Читать книгу Дышу тобой - Александра Монро - Страница 9

– Олег Туманов, ну, надо же, – ухмыльнулся Никита Фролов, толкнув его плечом так, что тот отшатнулся. – Какая неожиданная встреча.

Макс непроизвольно окинул парня одним из своих фирменных надменных взглядов, от которых обычно людям становилось не по себе, но Туманов, казалось, не заметил его, что еще больше выводило Блэка из себя. Весь вид блондина вызывал одно лишь неприкрытое раздражение. Эти зализанные светлые волосы, карие глаза, судорожно бегающие с Фролова на Блэка. Хотелось испортить эту мнимую идеальность.

И он испортит.

Они подловили Туманова в коридоре третьего этажа и уже не собирались отпускать, пока популярно не объяснят, кто тут главный. Кто в этой школе диктует правила. Это необходимо было сделать еще тогда, когда он спровоцировал его в коридоре, но там было слишком много народу. Не то, чтобы он боялся, что кто-то кому-то расскажет, не родилось еще таких смельчаков, но не хотелось, чтобы за этим наблюдали. Наблюдала она. Своими этими глазищами. Возможно, было бы правильным решением сделать так, чтобы она это увидела.

Заткнись, а? Она тут совершенно не причем. Какого дьявола вообще в этот момент мысли о заучке?

Разговоры с собственным подсознанием превращались в привычку, от которой хотелось поскорее избавиться. Слишком уж странной она была.

Он не хотел, чтобы за этим наблюдали в коридоре, потому что такое скопление людей могло бы привлечь внимание учителей. А беспокоить лишний раз мать ему не хотелось. Это правильное оправдание. Именно оно. Насрать на Ковалеву.

– Чего-то хотели? – поинтересовался Туманов.

Блэк, заметив насмешливый взгляд Фролова, решил позволить другу снять стресс, а заодно и повеселиться. В конце концов, ему не жалко. Хотя, нет, жалко. Он сам хочет увидеть в его глазах страх, когда он поймет, кто перед ним, кем он является, когда взмолиться о пощаде. Нет, он не передаст этого наслаждения Фролову, как бы тот не хотел выпустить пар.

Ему нужна разрядка.

И Туманов очень даже поможет ему ее получить, даже сам не подозревая об этом. Фролову придется найти себе свою собственную игрушку для битья. Хотя возможно, Макс отдаст ему и свою, когда она ему надоест окончательно, но сначала сам получит удовольствие.

– Прояснить кое-что, – саркастически ухмыльнулся Фролов. – Понимаешь, в чем дело, мой дорогой друг, у нас тут своя пищевая цепочка. И ты далеко не на вершине, доступно?

Губы Блэка искривила злобная усмешка. Любит же Ник всякие прелюдии. Да, Макс тоже любит поразглагольствовать на тему ущербности, морально унижать, втаптывать в грязь медленно и искусно, но сейчас был не тот случай. Сейчас ему не хотелось говорить, ему хотелось крови. Ему хотелось уже впечатать свой кулак в чье-то лицо.

Этот индивид влился в его команду. Посмел что-то ответить ему при всех. Строит из себя главного.

Макс и за меньшее наказывал.

А еще он общается с Ковалевой и ее дружками, машет ей своими клешнями в столовой. А это еще один повод для презрения. В память бумерангом ворвалось воспоминание о сладких губах, которые он тщательно пытался выбросить из своей головы навсегда. Ведь он хотел просто унизить ее, заткнуть, но никак не почувствовать того наслаждения, когда она ответила ему. Когда ее чертовы губы ответили, сминая его.

Что с тобой, Макс? Недотрах? Встает даже на заучку?

С этой проблемой ему реально необходимо было что-то делать, потому что так больше продолжаться не должно. Он не должен больше думать о том, какие у нее губы на вкус. Он должен думать только о том, как уколоть ее побольнее, как заставить рыдать. А она ведь не заплакала. Он вдруг четко зацепился за эту мысль, которая удивила его.

Сколько раз он видел, как после издевок, грубых оскорблений, уязвленная Ковалева убегала от него со слезами на глазах, иногда даже откровенно рыдая. Какого хрена она не заплакала, когда он позволил себе так ее унизить? Почему не вырывалась до последнего? Почему просто ответила? И самое главное «почему» на данный момент. Почему он позволяет ей сидеть в его мыслях?

