Читать книгу Я сделал это! От шизофрении к оранжевым шнуркам - Александр - Страница 2

Мама и папа познакомились еще в школе, в восьмом классе. Папа только что перешел в эту школу в связи с переездом. Я многого не знал и не знаю о нем и его родственниках, хотя видел их всех. Мне достоверно известно, что с родителями папе не очень повезло: его отец, мой дедушка, погиб, когда папа был совсем младенцем, а одинокая мать предпочла всем тяготам жизни петлю на шею спустя примерно пятнадцать лет. Можно ли на основании этого заключить, что она страдала от психического заболевания? Я могу лишь догадываться, точно мне неизвестно, да никто этого не знал и тогда, в советские-то времена. Осиротевшего парня приютили родственники, но они только и мечтали, чтобы избавиться от него. Ну многим ли будет нужен свалившийся на голову подросток с такой судьбой? Кажется, у него действительно семья была не самая благополучная.

Папа был болезненно эмоциональным и, может быть, поэтому никому особо не рассказывал о себе. Да и вряд ли он мог поведать что-то хорошее, учитывая написанное выше. Даже моя мама не знала о нем кое-чего важного, когда дело уже шло к моему появлению на свет. Она даже не знала, почему он пошел в первый класс на год позже, чем было нужно. Однако всем было понятно, что у папы определенные проблемы, но их списывали на характер, на воспитание, на что угодно.

О психиатрии тогда говорить было не принято. Ну какая психиатрия? «Возьми себя в руки!» А ведь мне хорошо известно, чем отец впоследствии заболел, а возможно, болел уже и тогда, но оставим здесь интригу. Что еще сказать о папе и о моем сходстве с ним? Кроме некоторых вещей, которые сможет рассмотреть только внимательный наблюдатель, общего между нами практически нет – ни во внешности, ни в телосложении, ни в характере. И даже в предпочтениях мы с ним разные. Впрочем, на мать я тоже не особо похож, кроме цвета глаз и волос.

Бабушка и дедушка по материнской линии познакомились еще в детстве. Спустя какое-то время они переехали в соседний регион, сначала временно жили у родственников, затем обзавелись двух-, а потом и трехкомнатной квартирой, что в те времена было очень большим достижением для приехавших в город, который только строился. В той самой квартире они живут и по сей день, уже около пятидесяти лет. Я думаю, читателям может быть интересна такая подробность: их зовут Валентин и Валентина. Ну как же не жить вместе более полувека!

Хочется рассказать о них подробнее. Дедушка всегда был толковым, вдумчивым, а в общем обычным человеком, умеющим много делать руками. С молодости он начал заводить необходимые связи, которые очень помогли в дальнейшем как всей семье, так и мне лично. Он, простой работник завода, а впоследствии инженер и руководитель, как ни странно, всегда имел несколько высокопоставленных друзей семьи, которые были готовы отозваться по первой просьбе, что в советское время, что в девяностые. Дедушка вообще легко устанавливает контакты с людьми и поддерживает длительные отношения. Уж из каких только городов его не поздравляют с праздниками. К сожалению, он достаточно скромный, поэтому не всегда мог решить домашние проблемы так, как в те годы было модно, – стукнуть кулаком по столу. Решения всегда принимала бабушка, а ведь она в них руководствовалась куда большими эмоциями и далеко не так тщательно взвешивала за и против. Что же ее отличало, да и сейчас отличает?

Бабушка долгое время проработала методистом в университете, а в девяностые, как и вся семья, пыталась выжить любыми приемлемыми способами. При этом она всегда была слишком эмоциональной и непредсказуемой. Знаете, в свете того, что и бабушка, и дедушка очень активны и по сей день, наверно, будет правильным говорить о них в настоящем времени, подразумевая, что они вряд ли изменились за десятки лет. Я вообще хорошо знаком с той точкой зрения, что люди не меняются, но не согласен с ней. Люди меняются, но редко, если повезет, я бы сказал так. Только вот заранее никогда не предугадаешь такие трансформации характера, но это не значит, что у людей их не бывает. Эмоции бабушки часто настолько чрезмерны, что правильнее будет сказать, что она не разговаривает, – она кричит. Особенно если для этого есть какой-то повод или если ее что-то беспокоит. А беспокоить может все что угодно: от реальных проблем до того, что она слышит из телевизора, например. Тогда уж начинается что-то вроде истерики, и она совершенно себя не контролирует. Безусловно, бабушка страдает неким расстройством, которое, как она давно узнала от психиатра «высшей руки», не лечится. Что еще сказать о ее болезненных состояниях? Бывает, что она вообще не выходит из дома из-за плохого самочувствия, а ее приступы удушья и некоторые другие подобные проблемы давно стали привычными для семьи. Но что с ними можно поделать? Лишь принять вовремя таблетку в качестве «скорой помощи». Станет полегче, но потом все начнется заново.

