Читать книгу Тот, кто знает. Книга вторая. Перекресток - Александра Маринина - Страница 12

Часть 5
Перекресток. 1992–1993 гг.
Ирина

Оглавление

Костюмчик был прелестным, с коротким, в талию, пиджаком и длинной расклешенной шифоновой юбкой-«солнце». И цвет – как раз то, что надо, нежно-сиреневый, то есть, с одной стороны, не темный (свадьба как-никак), а с другой стороны, не белый (смешно! С ее характером да во второй брак вступать – и в белом!). Но вот размер… На кронштейне этот костюмчик висит в единственном экземпляре, и, если верить бирке, размерчика он сорок восьмого. Маловат.

– Вам помочь? Вас интересует этот костюм?

Белобрысая продавщица ловко сдернула шедевр канадских портных с кронштейна и приподняла вешалку-«плечики», чтобы Ира могла обозреть наряд в полный рост.

– А побольше размера нет? – безнадежно спросила Ира.

– Это для вас? – поинтересовалась продавщица.

– Да. Мне нужен пятидесятый размер.

– Да бог с вами! Вам и этот-то будет велик. Примерьте.

– Не влезу, – категорически отказалась Ира.

– Примерьте, – повторила продавщица настойчиво. – Я же вижу, что влезете.

Ира покорно поплелась в примерочную. К ее удивлению, пиджак сидел превосходно, в груди не тянул и не собирался в складки-морщины, а юбка была даже чуть-чуть великовата в талии.

«Я же похудела! – с облегчением вспомнила она. – Никак не могу привыкнуть к тому, что я уже не такая корова, какой была раньше».

Она повертелась перед зеркалом, разглядывая себя в свадебном наряде, и, вполне удовлетворенная результатом, переоделась.

– Беру! – радостно сообщила она продавщице и направилась к кассе. Расплатившись и подхватив пакет с аккуратно сложенным костюмом, Ира помчалась по магазинам в поисках подходящих туфель. Тоже проблема, надо заметить, не из легких, ножка у нее немаленькая, сорокового размера, при ее росте в метр восемьдесят, конечно, это нормально, но почему-то основная масса изготовителей обуви так не считает. Изящную нарядную обувь делают в основном для тех, кто пониже ростом и имеет ножку поменьше, как будто рослым женщинам не нужно элегантно выглядеть! Больше всего Иру бесило, что красивые туфли большого размера почти всегда были в продаже, но при этом имели невероятной высоты и тонкости каблук. И о чем только эти обувщики думают? Ведь ребенку понятно, что если у женщины такая нога, то у нее и рост высокий, и вес соответствующий, зачем ей такой высоченный каблук? В баскетбол на нем играть? А та обувь на умеренном или низком каблуке, в которую Ира могла влезть, обычно имела совершенно непристойный вид и была катастрофически неудобной, как будто ее специально делали для того, чтобы изуродовать рослую крупную женщину и создать ей невыносимые муки при ходьбе, дабы жизнь медом не казалась. Нынешняя же задача осложнялась еще и выбором цвета, к купленному костюму подойдут только сиреневые или белые туфельки.

Она пробегала по магазинам до самого вечера, но так ничего и не нашла. Правда, дважды она видела более или менее пристойную модель нужного размера, но в первый раз туфли оказались ярко-красными, во второй – ядовито-зелеными. Когда Ира около девяти вечера приехала к Игорю, на лице ее были написаны отчаяние и усталость.

– Костюм купила, а с обувью полный облом, – расстроенным голосом сообщила она будущей свекрови. – Весь город объездила, ничего нет на мою ногу. Вот не повезло мне с размером!

Елизавета Петровна попросила примерить костюм, долго разглядывала Ирину, потом одобрительно кивнула:

– У тебя хороший вкус. Я, признаться, побаивалась, что ты купишь что-нибудь плебейское. А с обувью я постараюсь тебе помочь. Моя знакомая на днях улетает в Мюнхен к дочери, я попрошу ее подобрать для тебя туфли.

– В Мюнхен? – удивилась Ира. – Думаете, там что-то можно найти?

– Если где и можно найти, так только в Баварии, – с видом знатока объявила мать Игоря. – Там делают превосходную обувь на большую ногу. Если хочешь знать, там в любом магазине есть чудесные модные женские туфли вплоть до сорок третьего размера.