Он не понимал, как ему удалось тогда оттолкнуть, сказать ей что-то оскорбительное, когда желание нагнуть ее прямо на том балконе было настолько невыносимым, что пах пульсировал болью. Но он был благодарен своему самообладанию, которое в этот раз его не подвело.

– Думаете, что самые крутые и вам все можно? – дерзко вздернув подбородок, ответил Туманов, словно специально нарываясь.

– Дай подумать, – Фролов задумчиво потер переносицу. – Да, но мы так не думаем, мы такие и есть.

– Это не будет продолжаться долго, – самоуверенно ответил Туманов. – Может, появился кто-то, кто собирается прекратить это.

Макс не выдержал. Запрокинув голову, громко, издевательски расхохотался, потому что понимал, что вряд ли этот запал Туманова сохранится и до следующей их встречи. Все лица, которые когда-то встречались с его кулаком, больше ничего в его сторону не смели сказать.

Просто молча жрали то дерьмо, что дают.

Так будет и с этим. Потому что он ничем не отличается ото всех остальных. Такой же серый, невзрачный, тупой ушлепок, которые посмел что-то вякнуть, а потом спустил в штаны. Блэка никто и никогда не посмеет сдвинуть с его места. Он чертов Король этого пансиона, этого города и ничто, ничто этого не изменит. Никому не позволит. А уж тем более кому-то, вроде этого ничтожества.

Слыша, как к его грубому смеху, прибавился заразительный Фролова, он скосил глаза на друга. По тому видно было, что он тоже хочет развлечься с новой игрушкой для битья. По азарту в его горящих глазах, по сжатым кулакам. Вдоволь отсмеявшись, он, приподняв бровь, спросил:

– Этот кто-то ты?

– Возможно.

Слишком он храбрый, однако. Или, может, глупый. Впрочем, плевать. За свои слова, поступки необходимо отвечать даже такому ушлепку, как Туманов. В лучшем случае, он отделается фингалом под глазом и ущемленным эго.

– Знаешь, хорошие мальчики постоянно получают по своей благородной физиономии, – ухмыльнулся Блэк, резким движением впечатывая свой кулак в челюсть Олега.

Это было чертово наслаждение, словно он, наконец, выдохнул, когда почувствовать легкую, жужжащую боль в руке, которая была так знакома, что стала практически родной. На губах заиграла знакомая кровожадная улыбка, когда он заметил злость в глазах Туманова. Давай, злись, но ты ничего не сможешь поделать!

Ему нравилось это, нравилось чувствовать себя главным, лучшим, осознавать свое неоспоримое превосходство. Это была его прерогатива, и никто, никто у него не сможет ее отнять. Сколько бы Туманов не злился, жадно хватая губами воздух, сколько бы ни делал лишних размахиваний руками, ему даже не задеть его. Даже не смять рубашку. Даже не испортить прическу, сколько бы он не махал кулаками.

Надо отдать парню должное: он пытался. Наносил удары, но промахивался, движения выглядели лишь нелепыми и глупыми. Он то и дело пытался каким-то образом повалить Блэка на землю, но тот только смеялся ему в лицо, отпуская язвительные комментарии по поводу его ударов, еще больше его раззадоривая. Отец потратил много сил, чтобы вырастить из него идеального бойца, поэтому сейчас он мог пожинать плоды кропотливых тренировок.

Еще один удар пришелся в нос, из которого мгновенно фонтаном хлынула кровь, а голова непроизвольно дернулась в сторону, открывая бледную шею. И тут резко Блэк замер. Всего на мгновение оступился, задержав свой взгляд на шее блондина. Около ворота белой рубашки была темная клякса, очертаниями похожая на звезду, которую он где-то уже видел. Это родимое пятно определенно было на чьей-то шее.

Он помнил это.

Это не просто случайность. Он видел это чертово родимое пятно на другой шее. На этом же месте. Откуда он мог так отчетливо помнить его?

