Читать книгу Цвет греха. Чёрный - Александра Салиева - Страница 8

Асия

Школьный день пережит. На этой неделе остаётся ещё всего один, и потом у меня будет целых два дня относительного равновесия. Если уговорю отчима отстать от меня со всеми этими его воспитательными заморочками. Он в самом деле дожидается меня к моменту, как заканчиваются уроки, и отвозит домой. Спасибо, молчит всю дорогу, не пристаёт с новыми нравоучениями. Я правда благодарна. Наушники садятся ещё по выходе из школы, так что в голове шумят очередные многочисленные смешки и издёвки, сопровождающие весь мой путь по парковке – выслушивать ещё хоть кого-то у меня нет сил.

Единственное, что от него слышится ещё до начала поездки, пока сажусь в машину:

– Как день прошёл?

– Нормально.

У меня даже появляется стол. В другой спальне. И новая одежда. Повседневная. Точь-в-точь по размеру. Она мне особо ни к чему, у меня есть то, в чём я пришла в этот дом, этого вполне хватит, чтобы переодеться на вечер или выходной. Всё равно большую часть времени я, как и другие ученики школы «Бахчешехир», ношу форму, иначе банально не впустят на территорию учебного заведения. Но я не отказываюсь.

К чему новые споры с опекуном?

Вот и не говорю ему ничего.

Но и расплачиваться с ним за такую существенную трату…

Не собираюсь!

А потому к вещам даже не притронусь.

Пусть висит, раз ему так хочется.

Не моя проблема.

Куда большая – то, что я забываю зайти после уроков в библиотеку и взять несколько книг, для того чтобы закончить доклад. Поисковик в сети особой пользы не приносит, я больше времени трачу, тыкая в сенсор, чем вникая в содержимое текста, сказывается привычка и любовь к бумажным вариантам получения информации.

Ну да ладно…

Спустя три часа траты нервов доклад всё же готов, пусть большую часть я и пишу по воспоминаниям из лекций преподавателя – не уверена, что все факты верные, тем более что в некоторые из них добавляю собственные рассуждения, раз уж более умных под рукой не находится.

Остаётся завтра прийти в школу пораньше, чтобы распечатать его. Сомневаюсь, что, если попрошу бывшего мужа моей матери, тот бросится на ночь глядя искать мне принтер.

Хотя почему бы и нет?

Пусть познаёт все тяготы опекунства, глядишь, откажется…

Не отказался. Как и отстраняться от моей просьбы не стал. Ещё и сам воспользовался выданным мне руководством школы планшетом, чтобы переслать тот… очевидно, себе на почту.

Или не себе.

– Через пару часов привезут, – комментирует. – Ещё что-нибудь нужно? – поинтересовался в дополнении.

Я как стояла с приоткрытым ртом, так и осталась. Не сразу спохватилась, чтобы выдать вежливо-отстранённое:

– Нет, не нужно, спасибо.

Мне ведь даже искать его идти не пришлось. Он сам оказался почти в дверях, до момента моего появления шёл по коридору.

Может, поэтому так и не уходит, всё ещё стоит тут?

И так шёл сюда, ко мне?

А теперь пристально и придирчиво разглядывает, сложив руки на груди, будто съесть собирается, но никак не может решить, под каким соусом и сколько соли добавлять.

М-да…

Пора моему воображению завязывать так буйствовать!

– Если пришёл напомнить про уборку, то как раз ей и собиралась заняться, – отмахиваюсь от собственных дурацких мыслей и ассоциаций, вспомнив о реальности.

Иначе что ещё ему надо?

Не это, как оказалось.

– Идём, – командует мужчина.

И тут не спорю. А направляемся мы почему-то на улицу. В сад. Так называемая вечерняя прохлада едва ли намного сильнее отличается от дневной духоты, но дышится немного легче, чем под палящим солнцем.

Тихий щелчок включателя…

Полумрак озаряют золотистые огоньки старинных ламп, развешанных повсюду, и на минуту я зависаю, разглядывая их. Уж больно сказочно они горят.

– Что мы здесь делаем? – озвучиваю по истечении обозначенного срока, а то он ведь опять молчит.

Не спешит делать что-либо ещё. Просто стоит в нескольких шагах, уткнувшись плечом в дерево, словно ждёт, когда я наконец насмотрюсь на красоту окружающего.

– Хочу показать тебе кое-что, – отзывается опекун.

– Что именно? – не понимаю, к чему он клонит.

Явно же не про фонарики и ландшафтный дизайн.

– Вернее, не совсем показать, – поправляет сам себя мужчина. – Помочь освоить. Некоторые приёмы по самообороне.

Освоить…

Что?

Не сразу перевариваю.

Слишком уж неожиданно.

И да, заманчиво.

Тогда почему в ответ не соглашаюсь?

И так напрягаюсь…

– И зачем мне это? – спрашиваю.

А про себя судорожно соображаю.

Насколько активно он пользуется социальными сетями? Мог ли увидеть всё то, что пишут другие ученики школы «Бахчешехир»? И не только они. Их знакомые – тоже. Всех надоумила анаконда. А кого не принудила, те просто сами по себе любят потрепаться, не упускают такую возможность.

