Читать книгу Семь тысяч знаков - Александра Александровна Диордица - Страница 8

Чужое мнение

Оглавление

Пустырь. Впереди – шоссе, позади – шоссе. И поля, поля… Красно-белая автозаправка казалась инородным телом в этом мире дорог и нескошенной травы. Вывеска на въезде сообщала, что к услугам посетителей не только порция разбавленного бензина, но еще туалет, магазин и кафе. Кафе – то, что нужно. Припарковав машину слева от входа, девушка не торопясь вошла.

Закусочная выглядела словно в старых американских фильмах. Сонная официантка, вяло протирает барную стойку. Пластмассовые тяжелые столы некогда белого цвета. Красные в белый квадратик салфетки. На каждом столе – бутылка кетчупа и горчицы. Варя улыбнулась. Как мало осталось мест, которые не боятся быть собой, не следуют по пятам за стилем, правилами и советами маркетологов.

Девушка уселась за столик и принялась рассматривать лежавшее тут же бумажное меню. «Я бы взяла яичницу с помидорами, черный кофе и пончик, – грустно подумала она. – Но выберу, как всегда, просто зеленый чай. Потому что девушки вроде меня заказывают именно его. Возможно, еще салат из зелени, с кунжутным маслом и семечками».

– Вы определились? – сонная официантка медленно подошла к Варе и посмотрела на нее без малейшего интереса. Посетительница почувствовала себя неловко и, извиняюще улыбнувшись, быстро выпалила:

– Зеленый чай, пожалуйста.

Дверь заправки хлопнула, и старомодный колокольчик над дверью обиженно тренькнул.

– Твою мать, Наташка! Что за дерьмо вы налили мне в бак? – мужчина средних лет в потертой кожаной куртке подошел и уселся за стойку. – Старая рухлядь теперь не едет!

Официантка, совершенно забыв про Варю, кинулась к вошедшему:

– Геннадий Петрович, что вы, что вы! Димочка лил девяносто пятый, он же знает.

– Ни хрена твой Димочка не знает! Говнюк. За что я вам деньги плачу?

– Кофейку, Геннадий Петрович?

Варя хмыкнула. Это место все больше ей импонировало. Никакой фальши, все по-честному. Кому она тут нужна? Поест и уедет, а вот Геннадий Петрович, кажется, здесь имеет слово. И собственное мнение.

Собственное мнение… Варя взяла бумажную салфетку и аккуратно загнула на ней уголок. У Вари никогда не было собственного мнения. Все, что происходило в ее жизни, всегда решали окружающие. Сначала мать – властная, громкая женщина. Там, куда она заходила, остальным тут же не хватало места. Она заполняла собой все пространство. Громко говорила, громко дышала, громко, почти истерично навязывала всем вокруг свои правила и убеждения. С ней никто не спорил, да и Варя не спорила. С детских лет она привыкла делать так, как сказала мама. А мать любила критиковать. Нет, не любила. Она так жила.

– Что у тебя за голос, Варя? – возмущенно спрашивала она. – Что ты орешь под балконом, как иерихонская труба: «Ма-ма!»? Как дверь скрипучая. Вот посмотри, как Оленька Синицына маму зовет, словно колокольчик звенит, а ты…

Мать качала головой и, тяжко ступая, шла на кухню. Варя потом неустанно репетировала перед зеркалом, как надо звать маму с улицы, только с каждым разом выходило все хуже и хуже.

– Варька, ты что на себя надела? – спрашивала мать уже у старшеклассницы Вари. – Колготки какие-то страшные, юбка. У тебя ноги кривые, разве можно в колготках? На-ка, штаны мои надень, давай-давай, не ерепенься…

И Варя не ерепенилась. Натягивала синие, сильно поношенные спортивные штаны и шла в школу. В восьмом классе, перед летними каникулами, мать ее подстригла. Сама.

– Ишь, еще чего, к парикмахеру! Что тут стричь-то, – бубнила она, деловито орудуя ножницами. Длинная русая Варина коса сиротливо валялась на полу. – Вот! Каре! – мать удовлетворенно оглядела свою работу. – Коль! Коль! Иди посмотри, – позвала она отца.

– Ну скажи, так же лучше? И на лето не жарко.

Варя стояла, опустив голову, и молча глотала слезы. В зеркало смотреть не хотелось.

– Дура ты, Райка… – тихо сказал отец и вышел, хлопнув дверью.

Варя все лето не снимала кепку. Стыдно было перед друзьями. К сентябрю волосы немного отросли и получилось собрать хвостик. С ним она и пошла на линейку в девятый класс.

