Читать книгу КАИНОВЫ СКАЗКИ. Премия им. А. А. Блока - Александра Окатова - Страница 28
II. ПЕСНИ ДЛЯ ОДИНОКОГО ГОЛОСА
ОглавлениеВетер
Ветер шёлковым крылом
не притронется —
за узорчатым крыльцом
всё хоронится.
А как выйдет – зашумят
липы тёмные.
Саша прячет от ребят
очи томные.
Тоненькая косточка,
голубая кровушка,
быстрая, как ласточка,
сладкая, как волюшка.
– Что же, Саша, ты дрожишь
и пугаешься?
Что ж от ветра ты бежишь,
закрываешься?
– Почему одной тебе
платье развевает?
Почему одну тебя
гладит и ласкает?
Руки белые подхватят —
в хоровод ведут:
– Выйдем, Саша, хватит плакать!
– Ноги не идут!
Веки тонкие слезой
горькой полнятся,
Саша жаркой головой
к другу клонится:
– Буйный ветер на меня налетает.
Из огня да в полымя он бросает!
Словно молодец меня обнимает,
косы русые мои расплетает.
Ни покоя, ни сна не даёт,
о любви мне он шепчет, поёт.
Ах, такое мне шепчет, проклятый,
мне и жутко, и странно-приятно.
Как прекрасен ветер в лесу.
Мне он шепчет: «Тебя унесу.
Там, в зелёной лесной стране
будем вместе… Ты веришь мне?
Там, как море, шумит иван-чай!»
– Друг, меня не ищи, прощай.
Сердце
До белых мух недалеко
и до печали.
– Нам расставаться нелегко, —
грачи кричали.
– Я потушу в глазах огонь, —
сказала осень.
А я ей говорю: не тронь,
мне больно очень.
До глаз повяжет мне платок,
обрежет косу.
Скатись слеза на уголок, —
заплачет осень.
Суровой ниткою, без слов
и сожалений,
зашьёт улыбку, вытрет лоб:
там пот сомнений.
– Пожалуй, краше в гроб кладут, —
соседи скажут,
поплачут скупо и уйдут,
а гроб обмажут
смолой. И в реченьку столкнут:
– Плыви, бедняжка,
ты не понадобилась тут,
прощай, бродяжка!
И поплыву я по реке
в гробу, живая,
леса шумят невдалеке,
переживая.
И шум лесной в последний раз
в дому без дверцы,
услышав, я отдам приказ:
Утешься, сердце.
До белых мух недалеко
и до печали.
– Нам расставаться нелегко, —
грачи кричали.
Девичья жалобная
Под сосною, под сосной,
под сосной любовь зарой.
Ярко вспыхнет та сосна,
пламенем объятая,
а любовь, а любовь
не горит, проклятая.
Под осиною в тени
ты мороку схорони.
Как под ветром та осина
до земли склоняется,
а проклятая любовь
не гнётся, не ломается.
Под плакучей ивою
спрячу несчастливую.
Ива волосы седые
в речку уронила.
Здесь проклятую любовь
я похоронила.
«На ладошке листика…»
На ладошке листика
прописью прожилок
пишет милый мне письмо —
без меня как жил он.
Я читаю без труда
ласковые строчки:
сладко не спалось ему
ни единой ночки.
Не пилось ему, не елось,
да и не любилось,
даже сердце без меня
радостно не билось.
На ладошке листика
росчерком прожилок
пишет милый мне письмо,
что вовсе не тужил он.
Не грустил, не тосковал
без меня нимало:
каждый вечер новую —
деву обнимал он.
Я на ветер брошу лист —
полетит-закружится,
осень новый мне пришлёт,
верная подруженька.
Это я
Неожиданно, как снег,
и стремительно, как дождь,
прилетела я к тебе.
– Ты меня не узнаёшь?
О дорогу пыльную
посох обломала я,
истрепала крылышки,
как пичуга малая.
Я стою бескрылая
и от солнца чёрная,
и глаза закрыла я,
с горем обрученная.
Поцелуи были сном,
твои ласки были – ложь,
по ресницам ветерком:
ты меня не узнаешь.
Не печаль свои глаза,
изогнув вопросом бровь —
не узнать меня нельзя —
это я… твоя любовь.
Игрушки
По сказочной улице в сказочный дом
я прихожу холодным ранним утром,
там сказочное солнце за окном
в моё лицо заглядывает мудро.
Там всё скользит, летит – не упадёт,
там тишина волшебная такая,
которая из дома не уйдёт —
хоть пой весь день и ночь, не умолкая.
На каждый шаг мой отзовётся половица
спокойным и солидным вздохом,
дом улыбнётся – стоит мне явиться,
и будто скажет: без тебя мне плохо.
Я к твоему плечу прильну горячим лбом,
всем телом я к тебе прижмусь, любимый.
мир без тебя мне кажется тяжёлым сном,
мой долгожданный, мой незаменимый.
И вновь, и вновь – тянусь к тебе опять.
Но повторяешь ты: не надо,
А если хочешь ты кого-нибудь обнять,
вон – плюшевый мишка на диване.
Чужое всё. И я чужая здесь. Одна.
Боюсь спросить, боюсь пошевелиться,
мне спрятаться, чтоб не была видна.
– Уйди, – мне скрипнет злая половица.
Я нежно плюшевого мишку обниму,
и в мордочку его свой нос уткну.
А он вздохнёт: ах, дорогая Саша,
как жаль – ты никогда не будешь нашей.
«Скрипка сердце мне сжигает: что там впереди?..»
Скрипка сердце мне сжигает: что там впереди?
Я себя тебе вручаю, ты меня веди,
я оливой стану – ты как голубь прилети,
потанцуй со мною, милый, до конца нашей любви.
И как в Вавилоне древнем – я станцую для тебя,
как блудница – дерзко-смело, душу погубя,
и никто нас не увидит – все свидетели ушли,
потанцуй со мною, милый, до конца нашей любви.
Повенчайся ты со мною в танце навсегда,
слова «нет» ты не услышишь, ты услышишь «да»
Потанцуй со мною долго, нежно – только позови,
потанцуй со мною, милый, до конца нашей любви.
Пусть весь мир вокруг погибнет, только ты танцуй,
обо всём забудь, мой милый, – и меня целуй,
нашим детям этот танец мы передадим в крови,
потанцуй со мною, милый, до конца нашей любви.
Скрипка сердце мне сжигает: что там, впереди?
Я себя тебе вручаю, ты меня веди,
по моей щеке рукою нежно проведи,
потанцуй со мною, милый, до конца нашей любви.
Бирюза
«На востоке верят, что бирюза —
это кости умерших от любви…»
Ненужным стал
воды глоток.
И путь устал
мне под ноги ложиться.
И каждый,
даже крохотный шажок
встречает свой порог,
но мне уже не надо торопиться.
Как крут порог.
Всего шажок
до храма не дойдёт
паломница.
Кровавый след
и горький плод —
вот спутники твои,
любовница.
Затылком в пыль.
Крылами вширь.
И хорошо, что время есть
опомниться.
Теперь застынь
глазами в синь —
смотри, как небо над тобой
наклонится.
Агат – глаза.
А кости – бирюза.