И если так…

Чёрт!

Чёрт!!

Чёрт!!!

Даже подумать стыдно, что именно он мог там вычитать и какую часть из этого мог бы принять за правду.

– Мне это не нужно, – спешу добавить, пока он не ответил.

Разворачиваюсь и собираюсь вернуться в дом. Но так и не ухожу из сада. Останавливаюсь ровно в тот момент, когда за спиной слышится задумчивое:

– Ты вздрагиваешь от каждого моего, даже случайного, прикосновения, Асия, – произносит Адем Эмирхан. – Почему?

К ногам будто тяжеленные гири привязывают, настолько сложно ступить ещё хоть шаг. Следует очередная пауза. И я почти ненавижу эту случившуюся тишину. Она слишком тяжёлая. Давящая. Веющая безысходностью. Как и всё то, что вызывает его вопрос.

Оборачиваюсь. Можно подумать, напоминание о том, что от меня ждут ответа, поможет собраться с мыслями и выдать хотя бы парочку связных слов. Не помогает. По крайней мере, не так сразу.

– Я просто не привыкла к тому, что меня чуть что хватает незнакомый мужик, – почти не придумываю.

Я ведь его в самом деле не знаю. Как и к чужим прикосновениям совсем не привыкла, учитывая то, что большую часть своей жизни провела одна. Ну а про то, какую бурю эмоций вызывает каждое мгновение, когда он оказывается слишком близко… ему знать не обязательно, я ведь и сама не понимаю, что это такое.

Значит, правдоподобно?

Должно быть.

Вот только мужчина явно не верит. По-прежнему смотрит на меня настолько требовательно, будто я не говорила ничего, а он до сих пор ждёт ответа.

Обречённо вздыхаю, понимаю, что и этот раунд в противостоянии с ним мне не выиграть.

– Ладно, как скажешь, – всё-таки соглашаюсь, хотя вновь разворачиваюсь по направлению к дому. – Но сперва переоденусь во что-то более удобное, – сообщаю, пользуясь случаем взять себе хотя бы небольшой перерыв.

Как минимум переварить новый вид проявления его опеки. Да и школьную форму я в самом деле до сих пор не сняла. Честно говоря, уж чего-чего, а подобного точно не ожидала.

Да и…

Возможности уйти на перерыв тоже никакой не остаётся. За спиной опять слышится тихое, но от того не менее весомое:

– Каан Дикмен оставил тебе такую возможность в тот день, когда мы познакомились, Асия?

Если бы передо мной сейчас возникла стена, я бы разбила об неё себе голову, настолько резко врезаюсь в несуществующую преграду. Ладони сами собой сжимаются в кулаки, стоит ему снова напомнить о тех событиях.

Вдох…

Выдох.

Кулаки разжаты.

Вздыхаю. Сдаюсь.

– Хорошо. Давай попробуем.

Всё же иду к нему ближе.

– И как это будет? – оказываюсь рядом с мужчиной.

Он отталкивается от дерева и сокращает оставшееся между нами расстояние. Мне становится не по себе, но вспыхнувшее желание отступить я давлю на корню, вскидываю голову, выжидающе глядя на опекуна.

– Сперва расскажи о том, каким образом ты умудрилась отправить того парня в больницу, – прищуривается собеседник.

Вот же…

– Мы были в спортзале. Он повёл себя по-хамски, и я разозлилась, – обрисовываю краткую версию событий.

Адем Эмирхан мне и в этот раз не верит, судя по скепсису, вспыхнувшему в чёрных глазах. Но не спорит. На другом сосредотачивается:

– Я не совсем об этом спросил, Асия, – произносит мягко. – Сама ситуация. В целом. Кто, что и каким образом сделал. Давай попробуем повторить, – предлагает. – Только учти, если и меня надумаешь отправить к хирургам, а я там задержусь, то утром придётся идти в школу пешком.

Последнее сказано с проскальзывающей долей иронии и вызывает невольную улыбку. Наверное, именно поэтому не столь уж и ужасной кажется другая озвученная им мысль. Хотя и тогда я не сразу решаюсь. Прикрываю глаза, погружаясь в мрачные воспоминания. Всего на секунду. Быстро возвращаюсь в реальность.

– Мы были в спортзале, – воспроизвожу то, что подсовывает память. – Я стояла спиной к стене. Он… держал меня за горло, – моя левая ладонь сама собой касается шеи, как если бы то была не я, а кто-то другой.

По крайней мере, ощущения ничуть не менее острые. Почти душат. Пусть я и не давлю, как было тогда. Да и от плохой ассоциации быстро избавляюсь. Невозможно помнить о чём-либо в достаточной степени в принципе, едва опекун разворачивает меня спиной к дереву, перехватывает запястье, отводя то в сторону, а место моих пальцев на шее занимают чужие. Совсем не так, как я обозначаю. Осторожно. Едва осязаемо. А я всё равно вздрагиваю. И перестаю дышать, когда чувствую, как они плавно скользят вдоль моей шеи, вероятно, призывая к спокойствию, но вместе с тем вызывая мириады морозных мурашек, расползающихся по коже до самых кончиков пальцев на ногах.

