Читать книгу Девочка с чемоданом и мечтой - Александра Роллин - Страница 6

Каждая процедура химиотерапии стала для меня маленьким рождением или, правильнее будет сказать, перерождением, наступающим через боль, тошноту, плохое самочувствие, которое длится пять дней и отпускает на шестой. Забавно. Именно за шесть дней Бог сотворил мир. Ко мне же на шестой день приходят новые мысли, новая энергия, неожиданные осознания…

Я специально коротко остригла волосы перед первой инъекцией.

– Сейчас я вам сделаю прическу в стиле Одри Тату, – сказала русская парикмахер в салоне красоты Парижа.

Какая там Одри… Я впервые увидела себя с короткими волосами. Странное ощущение безысходности и неумолимых изменений – вот что я почувствовала, когда увидела себя в зеркале. А еще перед первой капельницей я приобрела парик в специальном салоне, который специализировался на раковых больных, так что там прекрасно знали все тонкости. Ассистент по продажам усадила меня в кресло перед зеркалом для примерки.

– Обратите внимание, здесь закрывающиеся створки. Мы можем бесплатно обрить вас наголо, при этом зеркало закроем. Иногда людям сложно смотреть на этот процесс. Не желаете?

Нет, я не желала. У меня в запасе была еще пара недель. Волосы ведь выпадают не сразу.

Первую химию я получила 21 июля 2021 года, когда люди загадывали желания в необычное число с тремя двойками. Я же с ужасом шла в клинику. Мне казалось, что я найду там бледных больных с потухшими глазами, которые будут стонать и страдать, лежа на кушетках в палатах с белыми стенами. Все оказалось иначе. Я увидела большой зал с мягкими удобными креслами, снабженными пультами и встроенными столиками. Кто-то принимает капельницу в парике, кто-то – в специальной охлаждающей шапке, которая уменьшает выпадение волос. Процедура длится примерно два часа, и в течение этого времени вам предлагают кофе, сладости. Мне, кстати, это показалось странным, ведь я столько читала о том, что раковые клетки любят сахар.

После химии меня забрала подруга – собственно, так я и оказалась в квартире с видом на кладбище. Она выбирала жилье в тихом районе, подальше от шумных улиц и непрекращающегося бурного движения. А я же видела в этом повод для горького смеха, неутешительные символы и знаки. Действительно, у меня есть выбор: если хочешь туда, где могилы, замри и страдай, если нет – борись и улыбайся, будь живой!

Эту фразу я повторяла себе последующие пять дней, когда начались побочные эффекты от процедуры. Первая химия оказалось самой тяжелой. Сказать, что было плохо – ничего не сказать. Кошмар начался на вторые сутки, когда мне поставили укол для поднятия иммунитета и еще какой-то препарат, стимулирующий производство белых телец. До клиники к медсестре я дошла самостоятельно, но состояние было странным. Казалось, что я бреду сквозь туман, что вместо мозга у меня в голове тягучее желе. На обратном пути домой я и вовсе потерялась. Стояла и даже не понимала, где нахожусь. Пришлось вызвать такси.

Говорят, что онкобольные теряют вес. Мне же врач сразу сообщил, что, скорее всего, будет прибавка, но диету держать не надо, главное – не налегать на сыр поздно вечером. Боже, как мне хотелось, простите, жрать именно перед сном! Было даже немного неудобно сооружать себе такие громадные порции перед подругой, но голод меня просто пронзал: если я не ела, то чувствовала себя несчастной, слабой, у меня начинала кружиться голова, исчезали последние силы. В первый день я сходила за продуктами и приготовила себе суп из курочки, какой обычно делают больным детям. Подруга привезла упаковку питьевой воды, поскольку после химии рекомендуется много пить и гулять хотя бы полчаса в день. Но если первые сутки я еще как-то передвигалась, то после дополнительной инъекции добралась домой и буквально упала на кровать. Вставала только для того, чтобы сходить в туалет. Не хочется вдаваться в деликатные подробности, но скажу, что от химии начинаются запоры и вздутие кишечника. При этом меня мучили невыносимые головные боли, тошнота, ломота в суставах. На третий день я была уже уверена, что химиотерапия убьет меня раньше, чем рак. Я почти не спала всю ночь. Вспоминался дедушка. Он умер в пожилом возрасте, но я не приехала на его похороны, как и на похороны бабушки. Мне всегда казалось, что прощание в большей степени важно для тех, кто остался в живых.