Я отношусь с сочувствием и пониманием ко всему этому, но хотел бы поднять здесь вопрос о благополучии бабушки. Считаю, что в хрущевках критерий благополучия пенсионерок заключается в том, сидят ли они летом на лавочке друг с другом или нет. Если одна из них никогда так не проводит время, то что-то у нее не совсем в порядке. А как женщина, которая не способна себя контролировать, может воспитать дочь – маленькую девочку, которой необходимы постоянные спокойствие и уверенность? А внука?

Мама родилась в конце шестидесятых и росла в хрущевке в небогатой интеллигентной семье. Для нее было привычным делом ездить каждый год на море, а то и в Прибалтику, что в нашем городе в семидесятые-восьмидесятые было редкостью. Говоря об отношениях мамы с родителями, я полагаю, что она окружена несколько чрезмерной любовью с их стороны. Я считаю также, что где-то глубоко в душе мама побаивается бабушку. Возможно, она не могла возразить ей и отдавала ей право принятия важных решений. Хотя здесь я могу лишь догадываться, ведь я обещал вам полностью реалистичную историю, поэтому каждая догадка обозначена в книге как таковая.

Мама скромная и постоянно грустная. Она вообще редко шутит и смеется. Я вижу за этим некий характер, основанный на чуть подавленном настроении, которое постоянно ее сопровождает. Она занималась музыкой, отлично училась в школе и университете, хотя часто брала уже имевшимися наработками. Впрочем, когда человек умен, вряд ли стоит ожидать от него чрезмерных усилий там, где они не требуются. Ум и интеллект – это то, что помогает решать задачи, прикладывая к этому минимум стараний. К сожалению, с годами мама немного растеряла легкость, с которой ей в юности давалось восприятие информации, однако время берет свое.

После знакомства с папой мама несколько лет проводила с ним время. В какой-то момент никто уже и не сомневался, что эти ребята станут семьей, а ведь окружающие немного давят на молодых, выражая подобные убеждения. Я думаю, это делается для того, чтобы тратить меньше времени и сил на осмысление личной жизни других людей. Ведь, как ни крути, все равно же многие сплетничают друг о друге, а пораньше выдать замуж – так даже проще. Тогда будто все понятно, и нет нужды выдумывать новых персонажей и интересоваться ими.

Как же происходило общение моих мамы и папы, прежде чем я родился? Придя в новую школу, отец сел за парту прямо позади матери. Когда перед тобой, подростком, настрадавшимся из-за упомянутого выше события, каждый день симпатичная, скромная, застенчивая девочка, надо влюбляться, и папу быстро охватило это чувство. Он просил возлюбленную писать за него сочинения, что она и делала. Мне неизвестно, были ли это вызвано трудностями с написанием хороших текстов или желанием больше общаться с девочкой мечты. Немного зная отца, думаю, что скорее второе. Позже, когда он ушел учиться своей профессии, а потом и в армию, общение пары продолжалось.

Дедушка и бабушка не понимали толком, как относиться к такому ухажеру их дочери. Они почти ничего не знали о нем, он отшучивался в ответ на все вопросы или выставлял себя лучше, чем был. Ну а как было проверить? Его родственники, очень хотевшие женить сироту, да к тому же на девушке из благополучной по меркам того времени семьи, говорили о нем только хорошее, а многие его странности объясняли возрастом. В общем, мои бабушка и дедушка оказались в таком непонятном положении: вроде и персонаж с дочерью общается сомнительный, но и других вокруг нее нет, поскольку она несколько лет проводит время только с ним. А замуж уже пора, подруги дочери-то выходили потихоньку.

Папа старался казаться заботливым, внимательным, учтивым, и она считала его таким, хотя и сомневалась. К примеру, то, что при покупке рубашки к свадьбе он сразу отказался от белого цвета и попросил подобрать что-то цветное. Но, с другой стороны, что ж, замуж за человека со странностями не выходить? Просто такой человек, и все. Возможно, моих родителей ожидала долгая счастливая жизнь, полная радостей по поводу роста и развития сына?