Чужое мнение шло с Варей по жизни рука об руку. Когда ей исполнилось шестнадцать, она закончила школу. Одноклассники ушли гулять на пруд с ящиком шампанского и грандиозными планами на жизнь. Варя медленно плелась домой, понимая, что мать не одобрит загула, и размышляла, как странно все устроено в жизни. Пока ты маленькая, на тебя влияют родители. Ты зависишь от них во всем, начиная от одежды и заканчивая выбором друзей. Подрастая, знамя перенимают учителя, они точно знают, хорошая ты или плохая, правильно поступила или нет. Они даже наперед знают, что из тебя получится. Вот из Валерки Игнатенко, Вариного одноклассника, толка точно не будет, он все время на уроках что-то чертит в тетради, рисует, высчитывает. И совсем не учится. Классная так и сказала: «Быть тебе, Валера, дворником. Никакие знания в голове не держатся». А ей, Варе, пророчат светлое будущее. Оно и верно, Варя девочка хорошая, в компаниях допоздна не гуляет, с мальчишками не водится, на лавке у подъезда до ночи не сидит. Учительницей Варя будет, точно! И классная руководительница, и мать так решили. Прекрасная профессия.

Но волею судеб поступила Варя все-таки в Менделеевский. На химика. Мать отговаривала, мол, не та профессия, иди в педагогический. Варя соглашалась. Даже документы подала, но в день экзамена свалилась в обморок в метро. То ли от нервов, то ли от недоедания. Накануне экзаменов кусок в горло не лез. В Менделеевский набор все еще шел, и Варя подала документы и туда. На экзамене набрала высший балл.

– Химиком, значит, будешь? Ну-ну… – отреагировала мать.

Химиком Варя стала и даже вполне успешным. Но время было неудачным. Руководители Вариной необъятной родины решили, что наука – это пустая трата времени и денег из казны. Такое было у них мнение. Наука развалилась как класс, чужое мнение сломало не только Варину жизнь, но и отбросило развитие страны на много лет назад. Варя пошла в косметологию. Тетка, родная сестра матери, пристроила. Варю не спрашивали.

– Там, Варенька, платят хорошо, диссертацию напишешь. А вообще, это будущее, коммерция расцветает, скоро ваша продукция хорошо продаваться будет. Завтра в девять будь любезна подойти в отдел кадров, они все оформят, – сказала как отрезала тетя Катя.

Варя не спорила. Косметика действительно продавалась. Варя, как хороший технолог, нравилась руководству. Ее ценили. И платили немало. Обязали, правда, выглядеть соответствующе. В расцвет капитализма к ним в институт стали все чаще наведываться журналисты, и на интервью всегда выставляли Варю. Ухоженная, тоненькая, с длинными волосами, она воплощала собой образец женственности. То, что нужно, для продвижения косметики на рынок.

А потом Варе встретился Он. Ей было тридцать два, ему без года пятьдесят. Он – успешный владелец сети обувных магазинов, с огромным особняком на Волге и квартирой на Патриарших. Влюбился как мальчишка. Встречал с работы, носил на руках. Выполнял любую прихоть. На работе стали шептаться: «Такой старый, к чему он ей?» Мать смотрела волком, обзванивала сестер, Вариных теток, умоляя вразумить бестолковую. Даже лучшая подруга и по совместительству соседка Вари, Жанна, закатывала глаза и томно тянула:

– Ой Ва-а-арь, не знаю… как ты детей то от него рожать будешь? Дед ведь уже почти.

Впервые в жизни Варя стоически переносила давление со стороны. Пыталась сделать так, как хочет сама. А она больше всего на свете хотела быть с ним. Она не была влюблена так, как пишут в книжках, когда ни спать, ни есть. Она была просто по-женски, абсолютно с ним счастлива. Этот человек не навязывал свое мнение, не учил жить, не диктовал правила. Он просто был рядом и старался сделать все, чтобы Варе было хорошо.

Варя давно жила отдельно. Квартира досталась ей от бабушки. Имея восемь внучек, бабушка Маша четко постановила: квартиру – Варьке. И точка. Бабушка давно умерла, но благодаря ей Варя была обладательницей маленькой двухкомнатной квартиры без балкона в панельной девятиэтажке. Повесив на кухне плотные изумрудные шторы и полностью сделав ремонт, она превратила неказистое жилище в произведение искусства. Квартира была солнечной и теплой. Варя ее очень любила. Он приходил к ней именно туда.

Как-то воскресным вечером они сидели на кухне, наслаждаясь чаем. Он принес торт, Варя испекла пироги. В этот момент раздался звонок домашнего телефона. Взяв трубку, девушка побледнела.

– Валера, это тебя… Твоя жена.

Он совершенно спокойно взял трубку и, послушав пару минут истеричный женский визг, ответил: «Нет». Нажал отбой. Спокойно взглянув на Варю, сказал:

– Мы не живем с ней. Разводимся.