До сорок третьего! Вот это да! Ира ушам своим не поверила.

– А ваша знакомая успеет вернуться до свадьбы? – забеспокоилась она.

– Успеет, успеет. До одиннадцатого декабря еще уйма времени.

– А сколько это будет стоить? Я куплю доллары и вам принесу, завтра же.

Елизавета Петровна засмеялась и поцеловала Иру в щеку.

– Не беспокойся о деньгах. Я сама с ней рассчитаюсь. Это будет мой подарок. Только точно укажи размер.

Ира попросила у Елизаветы Петровны сантиметр, тщательно вымерила длину своих туфель от пятки до носка и записала результат на вырванный из записной книжки листок. Там же и цвет указала – сиреневый или белый. И желательную высоту каблука пометила. Все-таки опасно приобретать обувь без примерки, за глаза, но что поделать, выхода другого нет.

Она еще около получаса поболтала с родителями Игоря и засобиралась домой.

– Не будешь ждать Игоря? – удивился Виктор Федорович. – Я думал, ты захочешь ему наряд показать.

– Поздно уже, Виктор Федорович, возвращаться страшно. Да и вставать завтра рано.

– Почему ты не переезжаешь к нам? – спросила Елизавета Петровна. – Ведь у вас с Игорем все решено, свадьба в данном случае просто формальность. Тебе и в институт отсюда удобнее добираться, без пересадок, и возвращаться домой по ночному городу не придется.

– Это неудобно, – улыбнулась Ира. – Вот поженимся – тогда перееду. Вы еще успеете от меня устать.

Была бы ее воля, она переехала бы еще год назад, когда в первый раз пришла в этот дом. И каждый вечер вела бы тихие неспешные разговоры с родителями Игоря. И мылась бы в этой роскошной просторной ванной комнате, оборудованной итальянской сантехникой, а не в полутемной каморке с обшарпанной и покрытой ржавыми пятнами ванной. И спала бы на мягком широком диване, а не на давно рассохшейся узкой кушетке. И по утрам вставала бы на полчаса позже, потому что отсюда дорога в институт действительно короче. Но так могла бы поступить та Ира, другая, настоящая. А Ирина, образ которой тщательно лепился и подделывался под вкусы и нравы всех членов семьи Мащенко, так никогда не сделала бы. Она должна быть интеллигентной, спокойной, ненавязчивой и независимой и, уж конечно, ни в коем случае не должна демонстрировать особой заинтересованности в том, чтобы войти в эту семью, втереться в нее. И потом, Ира уставала. Очень уставала. Играть роль – это труд, который не каждому под силу. Ей требовалось значительное усилие, чтобы войти в образ на пороге квартиры Мащенко и потом, на протяжении всего пребывания у них, следить за собой, за своей речью, за тем, что и как она говорит, как сидит, как смотрит, как двигается, что и как ест. Кроме того, Ира начала систематически читать газеты, слушать новости и периодически требовала, чтобы Вадим или Наташа устраивали ей что-то вроде политинформации, ведь она должна быть достаточно подкована, чтобы поддерживать разговор с заместителем главного редактора журнала «Депутат». Даже сейчас, после целого года знакомства и фактически накануне свадьбы, Ира старалась бывать здесь не каждый день. Каждый вечер притворяться – это слишком утомительно. Иногда ее посещало опасение, что после переезда к Игорю, когда притворство будет требоваться постоянно, жизнь станет совсем невыносимой. Она или попадет в психушку, или постепенно устанет притворяться, превратится в прежнюю Ирку, и всем станет ясно, что они приняли в своем доме лживую малообразованную плебейку с дурными манерами, низким вкусом и неизвестно какими намерениями. И с позором выгонят ее. То есть не в прямом смысле, конечно, не буквально, а начнут капать Игорю на мозги, чтобы он с ней развелся. Он и разведется. Он вообще ничего поперек папиного и маминого слова не делает, это Ира уже поняла. Из рассказов о прежней жизни Игоря следовало, что он иногда бывает способным на неожиданные поступки, но, убедившись в том, что эти поступки не встречают одобрения, надолго «уходит в тину», затихает и делает все по родительской указке или подсказке. Потом снова разовый всплеск – и снова полная покорность. Правда, нельзя сказать, чтобы рассказы о жизни ее будущего мужа были подробными и исходили от самого Игоря. Он предпочитал эту тему не затрагивать, а то, о чем говорили его родители, было довольно скудным и вертелось в основном вокруг того, каким Игорек был в школьные годы. Ира в общем-то понимала, что ничего другого они рассказывать и не могли, ведь после школы Игорь уехал учиться в Томский университет, и об этих пяти годах его жизни они могли иметь самое приблизительное представление, да и то не факт, что верное, а вернулся он оттуда уже с молодой женой. Виктор Федорович и Елизавета Петровна – люди старой закалки и застойно-партийного мышления, для них совершенно невозможно говорить в присутствии Иры о жизни своего сына с первой женой. Как будто ее это может обидеть или она начнет, господи прости, ревновать и думать, что об этой женщине, Вере, здесь вспоминают с теплотой и сожалением. Сама-то Ира, начитавшись переводных романов и насмотревшись зарубежных фильмов, имела теперь представление о том, как строится семейная жизнь в Европе и Америке, относилась к факту прежней женитьбы Игоря совсем иначе и вовсе не возражала бы познакомиться с Верой, а может быть, и подружиться. Во всех цивилизованных странах бывшие супруги нормально общаются и друг с другом, и с их новыми мужьями и женами, а у нас прямо в непримиримых врагов превращаются! Делают целую трагедию на пустом месте. А Вера, кроме всего прочего, могла бы оказаться и полезной, например, рассказать что-нибудь интересное про Виктора Федоровича, про его знакомых и круг его интересов или про Игоря, чтобы Ира могла лучше его узнать и не допускать ошибок в своем поведении.