Но сразу после свадьбы отец закрыл дверь в комнату, посмотрел на мать и сурово сказал: «Ну все, а теперь начинается жизнь!» Он добился своего и будто сбросил маску, быстро показав себя настоящего. Бабушка и дедушка не могут простить это до сих пор, но, кажется, скорее не ему, а мне. Однако всему свое время. И снова отмечу, что не назвал недостаточно хорошим ни одного персонажа из описанных выше.

Отец очень быстро преобразился. Из приторного он стал настоящим монстром, здесь по-другому и не скажешь. А ведь мать уже была беременна мной, не лучшее время для таких неожиданных изменений, не правда ли? Дальнейший рассказ может быть в чем-то интересен специалистам «помогающих профессий» в силу своей детальности. Для начала папа быстро обнаружил свои болезненные эмоции, которые стали проявляться ежедневно. Он кричал, оскорблял маму. Нервничала ли она во время беременности? Да она была в постоянном напряжении, даже в страхе, в шоке! Проведя все девять месяцев благополучно с точки зрения телесного здоровья, ни разу не заболев ничем серьезным, эмоционально она была опустошена, раздавлена, причем давление это было постоянным и только нарастало. Может быть, мама ждала, когда ругань и выходки со стороны мужа закончатся. Она чувствовала, что во время каждого нового конфликта, которые он провоцировал, плод переставал шевелиться. Наверно, мне еще до рождения было не очень комфортно в таких условиях. Я думаю, что самое разрушительное для меня происходило именно во время внутриутробной жизни.

Что же делали родители беременной? Ссора вызывала ссору, отец не менялся месяц от месяца, а вспомните вдобавок описание эмоциональности бабушки. Никакого спокойствия своей дочери она не добавляла, совершенно не зная, что делать с новым родственником. Между ней и папой быстро началась своеобразная война, выходившая далеко за пределы обычных и хорошо известных всем отношений между тещей и зятем. Ну что же было делать? Как помочь плоду, чтобы он развивался в нормальной обстановке? Может, и господь с ним, с дальнейшим воспитанием ребенка в полной семье?

Сама же мама была в своеобразной прострации, одной из составляющих которой, очевидно, была надежда, что муж прекратит шуметь и издеваться над ней. А он и не думал прекращать. Он будто позабыл обо всех своих наигранных качествах, которые до свадьбы если и не привлекали, то хотя бы не отталкивали маму. Бойтесь актеров, про которых нельзя заранее сказать, будет ли игра или нет. Ну а если глядя на такого актера, вы испытываете смесь различных эмоций и непонятные ощущения, то бойтесь еще сильнее. Я на примере своей непростой жизни знаю, чем может обернуться подобная игра, которую принимаешь за искренность.

Заботился о маме главным образом дедушка, который всегда делал то, что нужно. Он наверняка уже чувствовал, что воспитывать внука придется ему, вопрос заключался лишь в том, когда именно произойдет разрыв между молодыми. Но был ли дедушка готов к этому? Ну а куда деваться! Тогда они с бабушкой находились в ожидании будущего малыша. Поскольку во всем городе в условиях пустых магазинных полок невозможно было купить одежду для маленького, они поехали за ней в Прибалтику. Привезя огромную сумку с множеством вещей, которые до сих пор где-то у них хранятся, они будто выразили свою позицию: «Мы готовы участвовать. Дочь, давай только денем куда-нибудь твоего тирана!»

Дедушка договорился о том, что дочь примут в лучшем роддоме города, это было отделение больницы далеко не для всех. Бабушка, глубоко верующая, молилась. Она молилась о том, чтобы все было хорошо и чтобы малыш родился здоровым после такой беременности. Отец же не думал ни о чем таком, ходил на работу, а по вечерам продолжал свои выходки. Беременность мамы заканчивалась, уже наступила зима, а отец даже никуда не сопровождал свою жену. Встречал, провожал и помогал не поскользнуться, как вы, наверно, уже догадались, дедушка. И так все было перепутано в этой семье…