– А дети есть? – Варя окаменела. Надо было слушать маму! И Жанку! И Людмилу Федоровну с работы.

– Есть, но какое…

– Валера, уходи. – перебила она. – И не приходи больше… никогда. Пожалуйста.

Ее мозг нашел повод сделать так, как все хотят. Как говорили. Варя сразу подумала худшее, ей так часто твердили, что эти встречи неправильны, что она сама стала в это верить.

Варя тогда так его и не поняла. Он пытался объяснить, но она ничего не хотела слушать. По кругу звонили тетки, читали нотации, хвалили за правильное решение. Заходила Жанка с бутылкой вина, счастливая, с сияющими глазами. Рассказывала, как правильно Варя поступила, выгнав этого «старого козла».

Бухгалтерша Людмила Федоровна по-матерински гладила Варю по плечу, тихо приговаривая: «Молодец, молодец…»

Валера звонил только один раз. Сказал, что уезжает на Волгу, что продал магазины партнеру и хочет жить на природе. Варя тогда язвительно спросила:

– С женой?

Он помолчал, потом попробовал еще раз:

– Варя я не живу с ней уже семь лет, через неделю нас разведут. А тебе она звонила от злобы.

Варя заблокировала свои мысли и чувства. Отгородившись от него, ото всех. В голове как мантра билось: «Я не знаю, как правильно. У меня нет своего мнения. Мне плохо…»

Прошло два года. Жизнь ее снова была привычной и понятной. За нее все всё решали. Мать пыталась познакомить с «хорошим человеком», отставным военным. То, что ему под шестьдесят, больше ее не смущало. Разыгрывая драму и заламывая руки, мать твердила: «Ну уж хоть за кого, лишь бы не одна…»

Жанка вышла замуж и родила двойню. Иногда приходила замученная, «посидеть пять минут», жаловалась на мужа, который пьет, и свекровь, которая проела весь мозг. Людмила Федоровна в свои пятьдесят пять вышла замуж за молодого турка, с которым познакомилась на отдыхе. Кажется, ему не было еще и тридцати. Она укатила жить в Анталию, бросив и институт, и карьеру, и коллег.

– Она счастлива. Что ей до нас? – сказала тогда лаборантка Зиночка. У всех была своя жизнь. У всех, кроме Вари.


Девушка очнулась от мыслей, и посмотрела на изорванную в клочья красно-белую салфетку. Как далеко унесли ее воспоминания… Грозный Геннадий Петрович молча пил кофе и читал газету. Перед ним дымилась ароматная глазунья с помидорами. Официантка красила ногти, расставив пузырьки с лаком прямо на барной стойке.

Варя посмотрела в окно. Как красиво… зеленые поля, яркое солнце. И дорога… Ровная, бесконечная… как жизнь. Но в какой-то момент ты сойдешь с дистанции. Дорога будет продолжаться, но ты больше не пойдешь по ней. И все, что от тебя останется, это плита на маленьком клочке земли с твоей фотографией и инициалами. Она всю жизнь боялась осуждения. Что подумают, как посмотрят, что скажут. А люди вокруг – не боялись. Делали то, что считали нужным. Совершали свои ошибки. Заслуживали свои победы. Варя откинулась на спинку стула и вздохнула: «А я как загнанная мышь смотрела на них из клетки, боясь пискнуть. А судьи кто? – Варя вспомнила классика, и улыбнулась. – Как же сильно мы зависим от других! Соседи, друзья, продавщица в магазине, учитель, брат, сват… Не каждый может себе позволить, жить так, как он хочет. А ведь это кажется так просто. А я жила? Мне тридцать четыре года, и я не знаю, чего хочу. Впрочем, пожалуй, теперь знаю».

В жизни каждого человека наступает такой момент, когда он взрослеет и говорит себе: «Вот он я, привет! Я такой, я люблю себя. И я с радостью выслушаю ваше мнение, а потом спрошу у самого близкого мне человека в зеркале: “Дружище, как мне поступить?” И я точно знаю: он, плохого не посоветует».

– Наташа! – крикнула Варя официантке. Та, от удивления выронила тюбик с лаком. – Мне черный кофе, яичницу, как у того шикарного мужчины, и хлеб. Белый. Два куска. Ах да! Где тут у вас можно позвонить?

Официантка вытянулась по струнке и с уважением посмотрела на странную посетительницу.

– Телефон только в кабинете директора, но если вам надо…

– Надо! Мне очень надо, Наташа!

Варя дрожащими руками набрала выученный наизусть номер:

– Алло, Валера? Как там у вас погода на Волге? Я соскучилась. Можно я приеду?..

Солнце освещало лицо девушки, ее улыбку и слезы, текущие по щекам. Слезы счастья, выбора и свободы.

Семь тысяч знаков

Подняться наверх