Обдумать это Туманов ему не дал, мазанув кулаком куда-то в район правой части лица. Он даже и не заметил этого. Даже не почувствовал боли. Словно и не ему только что пришелся удар. Он давно уже не чувствовал сильной боли, потому что, казалось, он сделан полностью изо льда.

Холодного и бесчувственного.

– Макс, – Ник сделал шаг вперед.

– Сам, – рыкнул Блэк, облизывая губу, чувствуя на ней солоноватый привкус крови.

Все-таки задел, ублюдок.

Молодец, воспользовался его секундным замешательством. Сейчас он хотел набить морду Туманову самостоятельно, не прибегая к помощи Ника. Самому вытрясти из ублюдка всю душу. Он заслуживал этого. Он посмел перечить. Посмел ослушаться. Злость закипала внутри вперемешку с неконтролируемой яростью. Блэку казалось, что он вот-вот выпустит на прогулку своего внутреннего зверя.Ужасного в своем гневе.

И мог выпустить его. Потому что ничего не останавливало. Не было рычага. Ник прекрасно знает его в гневе, а на ушлепка плевать. Просто нужно позволить. Открыться. Чтобы он успокоился потом. Чтобы хотя бы на некоторое время не трогал его, не мучал. Хотя бы на мгновение, а потом снова запереть этого зверя в клетку. На долгий срок.

Следующий удар повалил Туманова с ног. Он скорчился на полу, прижимая руки к животу. Он был жалким. Где его хваленная смелость? Где самоуверенные слова? Но он не сказал ни слова. Не молил о пощаде. А Блэк хотел услышать. Хотел насладиться звуками его мольбы. И он добьётся этого. Вытрясет из него всю душу, если понадобится.

– Макс, хватит с него, – осторожно проговорил Никита.

Нет, не хватит. Ему нужно еще. Еще больше боли и страдания. Чтобы он окончательно понял, что нельзя перегораживать дорогу Максиму Блэку, что нельзя даже смотреть в его сторону без страха. Чтобы осознал, что он за человек. Чтобы его фамилия стучала весь год у него в висках.

Блэк. Блэк. Блэк.

Он от силы ударил его ногой. И еще и еще, добивая. Срывая свою злость. Зверь внутри рычит и скалится, потому что, наконец, доволен. Наконец, не царапает по стенкам. Не вырывается на свободу. Наконец, он не тревожит своего хозяина. Он просто радостно воет, запрокинув голову. Он слышал какие-то посторонние звуки на фоне собственной ярости, но не обращал на них ровным счетом никакого внимания, так как сейчас злость заполнила все его сознания.

Туманов молчал, кажется, вообще не способный говорить, и это бесило. Давай, скажи, чтобы он остановился! Попроси о помощи! Моли о пощаде, сука! Признай тот факт, что ты чертово ничтожество, что ты чертов грязный ублюдок. Все смешалось, он уже ничего не слышал, что происходило вокруг, только ярость заполонила глаза.

И тут резко. Словно ударом по голове. Чем-то адово тяжелым и горячим. Большие лазурные глаза. Сейчас такие огромные. Так близко. Смотрят с таким неподдельным ужасом, будто увидели в нем этого зверя, увидели монстра. Это была гребанная вспышка. Гребанный удар по голове, когда маленькая, такая теплая, цепкая рука перехватила его за плечо. Ковалева.

И зверь ушел. Просто сам забился в клетку, скуля, как щенок, не желая смотреть в эти лазурные глаза. Словно стыдясь смотреть в них. Как? Как она это сделала? Как усмирила? Как успокоила?

Никто и никогда не мог остановить его, даже он, а тут одна ничтожная девчушка, не понимающая, что творит, заставила его уйти в свою тюрьму. Невероятно. У нее, что, совсем отсутствует инстинкт долбанного самосохранения? Почему она не бежит сейчас за тридевять земель? Почему не приходит в ужас от того, что она видит сейчас в его глазах? Дура. Полная дура. В таком состоянии его даже Ник не в силах усмирить, а у нее получилось. Бред какой-то. Они смотрели в глаза друг другу долгих несколько секунд. Блэк пытался найти в ее глазах хоть что-то, что объяснило бы, как ей это удалось, но ничего не видел.