Странные это были дни и ночи наедине с бесконечной болью и видом на кладбище. Иногда мне казалось, что в комнату входят души умерших людей, водят вокруг моей постели хоровод. Тогда я спускалась вниз по лестнице и тянула время, находя занятие на кухне. Там я и вспомнила, что умершие мне стали сниться за несколько месяцев до постановки диагноза, в Португалии, – еще одна страна, в которой я задержалась совсем недолго, чуть меньше месяца. Бессонница – лучшая подруга воспоминаний…

Что я делала в Португалии? Мы с дочкой сняли небольшую квартирку в Лиссабоне в районе Bairro Alto у молодой французской пары, которая уезжала на весь декабрь во Францию. Мы же, наоборот, прибыли в пустынный и влажный декабрьский Лиссабон. Эпидемия Covid-19 была в самом разгаре, и город, который я некогда знала как живой и активный, теперь погрузился в безлюдную пустоту. Бюджет у меня, как мне казалось, был неплохой, но для краткосрочной аренды, как и во многих европейских столицах, нужно держать кошелек шире. Так мы и очутились в этой квартире, пропитанной португальской влагой, с одним подслеповатым окном. Днем в жилище было довольно тихо, но после десяти вечера соседи сверху начинали громко топать и передвигать мебель. Казалось, еще чуть-чуть – и потолок обвалится прямо на нашу кровать вместе со всем табором, создающим этот ужасный грохот.

– У вас соседи очень шумные, – пожаловалась я паре, которая сдала нам квартиру.

Но те были очень удивлены, потому что никогда ничего подобного не замечали. Вот тогда я и подумала: «В самом деле, не духи же чудят наверху!» А ночью мне вдруг стали сниться один за другим люди, которых я знала и которые умерли. Приснился мой бывший начальник – как будто он стоит возле моего дома, я открываю окно, а он смотрит на меня; дедушка, бабушка, подруги. Приходили каждый день. Смотрели и

молчали. Утром я выходила на узкую брусчатую улочку и вглядывалась в окна надоедливых соседей, но там как будто никогда никого не было. Вплоть до вечера, пока не начинался привычный гвалт, но и вечером за зашторенными окнами не видны были фигуры. Наверное, парочка, которая сдала нам квартиру, приняла меня за сумасшедшую – я сбежала оттуда раньше, чем кончилась аренда.

Снова хотелось на Мальту. Помню, мы с дочкой сели на диван и начали мечтать:

– Давай уедем?

– Куда, мам?

Хотелось сказать, что ехать-то нам особо и некуда… Казалось, мы словно две тоненькие тростинки, подхваченные сильным ветром. Куда же нам теперь полететь?

– Обратно на Мальту.

Позже я, конечно, задумывалась о том, что, возможно, те сны были предупреждением. И что если бы я больше прислушивалась к тому, что пытается мне сказать этот мир и потусторонний, то наверняка раньше бы попала к врачу. В конце концов я потеряла почти четыре драгоценных месяца с момента, когда мне начали сниться странные сны, вплоть до дня, когда мне поставили диагноз. И вот теперь, уже в Париже, снова такие же ощущения: словно кто-то невидимый прямо здесь, в комнате. Смотрит и молчит. А я лежу, и у меня даже нет сил встать, взять билет и уехать куда-то далеко, например к маме…

