Читать книгу Мертвая долина. Том первый - Александра Лисина - Страница 2
Глава 1
ОглавлениеВозле последнего дома господин Ридолас, велев своим оставаться на месте, спрыгнул с облучка, твердо намереваясь выяснить, откуда тут взялись наглые чужаки. Кинув поводья ближайшему из мальчишек, он немного нервно поправил старую шляпу, огляделся по сторонам, но потом напомнил себе о недавней жертве и решительно двинулся вперед. Однако толпа впереди оказалась настолько плотной, что почти сразу стало ясно – быстро добраться до чужаков ему не удастся. Придется прорываться с боем. К тому же нешуточным: представление уже в самом разгаре, люди ощутимо напряжены, у мужиков кулаки сжаты, мысли с беспокойством крутятся вокруг того, сумеют ли они с такой же легкостью повторить то, что творит негодяй на помосте; у девок глаза горят неподдельным восхищением; бабы незаметно прихорашиваются и торопливо вспоминают о том, как именно надо стрелять глазками; у детворы рты распахнуты так, что вот-вот порвутся. Деревенские едва не пожирают этот несчастный помост жадными взорами. Еще пара минок, и тот просто задымится! Дай только волю эмоциям!
Господин Ридолас, оглядев возбужденные, раскрасневшиеся лица вокруг, заметно нахмурился, заколебался, но все-таки неохотно признал, что если начнет сейчас высказывать свои претензии, то, скорее всего, ничего не добьется. А то и тумака получит от деревенских за безнадежно испорченное представление. Не говоря уж о том, что в ближайшие пять лет в этой деревне и в большинстве окрестных ему лучше не появляться: толпа – зверь злопамятный, агрессивный, упрямый. Тогда как ему сейчас прикрывает спину только один-единственный силач, который никогда не умел сражаться с невооруженными крестьянами, хлипкий подросток, основная сила которого крылась в остром, но пока бесполезном язычке, трое совсем юных мальчишек и две молодые женщины, которых надо непременно беречь, потому как на них одних сейчас держалось благополучие труппы.
С трудом заставив себя стоять спокойно, господин Ридолас с раздражением посмотрел на самодельную сцену, на которой какой-то незнакомый парень в очередной раз уронил на доски сломанную подкову, и невольно задержал на нем оценивающий взгляд.
А чужак хорош собой – высок, отменно сложен, обнажен по пояс и совсем не боится демонстрировать гуляющие под кожей мышцы. Приятные черты лица, бронзовые волосы, отдающие на свету отчетливой рыжиной. Крепкие руки, мощная шея, красивый торс. Невероятно сильные пальцы, раз за разом ломающие толстые подковы… не исключено, что когда-то он был кузнецом: вон какие широкие ладони. Да и плечи под стать. Аж лучится весь нерастраченной мощью, стервец, откровенно бахвалится перед девками, играет молодой силушкой, однако же пальцы подворачивает, когда за подкову берется, совершенно особенным образом. Да, видимо, все-таки кузнец. Который почему-то бросил прибыльное дело и ушел на тракт, будто считал это лучшей долей.
Впрочем, пути богов неисповедимы, поэтому вопрос о причинах Ридолас Дул оставил без ответа и, заметно поостыв, пригляделся к чужакам повнимательнее.
Второй парень тоже был хорош, хотя и смотрелся далеко не так внушительно, как первый: чуть поуже в кости, справно одетый, подпоясанный простой веревкой вместо обязательного для каждого семейного мужика ремня. Мешковатая рубаха, закатанные до колен штанины, пыльные сапоги, сиротливо валяющиеся под помостом… однако силушкой его владыка Айд тоже не обидел – тяжелые металлические прутья (никак заготовки ему неудачные местный кузнец одолжил?) так и летали в его руках, так и порхали невесомыми палочками, словно бы не из железа были сделаны, а из дерева. Причем чужак их не то что ни разу не уронил, но даже виду не показал, что хоть сколько-нибудь устал.
По достоинству оценив этот рискованный трюк, господин Ридолас озадаченно моргнул.
Ничего себе! Неужто совсем не боится задеть соседа?! Или так уверен в своих силах, что не держит даже мысли об ошибке?
Тем временем чужак ловко перехватил все три прута в воздухе, лихо поклонился, тряхнув русой головой, а потом спрыгнул на землю и охотно продемонстрировал ближайшим зрителями свои снаряды.