А Кларисса боялась. Она боялась той горячей ярости, которую она видела в ледяных глазах. Но это было необходимо, необходимо было остановить его, иначе он бы просто убил Олега. Он бил с такой яростью, что Клэри едва не расплакалась от страха. Никогда она не видела Блэка таким злым.

Как бы она ни боялась его сейчас, она не имела никакого права оставить Олега в одиночестве. Она не имела никакого права не обращать на это внимания. Не имела права спускать Блэку и это с рук. Она тоже должна быть сильной, несмотря ни на что.

Гнев, ярость, дьявольский огонь в его глазах – все это испугало бы любого. И она определенно не была исключением. Это отталкивало, но она не могла позволить ему продолжить. Должна была показать, что совсем не слабая. Совсем не трусиха. Плевать, что там кричал Фролов, как пытался остановить, она не должна была позволить и дальше избивать Туманова. Он кричал, чтобы не подходила, пытался ухватить за кофту. Но она ломанулась, совершенно не обдумывая.

Она тоже может быть сильной.

Стучала в голове лишь одна мысль, бившая по вискам, словно железный молоток.

Остановить. Остановить. Как-то. Неважно. Хоть что-то сделать.

Его взгляд резко изменился. Словно по щелчку. Вместо безумной, словно ураган, ярости пришло привычное равнодушие с каплей злости и раздражения. Кларисса едва не выдохнула громко от облегчения, ведь такой взгляд был ей уже привычен. Только сейчас она заметила, что у Блэка разбита губа. Взгляд невольно переместился на его рот. Тот рот, который так грубо ее целовал. Те губы, которые с таким остервенением сминали ее, врываясь языком.

Чертов Блэк внешне идеален даже с разбитой губой.

– Совсем мозгов нет, Ковалева? – прохрипел Блэк, отведя взгляд. – Или совсем их растеряла, когда бежала дружка своего спасать?

Язык словно прилип к небу. Ковалева не смогла и слова вразумительно произнести, а хотя надо было. Надо было накричать, пригрозить тем, что она расскажет все директору, однако, из ее рта не вылетело ни слова. Ни единого звука. Она лишь распахнула рот, чтобы сказать что-то, но все мысли спутались, перемешались, заставляя обратно плотно сомкнуть губы.

Взгляд резко переместился на скрючившегося на полу Олега Туманова. На него было больно смотреть. Он прижимал к себе ноги, прикрывал лицо руками, едва ли не дрожал. Из носа струилась кровь, а белая рубашка была вся в пятнах грязи, оставшихся от фирменных ботинок Блэка.

Ублюдок.

Как можно так поступить с живым человеком? Он ведь не вещь! Это ненормально, нельзя причинять человеку такую боль. Это жестоко, слишком жестоко. Ну, а чего ты ждала, Ковалева? Это Блэк. Он всегда таким был, таким и останется.

Она подлетела к Туманову, опустившись на колени. Он кашлял, глаза были мутными, заплывшими. Казалось, что он совершенно не понимал, что происходит. Блэк стоял над ними, глядя с презрением и отвращением на то, что делала девушка. А ей было плевать. Она просто хотела помочь человеку, который нуждался в этой помощи.

– Можешь забирать, – холодно ответил Блэк, – он получил свое. Пойдем, Ник.

Думать обо всем этом совершенно не было времени. Пока шаги удалялись, Кларисса отчаянно соображала, как бы отнести Туманова в медпункт, только вот она не сможет не то, что поднять его на ноги, она не в состоянии даже сдвинуть его с места со своим-то телосложением. Как назло по коридору не проходило ни одного ученика. Словно все вмиг исчезли, хотя этот коридор никогда не бывал пустым.

– Клэ-ри, – по слогам произнес Туманов, хрипя, пытаясь самостоятельно подняться на ноги, но не смог.

Его взгляд стал более осознанным. Словно он, наконец, понял, кто перед ним. Что никто больше не причинит боли. Что он в безопасности. И она могла бы ему ее обеспечить, если бы он хоть чуть-чуть помог ей. Просто встать и попытаться пойти. Такой Туманов разительно отличался от улыбчивого парня, которые помог поднять ее чемодан. У которого была идеальная рубашка, прическа и уверенный взгляд теплых карих глаз.