На пятый день стало немного легче. Я собрала чемоданчик, взяла такси и поехала к себе. Настроение было на нуле, лечение продолжать я не хотела, снова и снова возвращался вопрос: «Почему?» Меня переполняли гнев, обида, страх. Очень хотелось найти виновных в своей беде. И было совсем непонятно, как можно пройти этот путь в полном одиночестве. В Париже у меня была всего пара не слишком близких друзей. А ведь сам факт, что я не одна, что в доме кто-то есть, успокаивал. В этот раз меня выручила подруга, но как же пройти все остальные сеансы химии? Кто будет рядом? А что, если мне станет так плохо, что я даже не смогу вызвать скорую помощь?.. Я не знала, как справляться с нескончаемым потоком тяжелых мыслей, которые накрывают тебя, когда ты остаешься наедине с собой. И уж точно понятия не имела, что делать с этим страхом, который крепко вцепился в тебя, сковал и тащит в пропасть.

– Почему вы так боитесь остаться одна во время химиотерапии? – спросила меня психолог, очередной эксперт, которого я посетила за день до первой процедуры.

«Неужели непонятно?» – подумала я. А вслух ответила:

– Вообще-то нормальные люди не проходят такие сложные жизненные этапы в одиночестве, нужно, чтобы кто-то был рядом, чтобы было кому подержать за руку, помочь по дому, сопроводить на прогулке. – Мне казалось, что я объясняю простые истины. И если приходится говорить об этом психологу, то не стоило приходить на консультацию. Но я отчаянно искала помощи и цеплялась за любую возможность. – У меня ничего этого нет. Я снова в Париже и снова одна.

– Снова? – переспросила психолог.

Это была грузная женщина, она сидела в кресле напротив и внимательно смотрела на меня через круглые совиные очки. Мне почему-то казалось, что она осуждает меня за страх перед одиночеством. Очень хотелось встать и уйти, но мне было неудобно, приходилось продолжать разговор.

– Да, снова, – выдохнула я. – Примерно три года назад я уехала из Франции на маленький остров в Средиземном море. На Мальту. Там мне и диагностировали рак. Но, к сожалению, возникли вопросы с оплатой лечения, страховыми компаниями, поэтому пришлось в срочном порядке возвращаться во Францию.

– Значит, ваши родные и друзья остались на Мальте? – уточнила она.

– Нет, мои близкие в Казахстане. Я родом оттуда, в этой стране живут родители, но из-за пандемии не могут получить визу и приехать ко мне. Туда же я отправила дочь, на каникулы к близким, хотя сейчас мне даже легче без нее. В Париже мне не удалось завести друзей, все отношения были или рабочие, или поверхностные.

– А здесь где вы поселились?

Это был бесплатный психолог от какой-то ассоциации по борьбе с раком, и я пришла на прием с наивной мыслью, что сейчас мне скажут, что делать, как стать здоровой, или хотя бы поведают о психологических причинах заболевания. Вместо этого на меня посыпались вопросы, которые задавали уже много раз. Я решила не продолжать сеанс. Просто поблагодарила и ушла.

Я ехала в такси в свое съемное жилье и думала об этой встрече с психологом. Может, это только я так боюсь одиночества? Может быть, я слабая? Все кругом твердят, что надо быть сильной, но я не понимаю, дождусь ли момента, когда наконец смогу хотя бы немного быть такой, какая я есть. Когда мне хотя бы немного позволят ослабить хватку и прекратят говорить о том, что я должна быть сильной? Как будто у меня в кармане волшебный бутылек с жидкостью, придающей сил. Позвольте мне побыть слабой, я тоже человек.