Бородатые мужики только уважительно крякнули, ощутив несомненную тяжесть прутьев и убедившись в том, что никакого обмана нет, затем одобрительно покосились на жилистую фигуру парня и недоуменно покачали лохматыми головами. Он же, оставив им железки, гибким движением взметнул себя обратно на помост, таинственно улыбнулся, наповал сразив стоящих поодаль девушек белозубой улыбкой. А потом вытащил из какого-то мешка пару кинжалов, хитро подмигнул и, не поменявшись в лице, вдруг метнул их в ухмыляющегося бронзоволосого.
Без всякого предупреждения.
В спину.
Так буднично и просто, словно каждый день только и делал, что покушался на простых людей.
Господин Дул невольно вздрогнул, слишком уж явственно представив, как оружие с силой вонзится в живое тело, как неловко покачнется от удара раненый, как внезапно изменится его красивое лицо, распахнутся в немом удивлении глаза, брызнет на доски горячая кровь…
Он даже инстинктивно напрягся в ожидании болезненного вскрика, но второй парень как почуял неладное – вдруг стремительно обернулся, проворно уклонившись от летящей навстречу смерти, поразительно спокойно проследил за тем, как кинжалы, не причинив ему ни малейшего вреда, с глухим стуком воткнулись в стену ближайшего дома. Смерил русоволосого многообещающим взглядом. Потом так же спокойно наклонился, подобрал с помоста две новенькие подковы и, словно в отместку, небрежно запустил их в напарника. Да с такой силой, что если бы цели достигла хотя бы одна, лежать потом бы дураку на этих самых досках с проломленной головой.
У господина Ридоласа тревожно екнуло сердце. Но русоволосый благополучно перехватил подковы прямо в воздухе, криво усмехнулся, заслышав запоздалые испуганные вскрики из толпы. Крутанул их на ладони, будто примериваясь. Наконец перекинул обратно напарнику, и потом… эти ненормальные вдруг начали жонглировать! И до того ловко, что у зрителей внизу, едва не начавших икать с перепугу, вырвался слаженный вздох.
Господин Ридолас, позабыв про недавний гнев, неверяще замер. А потом заметил, что движения парней начали постепенно ускоряться, ошарашенно проследил за тем, как силач поднял в воздух еще четыре подковы (видимо, местный кузнец захоронку свою открыл ради такого случая или же в срочном порядке перепортил всех местных лошадей), удивленно моргнул, пытаясь представить себе, сколько времени и сил ушло на проработку этого трюка. Осмыслил разницу. А затем вдруг с горечью осознал, почему его собственную труппу стали принимать так прохладно.
Да уж… такое зрелище не каждый день увидишь.
Он невольно затаил дыхание, больше не желая чужакам поражения. Тогда как они вдруг начали перебрасывать подковы то выше, то ниже, играли с ними, ловко перехватывая прямо в воздухе из самых причудливых положений. Однажды бронзоволосый рискнул даже пропустить одну под коленом, явно поддавшись настроению толпы и собственному куражу. А когда подковы наконец перестали мелькать перед глазами и одна за другой оказались в руках удивительных жонглеров, завороженные зрители отреагировали такими овациями, что господин Дул внезапно поймал себя на мысли о том, что завидует. Причем на тоскливой мысли, очень грустной, рядом с которой недавно бушевавший гнев окончательно утих и посрамлено уполз куда-то на задворки сознания.
Да и чего теперь злиться? У столпившихся вокруг людей так ярко горели глаза, а лица были до того выразительны, что бессмысленно пытаться их переубедить. Тут уже ничего не поделаешь: незнакомцы заполучили их с потрохами, потому что умудрялись творить на помосте такие вещи, которых немолодой циркач ни разу за свою долгую жизнь не видел.