– Это я, – тихо произнесла Ковалева. – Олег, я не смогу тебя поднять. Ты сможешь встать, оперевшись на мое плечо?

Его хватило лишь на то, чтобы слабо кивнуть. Он не без помощи Ковалевой приподнялся на локтях, а свет упал на его лицо. Клэри едва ли не вскрикнула от ужаса, потому что все его лицо было в крови, хлещущей из носа. Светлые волосы были растрепанными и залипшими в крови. Встав на ноги, он крепко обхватил Клэри рукой, буквально державшись за нее, пачкая школьную рубашку кровью. Было тяжело, но она пошла в направлении медицинского пункта, еле волоча за собой ноги.

Олег шел тоже с трудом, постоянно спотыкаясь, заваливаясь на бок и хрипло извиняясь, но он не мог по-другому. Боже, Блэк вообще человек? Как можно быть таким жестоким и кровожадным? Олег же практически ничего ему не сделал. Но она увидела его истинное лицо. То, что он прячет за самоуверенной маской.

То, от которого подкашиваются ноги от страха и дрожит все тело.

Оказывается, с ней он был еще не так уж и жесток. А ведь и жаловаться нет смысла, потому что ему все равно ничего не сделают. Потому что его семья спонсирует данное учебное заведение даже после смерти отца. Максимум, расскажут матери, которая ничего ему не сможет сделать.

Несправедливо.

Чертовски несправедливо, но она ничего не могла с этим поделать, потому что Блэку в этой жизни можно все. Оставалось просто смириться с этим.

***

Поймать Алису удалось только после ужина, на котором она была подозрительно тиха и задумчива, словно не от мира сего. Она сидела в одиночестве, практически не притрагиваясь к еде, лишь ковыряясь в ней вилкой. Ни с кем не разговаривала, только изредка отвечала на реплики своей одноклассницы, которая пыталась хоть как-то ее разговорить.

А чего ты хотел, идиот? Ее едва ли не изнасиловал собственный парень!

Ему не хотелось заходить в столовую, потому что показывать свое разукрашенное учениками лицо не было совершенно никакого желания. Тем более что его не было сегодня на всех уроках, а оправдываться перед преподавателями ему не хотелось. Должно быть, они удивились, когда на уроках не появилось сразу три ученика.

Хотелось оправдываться только перед одним человеком. Сколько угодно он мог молить о прощении. Лишь бы простила, лишь бы снова доверилась. Часами. Днями. Неделями. Месяцами. Плевать сколько на это уйдет времени и сил. Он добьётся ее прощения.

Воспоминания о вчерашней ночи буквально захлестнули с головой. То, как он грубо целовал ее, как трогал. Черт, это словно был совсем не он. Он не хотел этого. Точнее он, конечно, хотел ее. Давно и безумно сильно, но не так. Он хотел, чтобы Лиса сама ему доверилась. Он не знал, что делал бы, если бы Фролов не появился бы так чертовски вовремя.

Он впервые был благодарен ублюдку за то, что он ударил его.

Кирилл, похоже, предпочел ужину парочку сериалов. Решил, по ходу, строить из себя больного окончательно. Но более странным было то, что на ужине не было Клэри и Туманова. Скорее всего, это просто совпадение, потому что… Потому что это Клэри. Скорее всего, она просто засиделась в библиотеке за какой-то увлекательной книгой, позабыв о времени. А Туманов…, а что Туманов? Этот, скорее всего, просто заблудился и потому опаздывает.

Придумывая друзьям оправдания, он едва не пропустил тот момент, когда Алиса, раздраженно бросив вилку с громким звоном в тарелку, встала из-за стола и направилась к выходу. Одета она была так вызывающе сексуально, что у Лекса едва не снесло крышу от одного только вида. И как можно не хотеть ее, если только от одного ее вида в штанах становится тесно?

Коротенькие джинсовые шортики давали волю безграничной фантазии. Черный топ оголял тонкую полоску живота, потому что шорты были с завышенной талией и прикрывали остальное. Она редко так одевалась. Только когда не было времени придумать стильный образ или же просто ей необходима была одежда, в которой она чувствовала бы себя максимально комфортно.