По прошествии десятилетий я не виню никого из них ни в чем, даже отца. Ему нужен был хороший психиатр, а не бесконечные беседы и увещевания, которые ни к чему не могли привести. Заканчивались восьмидесятые, о каких психиатрах вообще можно было говорить? Их все боялись и воспринимали скорее как возможное наказание, а не как врачей, по понятным причинам. В начале двадцатых годов нового века ситуация с восприятием психиатрии, конечно, уже далеко не такая, но с отголосками именно того прошлого. В общем, получилось так, что у психиатра в какой-то момент оказался я сам. Влияют ли постоянные стрессы во время внутриутробной жизни на развитие шизофрении в дальнейшем? Полагаю, это необходимо уточнить у ведущих ученых, но что-то мне подсказывает, что их мнения по этому вопросу разойдутся даже и сегодня. Я думаю, что да, однозначно влияют. Был ли у меня выбор? Мог ли я тогда выбрать быть здоровым и счастливым в жизни, будучи в таких условиях ежедневно? Вообще, делает ли человек какой-то выбор каждую секунду, во что сейчас модно верить? Да нет. Человек оказывается в той или иной ситуации и действует, каждый раз исходя из уже принятых в своей голове решений, которые лишь осознает. Впрочем, у вас может быть другое мнение на этот счет. Говоря эти слова по поводу решений, я не хочу показаться человеком, который снимает с себя ответственность за них. Я несу за них ответственность, но лишь постфактум.

Хочется отойти от рассуждений и рассказать вам о безусловно радостном для себя моменте. Возможно, и тональность повествования станет немного более светлой. Но, вероятно, ненадолго. В конце января на свет родился немного переношенный малыш с нормальным ростом и весом, с красивыми черными глазами и кудрявыми черными же волосиками. По всем признакам я был здоров, единственный момент, который должен был обеспокоить, да и, наверное, обеспокоил врачей, – это отсутствие плача сразу после рождения, что говорит о кислородном голодании. Многого тут не расскажешь, так как уже через несколько дней я был в доме бабушки и дедушки. Мать часто рассказывает об одном моменте, который я хочу привести здесь, чтобы добавить немного лирики. В один из первых дней своей жизни я якобы посмотрел на нее взглядом, который ее очень удивил. Она описывает его как умный взгляд взрослого человека, чуть ли не мудреца. Мне приятно, что мама была такого мнения о своем малыше. Считаю, что не каждая молодая мать способна вот так подумать, что ее сын, ее младенец, которому еще и недели от роду нет, – уже взрослый.

Что же отец? Прошло полгода. И в какой-то момент повод к разрыву был найден. Родственники папы отказались приютить его снова в своей квартире. Отца выгнали в никуда, но какое мне должно быть до этого дело? Каждый думает о своем комфорте, в том числе о комфорте тридцатилетней давности. Он уехал куда-то в деревню в непонятном направлении и живет там и сегодня. Вероятно, читателям будет интересно узнать о том, что он еще появится в этой книге, причем снова не в лучшем свете. Что же касается мамы, то, избавившись наконец от человека, который терроризировал всех в семье, она решила, что вот теперь-то все будет хорошо, что малышу станет спокойно. Но не прошло и нескольких дней…

– Алло! Профессора, пожалуйста! Профессор! Это Валентин! У малыша за сорок! Вот уже пять дней! Ни один врач не знает, что с ним. Все анализы в порядке. Приедете?

Да, я был при смерти в возрасте полугода, видимо переживая из-за разрыва с папой. Профессор бросил все и приехал в течение часа. Анализы действительно были в норме, все пробы ничего не показали. По настоянию ученого была взята еще одна проба, которая тоже показала хороший результат. Однако это был профессор старой школы, я думаю, эти слова не нужно пояснять. Он просто обязан был разобраться что к чему и что-нибудь придумать. Это он и сделал, а через месяц позвонил дедушке и спокойно спросил, как у малыша дела. Я не знаю, что со мной было бы в жизни, если бы у дедушки не было связей. Это ведь только первый профессор в моей нелегкой судьбе.

Повлияло ли все описанное в этой главе на возникновение шизофрении в юности, а возможно, даже в подростковом возрасте? Хотелось бы сейчас порассуждать чуть побольше. На самом деле, я не могу твердо утверждать ничего по этому поводу. И все же, согласно моему скромному видению шизофрении от первого лица, она начинается тогда, когда в жизни человека количество несчастий, как крупных, так и поменьше, переходит определенную черту. Сначала ты обычный человек, ребенок или подросток, который нормально развивается, но вдруг какое-то обстоятельство, неважно – недоразумение или же что-то, чего можно было избежать, – будто подкашивает тебя и твое развитие. Ты собираешь все свои ресурсы и справляешься со стрессом. Дальше все должно быть хорошо, если что-то разрушительное не случится снова. А оно обязательно случится, ведь жизнь не может состоять из одних радостей. С каждым разом ты восстанавливаешься все хуже, ты все слабее и слабее. И вот однажды твой мозг прекращает искать пути адаптации к тому, что я назвал несчастьями. Если после этого стрессы продолжатся, то обессилевший, сдавшийся мозг уже не сможет бороться с ними. Вот тогда, вероятно, шизофрения и может заявить о себе.

