Читать книгу Рождество на Кузнецком мосту. At Christmas on Kuznetsky bridge. Премия им. Н.В. Гоголя / N.V. Gogol award (Билингва: Rus/Eng) - Александра Андреевна Крючкова, Александра Крючкова - Страница 11

«Наконец-то!» – воскликнула бы бабушка, которая жила и умерла в Париже, – я прилетела в Шарль-де-Голль в воскресенье в полдень, чтобы насладиться Парижем и… да, так тоже бывает! – умереть в нём.

Это решение я вынашивала уже давно, холила и лелеяла, как мать ребёнка, поскольку чувствовала себя совершенно никому не нужной, включая объект моей любви. Умереть в Париже, городе Любви, из-за её ненахождения – чем не сюжет для романа? К тому же моя бабушка мечтала, чтобы однажды я побывала в её любимом городе, и мне хотелось исполнить бабушкину мечту, пусть даже для неё и посмертно…

Погода стояла солнечной и тёплой. Подъезжая к отелю, я заметила мост, по которому проходило скоростное метро RER, почти как в фильме «Последнее танго в Париже»…

На следующее утро мне предстояло оказаться у Гран Опера, откуда начинались все групповые экскурсии. К счастью, в номере я обнаружила карту и, несмотря на заверения консьержки, мол до Гран Опера столь далеко, что без метро не обойтись, проложила собственный маршрут – пешком город можно почувствовать!

Чуть отдохнув, я решила прогуляться и дошла до огромного железнодорожного вокзала Gare du Nord, но затем перепутала улицы и, видимо, направилась не в ту сторону, в результате чего заблудилась. В тот отчаянный для меня момент (я же не знала французского!) произошло нечто странное – мгновенно поменялось небо: сбежались тучи, исчезло солнце; и резко похолодало. Невольно съёжившись, я огляделась по сторонам и увидела в толпе… свою бабушку!

Не может быть! Неужели она эмигрировала в Париж, инсценировав свою смерть?!

– Ба! – воскликнула я, подбежав к ней.

Бабушка, вся в чёрном, подобно монахине, хотя в её руке вместо чёток и поблёскивала связка ключей, подала мне знак следовать за ней.

– Ба, послушай, но ведь два года назад… разве ты… не умерла?! Ты что, живёшь здесь? – не унималась я.

«Тсс!» – цыкнула она и продолжила путь.

Я поняла, что расспрашивать бесполезно, – бабушка славилась характером железной леди, и послушно побрела за ней, по ходу движения с любопытством первооткрывателя глазея по сторонам.

Чем дальше мы отдалялись от места встречи, тем более странным казалось мне происходящее. Вот, например, люди на улице… Во-первых, их было слишком много. То есть неестественно много. Во-вторых, бросалась в глаза их одежда: кто-то шагал в лохмотьях, кто-то – в мехах, но большинство – в разнообразных театральных костюмах. Мимо меня проплывали дамы и рыцари Средневековья, повсюду шныряли грязные, как трубочисты, рогатые и хвостатые черти, периодически то здесь, то там мелькали клыкастые вампиры со следами крови на губах… Я решила, что в городе идёт карнавал, но меня смущали лица актёров – в них чувствовалось нечто противоестественное. Да и зловещее небо в свинцовых тучах придавало происходящему привкус дьявольщины. Слава Богу, фонари уже зажглись, правда, чем дальше мы брели, тем туманнее становилось вокруг.

Вскоре бабушка свернула в узкую улочку, мощёную камнем, которая от нахлынувшего тумана окрасилась в серо-голубые тона. В конце улицы находился небольшой бар. И я, следом за бабушкой, зашла внутрь.

Здесь было полно народу, но откуда столько… чертей?! Вокруг почти каждого гостя кружилось как минимум двое хвостато-рогатых, что-то нашёптывающих тому в оба уха. Вульгарные полуобнажённые женщины с рожками поменьше танцевали у столиков и вальяжно расхаживали по заведению. Моя бабушка в одежде монахини, смотревшаяся на их фоне совершенно дико, не обращая ни на что внимания, молча провела меня в дальний угол к седому падре, сидящему в одиночестве за столиком у окна со свечой и псалтырью. Падре жестом пригласил нас присесть рядом.

– Здравствуйте, – произнесла я, пытаясь разрушить затянувшееся молчание. – Что здесь происходит?

Падре достал из холщовой сумки, висевшей на стуле, какой-то свиток и протянул его мне без комментариев.

