Читать книгу Разворошенное гнездо. Повесть - Александр Юдин - Страница 4

***

Он и вправду был по-своему красив, этот Дольск… Уютный, обихоженный. Разве что чуть тяжеловатый.

Время было обеденное, спешить заняться делами не имело смысла – все равно никого не найдешь – и Андрей с удовольствием отмахивал километры по дольским улицам. Утомившись, присел на широкой скамье, неподалеку от центра, приглядываясь к размеренно-неторопливой жизни города, переваривая впечатления о нем.

Сразу бросается в глаза причудливо-претенциозный – под стиль ампир с изрядной долей рококо – облик домов. Всюду видишь то, что некогда назвали архитектурными излишествами, за которые в свое время всыпали архитекторам даже с высокой государственной трибуны: необязательные, не несущие никакой жизненно важной функции арки, колоннады, портики, каменные вазы в нишах под фронтонами, чугунные массивные ограды, ажурные металлические решетки… В жилых дворах – больших, зеленых, чистых, с разными вертушками и горками на детских площадках, со столиками для игр, разноцветными скамейками под сиренью – была своя неторопкая прелесть. От них, огражденных этими самыми архитектурными излишествами от бесцеремонного вторжения улиц, веяло спокойствием и безмятежной уверенностью. А в новом районе, строящемся в современном стиле, вытянутая вдоль дороги двенадцатиэтажка, открытая со всех сторон, гордо вознесшаяся сама по себе, представлялась каким-то инородным телом, ее не принимала душа. И не спасала эту холодно-расчетливую коробку соседствующая с ней густая зелень; безжизненной нарочитостью, бутафорией отдавало и от бетонной глыбы, и от зелени. Хотелось оттуда вернуться сюда, назад, к тяжеловатой, нерасчетливой старине, к уютной несуетности, где, казалось, живут долго и умирают мирно, с большой седой бородой, в окружении мудрых старцев, которые прекрасно осведомлены о всех твоих достоинствах и легко прощают на смертном одре все твои грехи…

Андрей глянул на часы: все, пора шустрить, суетиться – время обеденных перерывов заканчивалось, служащие возвращались в конторы.

Ему немного повезло: не с нуля пришлось начинать. Полистал вчера в редакционной библиотеке подшивку дольской газеты – наткнулся на объемистую статью о швейной фабрике. Статья так себе – ни рыба, ни мясо, но мало ли что могло остаться в блокноте ее автора, поэтому в первую очередь решил заглянуть в редакцию «Зари».

Того парня, который написал статью, на месте не оказалось. Но редактор, остроносый, шустроглазый блондин средних лет с навсегда сбитой набок скептической ухмылкой, показал копию отчета о работе фабрики, представленного в городскую администрацию уволенным директором.

– Вам не приходило в голову, Леонид Петрович, что вашу фабрику задавило само объединение? – недоуменно спросил Андрей, ознакомившись с отчетом.

– Посещала такая мыслишка, – усмехнулся редактор. – Нам тут всем это давно приходило в голову, вплоть до мэра. Он пытался уж, насколько мне известно, и команду губернатора подключить; был тут у нас его зам Агеев – пока безрезультатно. Впрочем… – многозначительно глянул Андрею в глаза, – возможно, замена директора и есть результат.

– Почему же, пардон, ваш корреспондент сделал какой-то аморфный вывод: мол, несмотря на трудности, швейники фабрики ищут резервы повышения эффективности производства? Ни вашим, ни нашим. Стоило ли тогда писать? Хотя, еще раз пардон… – осекся Андрей.

– Вот именно, – заключил за него редактор. – Что положено Юпитеру, не положено Петру. Мы пытались хоть чуть-чуть подбодрить их. Но сама фабрика завалилась или объединение ее задавило – это надо выяснять на уровне генерального директора, а кто для него мы – периферийные газетчики? Он выпадает из сферы нашего влияния. Предлагали мы ему высказаться, когда он был у нас, – сослался на занятость. А вот вы вхожи в кабинет Тимофеева – вам и карты в руки, попробуйте разобраться. Если… – он замолчал, испытующе глядя на Андрея.

– Что «если»? – спросил Андрей.

– Если вас не пугает перспектива сработать на корзину.

– На корзину?

– Ну как же? Возможно, придется перечеркнуть выводы авторитетной комиссии, которая убедила в конце концов и городскую администрацию, и наших депутатов, и, выходит, Агеева. Решится ли в таком случае ваш редактор опубликовать материал? Насколько понимаю, он особой смелостью не отличается – сужу об этом по газете; а тут придется возвращать Агеева к уже решенному вопросу и по существу открыто заявлять, что он тоже не разобрался, позволил себя провести, а на это надо иметь смелость и вам лично, и вашему редактору – оба ведь под губернской властью ходите.

– Почему же вдруг только открыто?

– А как же? Неужели не понимаете?.. Ну хорошо, не открыто заявлять, а прозрачно намекать, если вас это больше устраивает. Хотя всякий, кто в курсе, расценит любой более или менее ясный намек как открытое заявление.

Андрей недовольно поморщился. Редактор лупил в лоб, таранил, называя вещи своими именами, а это не прибавляло настроения. Некстати вспомнилось прочитанное где-то, что открытия часто делают профаны, просто потому, что не представляют подстерегающих их трудностей.

– Что ж, вы правы, Леонид Петрович, ситуация не из приятных, – вздохнул Андрей, мысленно проклиная Комлева и пытаясь догадаться, зачем тому понадобилось впутывать его в эту авантюру.

«Может быть, – размышлял Андрей, – он тоже рассчитывал на то, что я не рискну подвергать сомнению выводы комиссии и просто-напросто разольюсь сентимента-льными слезами по поводу падения фабрики, исхлещу директора Никитину за промахи в руководстве – и все? Но для чего ему это? Сводит какие-то счеты с Никитиной или с Тимофеевым, или с кем-то еще из объединения? Хочет понравиться губернатору, изображая активное вмешательство в жизнь? Выполняет прямое указание Агеева, пожелавшего, чтобы газета раздолбала Никитину в назидание другим?».