Каким я вижу собственный внутриутробный период и первые месяцы жизни, о которых знаю по рассказам близких? Каковы переживания психически больного человека о том, что, вероятно, и стало первопричиной его расстройства? Раньше в общении с родителями я защищал отца, и это происходило до тех пор, пока я не узнал еще больше подробностей, которые уже не стоит здесь приводить. Думаю, любой человек хочет считать достаточно хорошими всех своих родственников, пока не повзрослеет и не поймет, что жизнь может быть не только приятной, да и вообще может быть очень разной. И ведь тут мало что зависит от него самого. Виню ли я отца за такую беременность мамы, которую я к тому же еще и описал достаточно осторожно? Виню ли его за несговорчивость и невозможность изменить свое поведение? За очевидную болезнь, которая сопровождала его, учитывая то, что он делал? За болезни не винят. Я хотел бы посмотреть в глаза папе и сказать: «Конечно, ты много всякого вытворял, но так бывает. Бывает то, что есть, и ничего больше». Прямо как в одной бардовской песне: «Жизнь такова, какова она есть, и больше никакова». Она ведь и правда больше никакова… Заслуживал ли я лучшего отца или лучшего стечения обстоятельств? Я считаю, что все это лишь вопросы везения. Людям может повезти в одном, а в другом – не очень. Прошлое не изменить, так зачем же думать о нем? Не лучше ли наслаждаться тем, что есть сейчас, а также с надеждами смотреть в будущее? У меня шизофрения, и в моем случае многого от жизни ждать не приходится, потому и надежды пустые. Но зачем же постоянно искать причины этого? Не лучше ли однажды написать книгу, оставив все это в ней?

Что чувствовали и чувствуют по поводу описанного выше мои мама, бабушка и дедушка? Я могу лишь предполагать, так как откровенных разговоров на эту тему было немного, слишком уж непростая для всей семьи тема. Догадываюсь, что мама винит себя. Не вини себя, мама. Помни, что жизнь такова, какова она есть, и больше… Дедушка и бабушка же наверняка до сих пор чувствуют гнев в отношении моего папы. Они, предположим, считают, что он – причина вообще всех моих проблем, да и некоторых их проблем тоже. На самом деле, это похоже на поиск виноватого во всем, я не хочу здесь упоминать, как это называется в русском языке. Если говорить образно, то я считаю, что вина может быть чем-то вроде тлеющего полена, когда люди сидят вокруг костра. Вдруг на кого-то упали угольки, и человек, конечно, машинально пытается бросить их подальше от себя. А там другие люди, угли падают на них, и это перекидывание продолжается до тех пор, пока огонек не потухнет рядом с кем-нибудь. То есть пока кто-то один не возьмет на себя вину в полной мере и будет жить с ней.

В моей семье лишь я не чувствую себя виноватым во всем том, что, вероятно, вызвало мою шизофрению, да и в том, что вызвано ей самой впоследствии. Но как я пришел к такой позиции? Я обещал раскрывать секреты своего благополучия, в том числе субъективного. Все просто: я лишь думаю о том, что есть и что будет. Мысли о настоящем и будущем плавно перетекают друг в друга, я почти вообще не размышляю о прошлом, если дело не доходит до попыток стать писателем, конечно. Не думать о прошлом достаточно комфортно для любого человека, даже для того, у кого нет шизофрении. Просто необходимо найти то, что делает тебя счастливым, и хорошенько вцепиться в это. В моем случае это музыка, например. Я очень люблю музыку. Если хочется за день прослушать двести композиций, значит, их будет именно столько. А когда звучит музыка, разве она относится к прошлому? Нет же, она всегда звучит прямо сейчас, а слушая ее, ты пытаешься предугадать следующие ноты. И тогда будто нет места для прошлого, а вместе с тем и для вины, ведь она всегда относится к прошедшему времени. Каждый может найти себе то, что делает его счастливым, и заниматься этим очень много, тогда и ощущение счастья не будет покидать.