Я вытащила чемоданчик, расплатилась с таксистом, простояла несколько минут у входа в подъезд, пытаясь вспомнить код. Химия каким-то странным образом «бьет по мозгам» – позже у меня часто случались небольшие провалы в памяти и проблемы с концентрацией. А может быть, я просто не хотела входить в эту малюсенькую студию? Мне здесь совсем не нравилось, но для поиска другой квартиры не было ни денег, ни времени, ни сил. По стечению обстоятельств хозяйкой этой студии оказалась женщина, у который также диагностировали рак груди. К моему большому облегчению, она не потребовала огромного пакета документов или гарантий, которые обычно запрашивают во Франции владельцы квартир при сдаче в аренду недвижимости. Приходилось смириться с тем, что ближайшее время я проведу именно в этой студии, где кровать занимает практически все пространство. Где обстановка состоит из облупленной раковины, электроплиты с единственной рабочей конфоркой и миниатюрного холодильника, у которого, к тому же, не работает морозильная камера. Дизайн кухни крайне лаконичен: две погнутые сковородки на стене и пара тарелок со сколами. Телевизора и интернета нет, кран в ванной подтекает. Вы еще спрашиваете, почему я не люблю Париж? На Мальте я платила почти столько же за огромную квартиру.

Я включила древний магнитофон, который оказался на полке встроенного в стену шкафчика, он еще крутил СД-диски. Комнату наполнил голос легендарного певца Шарля Азнавура.

La bohème, la bohème,

Cela veut dire tu es jolie,

La bohème, la bohème

Et nous avions tous du génie.3

«Прекрасный гений в парижской комнатушке», – тогда

подумалось мне. Что же теперь я сотворю такого гениального? На полках пылились старые книги. Я взяла одну из них: Bien écrire et parler juste. Guide pratique d’expression et de communication4. Открыла книгу на середине и попала на начало целой главы, посвященной написанию писем о любви. Мне вдруг стало себя очень жаль, потому что я оказалась одна-одинешенька в этом мире. Потому что в этих старых стенах никто не скажет мне тех слов, которыми полнилась глава пыльной книги. Я легла на кровать, и меня охватило страшное чувство пустоты. Что я делаю? Зачем я живу? Кому я вообще нужна? В тот момент мне очень хотелось умереть. И это был не первый раз, когда меня посещали подобные мысли. Поэтому, чтобы отвлечься, я села писать любовное письмо, прямо по образцу в книжке, с красивыми, витиеватыми фразами. Мне очень хотелось, чтобы кто-то вошел в комнату с ответным письмом, ну, или хотя бы просто появился на пороге.

Я была одна. Было ли это наказание или, наоборот, дар Вселенной? Позже, уже со временем, когда боль и обида утихли, я думала о том, что одиночество в тот момент было мне необходимо. Я слышала достаточно историй про женщин, от которых уходили мужья, стоило им узнать о болезни супруги, и как эти женщины страдали, перенося тяжелую болезнь и одновременно предательство. Вселенная уберегла меня от таких испытаний. Но в тот вечер я села за стол и написала самой себе короткое письмо. Каждое слово в этом письме было правдивым:

«Мне так жаль, что тебе приходится быть одной в этот тяжелый момент. Я могу только догадываться, какие чувства тебя охватывают, как тебе, наверное, бывает страшно. Знай, что я тебя очень сильно люблю. Совсем неважно, что у тебя больше нет груди, как и то, какой станет твоя внешность. Все это не имеет никакого значения. Да, твоя внешность изменится. Ты станешь другой. Но, поверь, твой путь станет для тебя настоящим благословением и сделает из тебя другого, лучшего человека. Ведь теперь, когда все разрушено, разве это не повод создать что-то новое? Новую себя. Не бойся своей болезни, она дана тебе свыше».

Я положила ручку и перечитала текст. Мне уже приходилось однажды создавать новую себя после переезда во Францию. И вот теперь я опять пытаюсь начать все с чистого листа. Вы никогда не замечали, что люди иногда проживают одинаковые ситуации, словно жизнь дает им очередной шанс что-то исправить? Но они обычно этого не видят и наступают на те же грабли.

У меня уже был опыт строительства новой жизни, по крупицам, шаг за шагом. Я справлялась. И если очередное здание разрушено, это означает лишь то, что теперь у Вселенной на меня другие планы. Чтобы понять их и принять этот путь, надо было остаться одной, сосредоточиться на собственной жизни и, раз уж никого рядом нет, говорить с самой собой. Возможно, даже услышать робкий ответ собственной души. Дать родиться новому. Новая Я… Какой же будет эта женщина?