– Лиса! – позвал он, перехватив ее тонкое запястье, когда она вышла за дверь, упорно пытаясь его игнорировать.

Она, раздраженно вырвав руку, продолжила путь по коридору. Лекс сейчас был тем, с кем ей меньше всего хотелось разговаривать, но она понимала, что он так просто не отвяжется. Она понимала, что он совсем не хотел причинить ей вред вчера, но он сделал это, но Волкова решила максимально оттянуть этот момент, потому что она не знала, что ему сказать.

Он едва не трахнул ее насильно в том коридоре. И плевать, какие у него там оправдания. Она не собиралась искать их ему.

– Лиса, да постой же ты, – взмолился он, и она остановилась. – Просто выслушай.

Потому что он заслуживал, чтобы его выслушали. В конце концов, они не чужие друг другу люди. Как бы она не кричала сейчас, что ненавидит его – это было совершенно не так. Ее разрывало изнутри от того, что они поссорились, и хотелось помириться до безумия, но наступать на глотку своей гордости она не собиралась.

Она просто выслушает и сделает выводы. Она не может с ним быть стервой, потому что слишком много у них было замечательных, счастливых моментов.

– Что ты хочешь, Лекс? – устало спросила она, поворачиваясь к нему лицом.

Рассеченная бровь, губа, припухшее лицо – все это свидетельствовало о том, как сильно вчера был зол Ник. Не хотелось думать о том, что было бы, если бы она его не остановила так вовремя. Он бы просто убил его в том коридоре. Сейчас проявлялась непреодолимое желание привычно обвить руками его шею, зарываясь пальчиками в короткие волосы на затылке и нежно-нежно поцеловать, слушая, как он шепчет ей на ухо всякие приятные милости.

Она уже по этому скучала.

Лекс запустил руку в волосы, словно думая, что же ему сказать. Какие слова подобрать.

– Прости меня, – прошептал он с грустью в грубом голосе. – Ты не представляешь, насколько я сожалею о том, что натворил. Я такой идиот. Я знаю, что это просто нереально простить, но я просто должен был это сказать. Черт, малышка, если бы у меня была бы возможность повернуть время вспять, я бы так и поступил. Я бы все отдал, чтобы все изменить.

Он едва не плакал.

Просто сдерживался, не позволяя эмоциям выплеснуться наружу, потому что он парень. А он всегда ей говорил, что плачут только слабаки. Но сейчас он выглядел таким слабым и незащищенным, что Лиса просто не выдержала. Преодолела расстояние между ними в три шага и крепко обняла.

И он среагировал мгновенно, крепко прижимая к себе хрупкое тельце. Казалось, будто сейчас просто затрещат кости, потому что Лекс всегда любил крепкие медвежьи объятия. Она судорожно мяла его рубашку на спине, а он гладил ее по спине, шепча ей что-то на ухо.

Да, может, это и слабо. Может, она и не должна была этого делать. Какая разница, если ее тянуло к нему?

– Малышка, я клянусь тебе, такого больше никогда не повторится, – словно безумный шептал он, покрывая быстрыми поцелуями ее лицо. – Я никогда больше не причиню тебе вреда, слышишь? Никому тебя не отдам. Люблю тебя так сильно.

И она верила, потому что не могла по-другому. Потому что слишком привязалась к этому большому, но такому родному человеку. Потому что уже не представляла свою жизнь без него. Потому что не могла его так просто потерять. Да, пускай пришлось все-таки наступить на свою гордость. Да, пришлось простить то, что не каждая сможет простить, но она была так счастлива, когда его руки так крепко прижимали ее к себе, что каждая клеточка тела не хотела, чтобы он отпускал ее.

Чтобы она чувствовала его теплоту, его любовь.

Плевать, что было раньше, важно лишь то, что она чувствует сейчас. Как улыбается, когда его мягкие, нежные, совсем не такие, как прошлой ночью, губы целуют ее щеки, глаза. Как сама целует в ответ в теплые губы, а он едва ли не стонет от удовольствия, потому что только она вызывает в нем такие сильные чувства.

– Я так тебя люблю, – продолжал лихорадочно шептать он, словно совершенно безумный. – Не отпущу больше никогда.

И она верила. И забывала обо всем.