По пути домой она прикинула состояние своих финансов. На туфли тратиться не нужно, она рассчитывала купить дорогую обувь, долларов за сто пятьдесят, но теперь можно эти неожиданно сэкономленные деньги пустить на что-нибудь полезное. Например, купить еще один комплект препаратов «Гербалайф». После месяца приема пилюлек и безудержного питья воды и коктейлей Ира сбросила пять килограммов. Всего пять, хотя обещали восемь. Распространитель, у которого Ира приобретала препараты, сказал, что месяц – это слишком маленький срок, нужно принимать «Гербалайф» (распространитель почему-то упорно именовал его «продуктом») как минимум два месяца, потому что наши организмы настолько зашлакованы, что очистка идет очень долго, а пока очистка не закончится, вес не начинается снижаться. Объяснение показалось Ире вполне правдоподобным, но на второй месяц у нее денег тогда не было. Вот сейчас они появились, так почему бы не продолжить курс? Очень соблазнительно подойти к собственной свадьбе в объемах сорок шестого размера. Правда, костюм… Не будет ли он на ней болтаться, если Ира сбросит еще пять килограммов? Нет, решила она, красота важнее, а костюм можно в крайнем случае ушить. Как говорится, длинно – не коротко, велико – не мало.

* * *

В квартире царила тишина, только с кухни доносился стук пишущей машинки. Опять Наташка работает допоздна. В одной комнате спят мальчики, в другой – Вадим, а ей, бедной, и приткнуться негде!

Не снимая куртки, Ира побежала на кухню.

– Ну как тебе не стыдно! – начала она без предисловий. – Почему ты сидишь здесь, а не у меня? Я же сто раз говорила: если тебе нужно поработать – иди в мою комнату, не ютись здесь на табуретке, как курица на жердочке.

Наташа оторвалась от работы, выпрямила спину, взялась руками за поясницу. Ну конечно, у нее снова болит спина, да и как ей не болеть, если у табуретки нет спинки, облокотиться не на что. Безобразие!

– Привет, – вполголоса сказала Наташа. – Как успехи? Купила свадебное платье?

– Не увиливай, пожалуйста, – сердито проговорила Ира, расстегивая куртку, – я тебя спросила, почему ты опять торчишь на кухне, когда целая комната стоит свободная?

– Она не свободная, она твоя. Есть разница. И вообще, не кричи на меня, мне здесь очень удобно. И я привыкла.

– Почему ты не купишь себе компьютер? Я специально узнавала, сейчас можно купить подержанный компьютер долларов за восемьсот или за тысячу, правда, не очень мощный, но тебе же никаких особых программ не нужно, только текстовый редактор. У тебя же есть деньги, Натуля, чего ты жмешься? Там клавиатура такая тихая-тихая, будешь печатать у себя в комнате, Вадик и не услышит ничего.

