Читать книгу На веки вечные. И воздастся вам… - Александр Звягинцев - Страница 9

Прием в честь начала процесса, который американцы закатили в ресторане «Гранд-отеля» был в самом разгаре. Напитки лились рекой. Разгоряченные гости уже принялись за танцы. Блистательная Марлен Дитрих была, разумеется, в центре внимания. Группа советских переводчиц вдруг дружно затянула «Из-за острова на стрежень…». Американцы и англичане шумно зааплодировали. Ребров, рассеянно наблюдавший за происходящим из-за мраморной колонны, вдруг заметил, что княгиня Трубецкая пробирается к выходу, и устремился следом.

 – Добрый вечер, Татьяна Владимировна, – негромко окликнул он ее в пустынном фойе.

 – A-а… это вы, молодой человек, – обернулась княгиня. – А я вот решила покинуть сие торжество. Утомилась, знаете ли… Отвыкла. И потом все французы ушли, мне неловко оставаться, ведь я все-таки здесь от лица Франции. – А что случилось?

 – Случилось, что ваш большой начальник, господин Вышинский, обидел Францию. Он сказал, что поднимает бокал за самых лучших и благородных союзников СССР – англичан и американцев… Французов то ли забыл, то ли нарочно не упомянул. Они обиделись и покинули зал. А я вот задержалась, заболталась со старыми знакомыми.

Ребров помог княгине надеть весьма скромное на вид пальто.

 – Татьяна Владимировна, я хотел спросить вас… Как Ирина Юрьевна?

 – У нее сильный жар, бедняжка вся горит. Но американцы помогли с лекарствами, так что все будет хорошо. Со временем, конечно.

 – Я мог бы отвезти вас домой… У меня машина.

 – Бог ты мой, какая роскошь! Свое авто! Ну что ж, если вы не шутите… А то в городе такая погода, что хороший хозяин и собаку на улицу не пустит.

Сумрачные улицы и переулки Нюрнберга были пустынны.

 – Татьяна Владимировна, я хотел… – нерешительно начал Ребров.

 – Ах, Денис – ведь вас, кажется, так зовут? – не стоит ничего говорить. Я все понимаю, но…

 – Но почему два человека, молодых и свободных, не могут просто любить друг друга? – упрямо воскликнул Ребров. – Не понимаю! Почему всех это раздражает? Почему все хотят помешать? Лезут им в душу?

 – Да все вы понимаете, мой дорогой, – вздохнула княгиня. – В том-то и дело, что вы оба не свободны. Вы скованы по рукам и ногам. Цепями неимоверной тяжести и крепости. Потому что за каждым из вас другой мир. И не просто другой, чужой, а – враждебный, с которым не может быть примирения.

 – Господи, да мы русские люди!

 – Русские. Да не те…

 – И что же делать?

 – Не знаю. Только Ирину мне безумно жаль, потому что поступит она, как и должно русской женщине.

 – То есть?

 – Пожертвует собой.

 – Но почему она должна жертвовать собой? Зачем?

 – Потому что она не может иначе. Доля наша такая, доля русских баб…

 – И что она сделает с собой?

 – Не знаю. Помните, как у Ивана Алексеевича Бунина в рассказе? Герой получает письмо. Это была ласковая, но твердая просьба не ждать ее больше, не пытаться искать, видеть… Бесполезно длить и увеличивать нашу муку… Это про нее, про Ирину. Она поступит именно так.

 – Как?

 – Принесет себя в жертву.

Постскриптум

Бывшие служащие вишистской милиции, выполнявшие во время оккупации Франции задания гестапо, теперь примазывались к партизанам. Участие в наказании женщин, которые вступали в связь с немцами, казалось самым очевидным способом проявить свою лояльность новой власти. Наказать беззащитных женщин – значит войти в круг победителей. Остричь легкомысленную женщину наголо и выставить на поругание – означало зачислить себя в число борцов Сопротивления. А толпа с удовольствием наблюдает за издевательством.

Из воспоминаний французского партизана