Некстати вспомнив жертвенный камень у дороги, господин Ридолас помрачнел. И, машинально повторяя про себя слова утренней молитвы, едва не пропустил момент, когда незнакомцы красивым, отработанным движением завершили удачное выступление, лихо откланялись и под восторженные крики зрителей удалились со сцены. Он хотел было последовать за ними, чтобы спросить, кто такие и откуда взялись в Благословенной, однако, как оказалось, представление на этом не закончилось: почти сразу на помосте появился симпатичный худощавый паренек с коротко стриженными светлыми волосами и тонкими пальцами прирожденного музыканта. А следом из-за импровизированных кулис выбежала широкогрудая, зубастая, невероятно лохматая псина неопределенной породы. Причем очень крупная псина. Гораздо крупнее тех, что сидели на цепи во дворах здешних старожилов. И, наверное, крупнее даже тех, которые отъедались на дармовой похлебке при многочисленных храмах.
Поначалу господин Дул не понял, при чем тут собака, но все-таки заинтересовался, решив обождать с вопросами еще немного. А толпа уже довольно загудела, захлопала, и он снова поймал себя на мысли о некстати проснувшейся зависти.
Тем временем паренек на помосте сделал странный жест, по которому могучий пес послушно поднялся на задние лапы. А затем, к полному восторгу публики, еще и пошел в таком неприличном виде, забавно помахивая хвостом и высунув от усердия язык. Сделав вокруг хозяина полноценный круг, с удовольствием схрумкал брошенный юношей сухарик, довольно заурчал, пару раз бодро подпрыгнул, явно надеясь на новое угощение. Но получил вместо вкусненького еще один знак и, шумно облизнувшись, снова поднялся. Только на этот раз не на задние, а на передние лапы, при этом поразительно ловко удерживая равновесие.
Услышав удивленные шепотки среди зрителей, юноша слабо улыбнулся. А затем как-то по-особенному свистнул, сделал широкий шаг в сторону и непонятно кому подмигнул.
Собака как будто ждала этого – радостно взвизгнув, серой молнией кинулась к хозяину, ужом протиснулась у него между ног, смешно извиваясь и неистово нахлестывая воздух пышным хвостом. Они так и пошли: парнишка неторопливо вышагивал по помосту, громадный зверь охотно вился у него в ногах, после каждого шага нетерпеливо подпрыгивая, толкаясь носом и всячески выражая бурный восторг. Женщины, глядя на него, широко улыбались, мужчины только хмыкали в бороды, детвора восторженно тыкала пальцами в «большую послушную собачку». А потом радостно запищала, когда разыгравшийся пес в какой-то момент высоко подпрыгнул и смачно лизнул хозяина в нос, после чего поспешно отскочил и заискивающе припал к полу, словно всем видом говоря: я случайно, честно-честно!
Юноша, брезгливо утеревшись, погрозил ему кулаком, но зверь, видимо, совсем разошелся и от избытка чувств вдруг совершил такой невероятный прыжок, перекувырнувшись через собственную голову, что первые ряды зрителей от неожиданности даже отпрянули. И лишь через пару синов сообразили, что на самом деле это просто еще один трюк, а здоровенный пес, лихо закручивающий на помосте настоящее сальто, ничуть не смущается ни своими размерами, ни собственным (весьма далеким от щенячьего) возрастом.
К тому же было хорошо заметно, что ему это нравилось. Причем так сильно, что он не остановился до тех пор, пока хозяин не подошел и не взялся властно за мохнатую холку, заставив его с тихим взвизгом упасть на брюхо.
– Спокойнее, – тихо велел паренек, настойчиво заглядывая в диковато горящие глаза пса. – Еще спокойнее, Лок. Твоя работа пока не закончена. Помнишь?
Пес, мгновенно присмирев, с обожанием лизнул держащую его руку, после чего ловко вывернулся и шустро спрыгнул на землю. А затем, уверенно поднявшись на задние лапы, ловко поймал пастью брошенную хозяином шапку и пошел между рядами послушно расступающихся людей, выразительно подставляя ее под чужие руки.
– Благодарим вас за внимание, – низко поклонился с помоста парнишка. – На сегодня представление окончено. Надеемся, нам удалось вас удивить и порадовать. Да благословит вас бессмертный владыка и да одарит за щедрость и бескорыстие.
– Дарэ, – охотно откликнулась толпа, и в шапку тут же посыпались многочисленные монеты.
Господин Ридолас в третий раз за утро тяжело вздохнул, а потом неожиданно понял, что делать ему в этой деревне больше нечего: после того, что показали сейчас чужаки, все его номера, придуманные за недолгую зиму, будут выглядеть пресно и скучно. Никакого зрелища не получится. Да и денег заработать не удастся. Придется разворачиваться и уходить восвояси, с тоской сознавая, что рядом с этими молодыми лихачами им совершенно нечего ловить.