– Я не могу сейчас тратиться на компьютер, деньги нужны для другого.

– Для чего? – испугалась Ира.

Неужели что-то случилось, кто-то заболел и нужно дорогостоящее лечение? Или Вадик разбил машину и нужно оплачивать ремонт?

– Хочу квартиру в порядок привести, ремонт сделать. У нас ведь только кухня более или менее приличная, а все остальное так обветшало, сто лет не ремонтировалось. В ванную страшно зайти, а в туалет – просто стыдно. Надо что-то делать.

– Здрасьте! С чего это вдруг? Всю жизнь жили в этой квартире – и ничего, нормально, никто не умер ни от страха, ни от стыда. И еще поживем. А компьютер для тебя важнее.

– Ты не понимаешь…

– Чего это я не понимаю? Ты хочешь сказать, что в декабре я выйду замуж и уеду отсюда, поэтому мне безразлично, в каком состоянии квартира? Ты это хочешь сказать, да?

– Нет, я хочу сказать, что Марик приезжает.

– И что?

– Неудобно. Стыдно. Он там живет в собственном доме, в просторном, чистом, красивом. Он уже давно забыл, как мы тут существуем. Двадцать один год прошел.

– Ничего, вспомнит, – фыркнула Ира. – Не развалится твой Марик, если посмотрит, в каких условиях существует его мать. Может, в нем совесть проснется, и он Бэллу к себе заберет. Или квартиру ей здесь купит, он же богатый.

– Ира, ты не то говоришь, не то, не то…

В голосе Наташи сквозило страдание, в глазах стояли мука и боль, но Ира не могла понять, из-за чего соседка так переживает. Подумаешь, Марик какой-то там приезжает! Ну и пусть себе приезжает. Он пробудет здесь всего две недели, так что теперь, из-за этих двух недель вся жизнь должна кувырком пойти? Угрохать такие деньги на ремонт, чтобы пустить этому американцу недоделанному пыль в глаза, дескать, мы тут не хуже других живем, не беднее прочих некоторых, а потом копейки считать и отказывать себе в жизненно необходимом. Ну и что толку от этого ремонта, если через две недели пресловутый Марик уедет, а Наташе снова придется по вечерам корячиться со своей машинкой за неудобным кухонным столом на неудобной табуретке?

– Почему это я говорю не то? – воинственно произнесла Ира, швыряя куртку и пакет с новым костюмом на стол Бэллы Львовны. – Вот объясни мне, почему мы должны держать фасон перед этим Мариком? Он нам кто? Сват, брат? Может, начальник? Он – сын нашей соседки, который бог знает когда свалил отсюда, подальше от совковых трудностей. Только и всего. Он нас, наверное, даже и не помнит. Ты еще девчонкой сопливой была, я вообще только-только родилась, ни Вадика, ни тем более детей он и знать не знает. Небось одну только Бэллочку и помнит из всей квартиры. И мы ему никто, плевать он на нас хотел с высокой колокольни. А ты готова в лепешку расшибиться, чтобы ему, такому высокородному лорду-маркизу, было приятно пописать в нашем сортире и не противно принять душ в нашей ванной. Вот хоть убей меня, Натуля, но я этого не понимаю. Не понимаю я тебя.

– Ну и ладно, – неожиданно согласилась Наташа, – не понимаешь – и не надо. Просто имей в виду, что я буду делать так, как считаю нужным и правильным. И если ты с этим не согласна – это твоя проблема, а не моя. Ты все равно здесь жить не будешь.

– Ну и пожалуйста!

Ира надулась, но из кухни не ушла. Очень уж ей хотелось показать Наташе свою покупку, поделиться радостью по поводу такого удачного решения проблемы обуви, рассказать о том, как боялась примерять костюм, и вместе посмеяться. Она ехала домой с таким хорошим настроением, и тут вдруг неожиданная стычка с соседкой…

Наташа отвернулась и снова принялась стучать на машинке. Ира поскучала несколько минут, потом не выдержала.

– Может, костюм все-таки посмотришь? – делано-равнодушным тоном спросила она.

– Конечно, – Наташа даже не обернулась, – иди переодевайся, я сейчас мысль закончу и приду.