Я раскрыла свиток и обнаружила… Да нет! Такого не может быть! Происходящее со мной – сон!!! На левой половине свитка в графе «Минуса» прямо на глазах друг за другом проявлялись мои нехорошие поступки и мысли, записанные кем-то чёрными чернилами, а справа – в графе «Взаимозачёт» – красными чернилами проявлялось нечто, аннулирующее указанное слева.

Я зависла над свитком и по мере просмотра обращала внимание на даты каждого пункта слева и справа – иногда разница между ними составляла годы! Не вызывало оптимизма и то, что даже малейшая негативная мысль слева требовала, на мой взгляд, совершенно несопоставимых жертв справа! А ещё – открытие! – в качестве платы за мои злодеяния указывались благие поступки и молитвы не только бабушки, которая привела меня сюда, но и совсем далёких предков…

Мне стало страшно, но я не могла остановить просмотр и в итоге уткнулась в жуткий финал: предпоследняя запись слева перечёркивалась обетом молчания бабушки – так вот почему она молчит! – но моё решение умереть в Париже перечеркнуть справа было совершенно нечем! Внизу, под последним пунктом, шёл обратный отсчёт времени.

Я положила свиток на стол и сжала голову руками, но почувствовала жуткий холод за спиной. Оглянувшись, я увидела висельника. Он пытался снять петлю с шеи, но ничего не получалось.

– Один раз затянул – и до скончания века вешаться! – пожаловался мне висельник и упал на колени перед падре. – Помолитесь за меня, святой отец! Я устал таскать её на себе! Два века ношу, а всё – как вчера! И каждую полночь она удушает меня снова и снова! Я так долго Вас искал, падре! Сжальтесь надо мной! На Библии клянусь: я совершил массу добрых дел за 200 лет! Мне сказали, что Вы – самый сильный в вопросах отмаливания самоубийц!

Падре кивнул, перекрестив его шею, и висельник тут же исчез. А я бросила очередной взгляд на обратный отсчёт своего земного времени – оставалось 7 дней. Да-да, как я и планировала. Но провести на Том Свете 200 лет, подобно висельнику, – совершенно не входило в мои планы!

– Падре, – обратилась я к священнику и кивнула на свой последний пункт. – Я не буду этого делать…

Падре посмотрел на меня с грустью и развёл руками.

Обратный отсчёт времени в злополучном свитке не прекратился – часы продолжали играть против меня!

– То есть… Вы хотите сказать, что моё решение остаться жить не повлияет на дату моей смерти?! – воскликнула я. – И через 7 дней меня уже не будет на Земле?!!

Я взглянула на бабушку в поисках спасения, но та по-прежнему молчала. Я вздохнула, задумалась, а затем подытожила:

– Получается, вы позвали меня к себе, чтобы я успела сделать что-то хорошее за оставшиеся мне 7 дней и ушла отсюда «в точке нуля», без «минусов»?

И бабушка, и падре кивнули в знак согласия.

– Но что же я смогу сделать здесь, в Париже? В чужом мне городе, когда я даже не знаю французского!!!

При мысли о своей беспомощности у меня сжалось сердце. Бабушка развела руками, что, судя по всему, означало: «Дорогая, придумай что-нибудь сама!»

***

Я проснулась от телефонного звонка – по моей просьбе горничная будила меня по утрам. Умываясь, я так и не вспомнила, как вернулась накануне в отель, однако встреча с бабушкой и падре отчётливо стояла у меня перед глазами и, видимо, запомнится мне на всю оставшуюся жизнь. Конечно, как я выяснила уже потом, в городе не проходило никаких карнавальных мероприятий. Возможно, бабушка провела меня в Параллельную Реальность? – так бывает, когда человек находится на грани между жизнью и смертью, и дверь между мирами приоткрывается…

«Но… что же мне делать? – судорожно размышляла я. – Как совершить столько добрых дел, чтобы…?»

Сначала я подумала, что групповые экскурсии теперь отменяются, но я не знала французского, а с экскурсоводом и соотечественниками можно общаться на одном языке, – вдруг кому-то из них потребуется помощь, и я – тут как тут!

Все эти 7 дней, в течение которых я продолжала видеть Оба Мира одновременно, по утрам я примыкала к туристической группе у Гран Опера и, несмотря на её малочисленность, будучи предельно внимательной к каждому, смогла совершить массу маленьких поступков неожиданно для себя самой. Казалось бы, чем помочь богатым людям на их красивом отдыхе в Париже, когда у них и так всё есть?