«Мы им не соперники больше. Совсем. Они – победители, и этим все сказано».
Господин Ридолас с тяжелым сердцем отвернулся и побрел прочь, с горечью слыша, как за его спиной люди со смехом бросают в шапку звонкую монету. Ему даже возмущаться уже не хотелось: все было слишком очевидно. Чужаки молоды, полны сил, у них есть в запасе необычные трюки и уловки. Они с невероятной легкостью покорили сердца зрителей, и отвоевать их обратно уже не удастся. Как ни старайся, но для этого не хватит ни зажигательных танцев Дии и Лики, ни шуток Лива, ни всех умений Брита. Не говоря уж о том, что неоспоримая сила Шига уже дважды за сегодняшний день была поставлена под сомнение.
Неужели вот он, ответ владыки?
Неужели это и все?
Неужели для них остался лишь один выход?
Господин Ридолас Дул сгорбился и опустил плечи.
– Ну что? – с тревогой спросили девушки, когда он, вернувшись, понуро забрался обратно в повозку.
Хозяин не ответил. Только неопределенно качнул головой и с грустью посмотрел на перевязанную руку. После чего еще раз вздохнул и велел разворачиваться в сторону трактира: ничего другого им не оставалось. Лишь перекусить напоследок, дать роздых уставшим лошадям и поскорее направиться вон, стараясь не думать об очередной (видимо, последней для него?) неудаче.
В единственном на всю деревню трактире было закономерно пусто, так что расстроенным циркачам никто не помешал зайти и безнаказанно занять самый лучший стол. Благо других претендентов не имелось: все они сейчас толкались на площади, облепив удачливых чужаков, как мухи – крынку со сладким вареньем. Всем хотелось самолично убедиться, что силач ломал настоящие подковы. Смешливым красавицам, вопреки наставлениям матушек, не терпелось поближе взглянуть на его обнаженный торс. Взрослые, бородатые, а порой и седые мужики испытывали какой-то детский восторг, старательно подбивая второго парня на какое-нибудь лихачество. Тогда как любопытной детворе наверняка хотелось до дрожи в коленках погладить необычного пса, который вызвал у них столько искреннего восхищения.
Не раз бывавшие в роли кумиров, бродячие артисты хорошо знали, что это такое, когда тебе благоволит толпа. И знали, что нет ничего более затягивающего, чем хотя бы недолгое время качаться на волнах заслуженной славы. Когда на тебя смотрят во все глаза, когда в этих глазах горит неподдельное восхищение. Когда тебя любят. Неотрывно следят в надежде увидеть еще что-нибудь этакое. И когда тебя готовы на руках носить всего лишь за доставленное мимолетное удовольствие.
Господин Ридолас, завидев вышедшего из кухни хозяина – цветущего розовощекого толстяка, невесело кивнул.
– Господин Дул!
– Здравствуй, Ир, – вяло отозвался он. – Ты был прав: я все-таки сюда вернулся.
– Когда представление будете давать? – деловито осведомился трактирщик, подходя к столу. – Завтра? Послезавтра?
Господин Ридолас покачал головой.
– Нет. На этот раз мы проездом.
– Как? – искренне огорчился Ир. – Совсем не задержитесь?
– Нет, Ир. Некогда.
Трактирщик окинул взглядом откровенно мрачного верзилу Шига, которого знал уже не первый год; грустных девушек, из которых светленькая Лика всегда умела поднять настроение, а темненькая Дия могла довести своим танцем до настоящего исступления; подметил насупленные брови Брита, который уже второй год колесил по долине вместе с труппой; непривычно серьезного Лива, от которого, против ожидания, не донеслось с порога ни одной скабрезной шутки… и растерянно развел руками.
– Жаль. Честное слово, господин Дул, мне очень жаль. Я так надеялся посмотреть на ваших искусниц…
Девушки переглянулись и неловко отвели глаза. Сегодня они искренне рассчитывали блистать и поражать воображение мужчин. Сегодня надеялись, как и всегда, вызвать здоровую зависть у женщин. Их аккуратные фигурки были намеренно утянуты в поясе так, чтобы подчеркивать и увеличивать стройность и без того узких талий. Пышная грудь Лики едва не прорывала тугой лиф. Острый носик Дии был уже готов недовольно сморщиться от громких выкриков разгоряченных зрителей… но где они, эти зрители? Где аплодисменты и заслуженная слава?