Ира повесила в прихожей куртку, зашла к себе, надела костюм. Настроение снова поднялось, уж очень хороша она была в этом бледно-сиреневом пиджачке и воздушной летящей юбке. Для полноты впечатления Ира надела старые туфли, давно утратившие приличный вид, но дававшие приблизительное представление о том, как будет выглядеть вся конструкция, если ее приподнять на каблучок. Надо будет обязательно сделать прическу, эта модель не смотрится со свободно струящимися кудрями, здесь нужно что-то другое. Вверх, что ли, волосы поднять? Она попробовала, закрепила локоны несколькими шпильками. Да, определенно, так будет лучше.

– Ну как?

Ира кокетливо повертелась перед Наташей и сделала пируэт, чтобы продемонстрировать ширину юбки.

– Очень здорово, – искренне ответила Наташа. – Честное слово, очень красиво.

– Тебе нравится? – на всякий случай уточнила Ира, хотя по лицу соседки видела, что та в восторге.

– Очень нравится. Просто чудесно. А что с обувью?

Ира подробно поведала всю историю покупки костюма и поисков туфель, рассказала о предложении будущей свекрови помочь и о своих планах истратить так удачно высвободившиеся финансовые ресурсы на благое дело усовершенствования фигуры.

– Ты бы не рисковала, Ирочка, – просительно произнесла Наташа. – Не верю я в эти чудодейственные пилюльки.

– Но эффект же налицо, – возмутилась Ира, – смотри, какая талия у меня появилась. Пять килограммов-то я убрала. И еще пять уберу, а то и побольше. Почему ты сомневаешься?

– Да потому, что ты похудела не из-за пилюлек, а из-за того, что ничего не ела. Просто пилюльки помогают не заболеть от голодания, дают тебе все необходимые вещества, витамины, минералы. Только и всего. Но ты же не можешь всю жизнь питаться этими таблетками! Ты – нормальный человек, выросший в конкретной гастрономической культуре, в русской культуре, ты привыкла есть хлеб, бутерброды, мясо с картошкой, борщи и рассольники, пирожные. Если ты прекратишь есть эти продукты и перейдешь на сплошные пилюльки и коктейли, твой организм сойдет с ума. Он этого не поймет. В нем генетически заложена потребность и привычка есть обычные продукты, а не концентрированные витамины. Если ты перейдешь на такое искусственное питание, твой организм обязательно ответит тебе взрывом возмущения. И последствия этого взрыва предсказать невозможно. Ты это можешь понять?

– Да глупости это все, Натулечка!

Ира прижалась к Наташе, обняла ее, поцеловала.

– Ты напрасно в меня не веришь. Я своего всегда добьюсь. Сказала – похудею, значит, похудею, чего бы это ни стоило! Американцы, между прочим, не дураки, они о своем здоровье знаешь как заботятся? Каждую холестерининку считают, каждую калорию учитывают, с курением борются. Если бы «Гербалайф» был вреден, они бы его и сами не пили, и в другие страны не продавали бы. Вот, кстати, приедет твой хваленый Марик, ты у него спроси, он тебе подтвердит.

– Обязательно спрошу, – шутливо пообещала Наташа. – А ты спроси у врачей, чем может закончиться твое увлечение американскими таблетками. Давай-ка снимай свой свадебный наряд, а то перепачкаешь чем-нибудь раньше времени.

Ира послушно разделась, накинула халат и с размаху плюхнулась на кушетку, которая под ее весом угрожающе заскрипела и пошатнулась. Кушетке этой – сто лет в обед, ее Наташа купила вместо дурацкой пружинной никелированной кровати, когда Ира только еще в шестой класс пошла. Больше десяти лет назад. Кушетка, наверное, из фанеры сделана или из чего-то подобного, ее давно пора было выбросить, узкая, хлипкая. Но Ира все тянула, тянула… Как только появлялись деньги, забывала о решении приобрести удобный современный диван и тратила их на тряпки. Тряпки же важнее, это и ребенку понятно, в тряпочках она на людях бывает, ими красоту свою подчеркивает, а спать – ну что ж, спать можно и так, не велика важность. Что толку в хорошем диване, если его владелица будет ходить одетая черт-те как, на нее и внимания-то никто не обратит.

Тот, кто знает. Книга вторая. Перекресток

Подняться наверх