий Буцефал*.

А для других – погибель и Мамона*,

Для третьих – бесподобный чудный лал*.

Огонь любви пленяет нас безмолвно.

Борьба с ним до безумия трудна.

Он многолик и вечен, безусловно,

Обожжена душа им не одна.

Горит прилука* сладостно в руках,

Лукавая улыбка на губах.

20

Лукавая улыбка на губах.

О, как она заманчиво-прекрасна.

Я вижу – вестовщик на облаках,

Смеётся громко, цитерский*, заразно.

Он весел и ему всё нипочём.

Добился он того, что было нужно.

Начав с мелодий птиц весенним днём,

Закончил тем, что сердцу стало душно.

А часть меня ворчит: «Всё это – пуф*,

Глупец какой! Ты ослеплён мечтами».

Но только вздохи принимает слух

И вечереет май под облаками.

И тишина, родившаяся разом,

Хмелит и затуманивает разум.

21

Хмелит и затуманивает разум