То, что происходило на помосте, видели все. И все понимали, что хозяин не зря решил уехать, вопреки обычаю, без представления.
Господин Ридолас невесело усмехнулся.
– Что поделаешь, Ир? Кажется, нас опередили.
– А, вы про новеньких? – довольно заулыбался трактирщик. – Это да. Вчера только приехали к ночи, а сегодня – вон что выдали.
– Откуда они взялись? – мрачно пробурчал Шига, недобро зыркнув исподлобья.
– Айд знает. В прошлом году еще не было, а в этом – вот они, родные. Блистают везде, куда только приходят. Я две дюжины дней тому у тетки был в Болотцах: как их увидел, так и обомлел. Как они с ножами управляются! Как головы с фишками морочат! А как у них девчонка поет… с ума сойти! Даже не думал, что такой голос хоть раз услышу! Настоящее чудо! Да и пес тоже хорош. И играют на байре они отменно… я как подошел, так и сказал, что у нас им будут рады. Правда, не думал, что завернут, а оно вон как вышло. Но я прав оказался – с самого утра они народ к себе привязали. Даже пиво выпить… ха-ха… и то с рассвета так никто и не зашел!
– Значит, это ты их сюда пригласил? – недоверчиво переспросил господин Ридолас, с трудом переваривая неприятные новости.
– Девчонка? – неожиданно встрепенулся Лив.
– Играют? – вопросительно приподняли брови девушки.
– Именно, – закивал трактирщик. – Такие сценки делают, что я со смеху едва не лопнул. Особенно про короля и шута. Настоящие покатушки. Они себя называют «Веселая компания», и должен сказать, что это действительно так. Если уж старик Борго примчался спозаранку, чтобы послушать их шутки, то… короче, вот так.
– Дела-а… – неопределенно протянул Лив, нахмуривая тонкие брови. – А давно они тут бродят?
– Да с месяц, наверное. Может, больше. Как сезон начался, так и гуляют по дорогам, веселят народ. Я про них даже от проезжих уже слышал.
Неожиданно снаружи послышался шум.
– Ну вот, – обрадовано вскинулся трактирщик. – Уже и закончили. Наконец-то народ решил горло промочить. Что вам принести, уважаемые? Только думайте быстро – сейчас тут такое начнется…
Ир оказался совершенно прав: едва гости успели заказать по миске с кашей и кружке кисловатого пива, как дверь трактира бодро распахнулась, и внутрь хлынула взбудораженная толпа, наперебой обсуждающая недавнее представление. Причем если обычно женщины не снисходили до посещения единственного в деревне питейного заведения, оставляя это на совести мужей, то сегодня и их среди зашедших оказалось немало. А следом за местными появились и герои сегодняшнего дня: оба крепких парня, чем-то неуловимо похожие друг на друга; громадный пес, невозмутимо вышагивающий впереди всех; еще один молодой парень, смотрящийся по сравнению с первыми довольно худым, хотя тоже подтянутым и с виду очень гибким. А самым последним зашел тот самый светловолосый паренек, ведущий под руку старого, сгорбленного, совершенно седого деда, при виде которого господин Ридолас удивленно приподнял брови.
Это еще что за новости? Старик? Неужели это и есть их хозяин?!
– Сюда, дедушка. Осторожнее, не споткнись… вот так, садись-ка… – вдруг сказал паренек, аккуратно усаживая старика не ближайшую лавку и одновременно развеивая последние сомнения господина Дула. – Потихоньку. Помаленьку…
– Я могу сам, – упрямо просипел древний дед, с видимым трудом опускаясь на жесткое сидение.
– Я знаю, дедушка. Я только помогаю.
– Гайка…
Паренек тихо вздохнул.
– Дедуль, мы же договорились!
Старик тоже вздохнул, отбросил с морщинистого лица длинные седые лохмы (давно, кажется, нечесаные, хотя и тщательно вымытые), потом нахмурил такие же седые, невероятно лохматые брови и уставился на «паренька» поразительно живыми, совсем не стариковскими глазами.
– Гайка, я еще не настолько плох, чтобы ты бы меня на руках носила.
– Да, дедуль. Я не сомневаюсь.
– Если бы только бабушка видела…
Господин Ридолас, каким-то чудом расслышавший в царящем вокруг гаме каждое произнесенное слово, изумленно округлил глаза и ошарашенно уставился на «паренька». Да как же это… да что ж это такое… да неужто он – это и не «он» вовсе?!
Он быстро оглядел старенькие, штопанные не меньше сотни раз штаны, узкие плечи, короткие, всего до плеч, волосы цвета спелой пшеницы. Наконец подметил подозрительно узкую талию, искусно скрытую за просторной мешковатой рубахой (явно – с чужого плеча и тоже застиранную до невозможности), а потом вдруг увидел вблизи лицо и пораженно замер.
– Девчонка! – тихо воскликнул Лив, тоже уставившись на чужачку во все глаза. – Эй, Шига, ты видишь?!
Здоровяк хмуро кивнул.
– Действительно, девчонка!
– Тихо вы, – фыркнула Лика, ревниво смерив одетую в мужскую одежду девушку с головы до ног. – Нашли чему удивляться! Все бы вам только на девок глазеть!
Лив только растерянно покачал головой: у чужачки оказалась поразительно светлая, как будто специально выбеленная кожа. А еще – очень тонкие руки, которые явно никогда не держали ничего тяжелее котелка; красивый овал лица с очень правильными чертами и весьма необычные глаза – сине-зеленые, которых он еще ни у кого в долине не видел. Весьма запоминающиеся, надо сказать, глаза. Яркие. Как будто пылающие изнутри своим собственным светом. Причем издалека это было не так заметно, зато сейчас, вблизи…
Лив, когда по нему мазнул ее взгляд, почувствовал, как по спине пробежали волнительные мурашки. А потом вздрогнул от толчка под столом, наткнулся на предупреждающий взгляд Лики и поспешно отвел глаза. Правда, продолжал рассматривать странную девушку исподтишка – слишком уж она была необычной. И одеждой своей, и трущимся под ногами псом, который в тесноте трактира показался ему еще больше, чем на улице; и даже усевшимися рядом мужчинами, которые, едва у стола показался Ир, уверенно заказали себе плотный обед и большую кость для голодной собаки.
Впрочем, отчего бы этой девушке не ходить в штанах? Небось, в платье так ногу не задерешь и больше половины трюков с псом не покажешь. Так что это просто костюм. Старенький, неудобный, непривычный, но костюм. Как широкие юбки у Дии или тугой корсет для Лики. Ничего больше.
Ели чужаки уверенно и неспешно. Совсем не так, как положено вечно голодным бродягам. На горячее мясо не набрасывались, хлебные лепешки не хватали всей пятерней. Насыщались неторопливо, со здоровым аппетитом, который не мог не разгуляться после долгого представления. В общем, так, как могут есть люди, уверенные в завтрашнем дне и совсем не привыкшие к пустому кошельку. Видно, дела у них действительно шли хорошо. И, видно, необычные трюки действительно приносили неплохой доход.
Устроившийся под столом пес тоже громко хрустел костью, которая была принесена трактирщиком немедленно. И даже старик проявил недюжинный интерес к трапезе. Видимо, хоть годы и брали уже свое, но поесть дедуля любил. Вон как трескает кашу с тушеным мясом. Судя по всему, зубы еще не все потерял. Одна только девушка ела вяло и неохотно. Но зато она не забывала то и дело подкладывать деду самые аппетитные кусочки и постоянно следила за ним краешком глаза, готовая в любой момент вскочить и заботливо подать что-нибудь еще.
Трактирщик был просто счастлив. Вместе с артистами в зал набилось столько народу, что он с двумя слугами едва успевал подавать на столы и забирать грязную посуду. Пиво лилось рекой. Взволнованные люди азартно спорили и бурно обсуждали особенно понравившиеся трюки. Так же азартно косились на чужаков, но мешать им не смели: хищно поглядывающий с пола пес явно не был таким же смирным, как на сцене, а уж зубы у него оказались такими внушительными, что без труда перекусили коровью бедренную кость у самого основания. Настоящее чудовище. Так что неудивительно, что тот стол старались вежливо огибать стороной даже слуги.
Наконец чужаки насытились и с удовлетворенным вздохом отодвинули от себя блюдо с остатками жареного гуся. Потом дождались, пока наестся медленно, с явным трудом жующий старик, и вопросительно глянули на девушку.
– Когда поедем?
– Как дедушка решит. – Она пожала плечами и тронула старика за плечо: – Дедуль, ты не сильно устал?
– Нет, – невнятно буркнул тот, догрызая мясо на кости.
– Куда хочешь пойти дальше? На север? На юг?
Старик со вздохом отложил кость и опустил на стол перемотанные какими-то тряпками ладони, позволив девушке вытереть испачканные жиром пальцы. Потом отбросил с лица бесконечно мешающиеся лохмы и с укором спросил:
– Когда ты меня пострижешь наконец?
– Бабушка год не велела, – неожиданно строго посмотрела девушка. – Ты же не хочешь обидеть ее память?
– Нет.
– Тогда терпи. Еще половина срока осталась.
Дед тяжко вздохнул. Но вдруг встрепенулся, как-то странно наклонил голову и, пристально взглянув на внучку, скрипучим голосом попросил:
– Спой мне, Гайка. Спой что-нибудь… для настроения. А потом и поедем. Куда-нибудь на юг. Где тепло. И где мои старые кости наконец хоть немного согреются.
Девушка тут же кивнула.
– Хорошо, дедушка. Что ты хочешь, чтобы я спела?
– Все равно. Я хочу послушать твой голос.
Господин Ридолас краем глаза отметил, как разулыбался до ушей трактирщик и как мгновенно примолк весь остальной народ, а потом с удивлением понял, что все с нетерпением ждут песни. Причем ждут так, словно она действительно того стоила.
Девушка отодвинула от себя тарелку, знаком велела слугам убрать со стола. Достала из дорожного мешка простенькую лютню и, легонько перебрав отозвавшиеся нежным перезвоном струны, вопросительно взглянула на сидящих рядом мужчин.
– А без слов можно?
– Конечно, – пожал широкими плечами бронзоволосый.
– Мне без разницы, – кивнул второй. Третий знаком показал, что тоже не возражает, и она успокоенно отвернулась. А потом снова тронула необычный инструмент и, улыбнувшись деду, тихонько замурлыкала какую-то необычную мелодию, которую, благодаря воцарившейся в зале тишине, могли слышать все желающие.
Господин Ридолас в третий раз за сегодняшнее утро несказанно удивился – голос у девушки действительно оказался потрясающим: высоким, звонким и до того чистым, что в это просто не верилось. Если бы она захотела, то могла бы прослыть знатной певуньей. Такой голос не отказались бы послушать и взыскательные горожане. Он бы украсил собой любой храм. Любой хор. Даже так, без всяких слов и раскрытия своей истинной силы. А если она когда-нибудь решится спеть по-настоящему…
Циркач пораженно покачал головой.
Да-а-а… надо думать, что весь трактир восторженно замер. Кажется, Ир был прав: голос у девушки изумительный. Недаром затаили дыхание все присутствующие, включая даже женщин. Недаром мужчины отставили пиво в сторону и притихли, а слуги прекратили шнырять по переполненному залу. Потому что по-другому было просто нельзя. И нельзя было не восхищаться поразительным звучанием этого дивного голоса, который совершенно неожиданно объявился на пыльных дорогах Благословенной долины.
Когда девушка замолкла, трактир дружно вздохнул. Но она словно не заметила. Ласково потрепав незаметно пролезшего под ее ладонь пса, уверенно встала, помогла закряхтевшему деду подняться и, заботливо придерживая, проводила его до дверей.
– Не нужно, – отрицательно качнул головой трактирщик, когда один из ее спутников (тот самый силач, что ломал недавно подковы всем на зависть) положил на стол две серебрушки. – За такой голос не жалко и большего. Айд с вами.
– Дарэ, – коротко поклонился бронзоволосый, но деньги не забрал, а затем отвернулся и вместе с двумя другими быстро вышел.
Господин Ридолас проследил за ними до самой двери, ощущая странную ущербность от царящей вокруг тишины. Остро пожалел, что девушка так быстро замолчала. С неожиданной грустью подумал о том, что его время действительно подошло к концу, а потом уронил взгляд в тарелку и прикрыл глаза, чтобы никто не увидел появившуюся там тоску и обреченное понимание своего ближайшего будущего.