– Примерно так? – комментирует собственные действия мужчина.

Киваю.

– Хорошо. Что-нибудь ещё?

Моё сердце колотится всё быстрее и быстрее. Кислород в лёгких заканчивается, но новый вдох я совершаю с такой осторожностью, будто собираюсь пересечь минное поле, и лишний раз не стоит шевелиться.

На дальнейшее долго не решаюсь. Но выполняю. Беру бывшего мужа моей матери за руку – ту, что пока свободна. Укладываю её себе на бедро. На самом деле нужно значительно ниже и не поверх юбки, но слишком уж бесстыдно это будет выглядеть, а мои пальцы и без того сводит судорогой, стоит представить себе нечто подобное в исполнении находящегося рядом мужчины.

– Примерно так, – откровенно лгу. – Не совсем, но…

Не договариваю. Мои пальцы, всё ещё сжимающие мужскую руку, давят крепче. Как и его, усиливая хватку на моём бедре. Мне стоит отпустить. Но не получается.

Ну а то, о чём недосказала…

Уверена, он и так понял.

– Хорошо. Пусть так. Всё?

Разумеется, нет.

Но не сообщать же ему ещё и об этом?

Разве что:

– Ближе, – дополняю самой безобидной частью из всего, что оставляю при себе. – Он был ближе.

Жалею спустя всего секунду. Несмотря на то что мужчина выполняет ровно то, что я произношу. И дело вовсе не в том, как это может выглядеть со стороны.

Куда девать все эти новые внезапные ощущения?

Совсем не те, которые стоило бы ощущать…

Чувствовать его дыхание на себе – почти преступление, отзывается глубоко внутри чем-то греховно запретным, слишком манящим, как самая постыдная тайна, которую я могла бы хранить. Ведь совсем ничего не стоит податься самой ещё чуточку ближе. Не оставить вовсе никакого расстояния. Просто чтобы узнать, каким он будет – вкус прикосновения чужих губ к моим.

Но это, конечно же, всё внутри меня.

В действительности:

– Дальше, Асия, – произносит он. – Что было дальше?

– Я попыталась его оттолкнуть. Но у меня не хватило сил. И я ударила его первым, до чего дотянулась, – отзываюсь. – Попалась… гантель, – каюсь и в этом.

Мои слова звучат жалким полушёпотом. Я сама их почти не разбираю. Не уверена, всё ли произношу вслух или же часть остаётся лишь в моих мыслях. Удары сердца грохочут в ушах куда громче, чем собственный голос. Как и пульс, бешено толкающийся по венам – почти пламя в моей крови, столь обжигающий. Сколько ни уговариваю себя запихнуть поглубже неуместные мысли и ассоциации, удаётся откровенно паршиво. Я едва соображаю. Всё в моей голове слишком запутывается.

– С этого места мы, пожалуй, попробуем иначе, – выносит вердикт услышанному мужчина.

Едва ли его голос слышится намного громче моего.

Или же у меня теперь и со слухом проблемы…

– Иначе?

– Да.

Не знаю, по какой причине, но он едва уловимо морщится. Отодвигается. Не очень далеко. Но всё же вполне существенно. А может, мне так кажется из-за резкого порыва ветра, проскользнувшего между нами неожиданно прохладным потоком, который вызывает новые мурашки по телу, ведь его ладони по-прежнему на мне, где и прежде. Как и моя ладонь, сжимающаяся поверх мужских пальцев. Так и не разжимаю. А ещё ловлю себя на мысли, что мне неожиданно нравится… чувствовать чужое тепло.

Я схожу с ума?

Определённо…

– Лучшая защита – не допустить нападения вовсе, – не сразу разбираю встречное, но честно пытаюсь усвоить, несмотря на то что вовсе не лекции ожидала. – Например, не оставаться с сомнительными личностями, особенно противоположного пола, наедине.

Невольно фыркаю и многозначительно смотрю на него, вскидывая подбородок.

– В таком случае мне стоит выселить тебя? – срывается с моих губ со смешком. – Не только из сада. Из дома тоже. Ну, или позвать подружек.

– У тебя нет подружек, – ухмыляется опекун. – И ко мне это не относится.

– Разве ты сам для меня не незнакомый мужчина, от которого не знаешь, чего ждать? – вопросительно выгибаю бровь.

– Значит, я буду твоим исключением, – хмыкает опекун. – Больше никто, Асия, – добавляет сурово.

Слишком уж сурово…

И почему мне в этом видится двойной смысл?

Ох уж это моё шальное воображение!

Снова ведь всё только в моих мыслях. В реальности нет ничего такого вовсе. Опекун продолжает:

– Самые уязвимые части тела, до которых ты сможешь дотянуться в числе первых с такого положения, – нос и глаза. Далее – подбородок. Удары в эту область могут легко вызвать перелом челюсти, так что в твоём случае не рекомендую, – опять усмехается.

– А другие части, с ними как?

Мужчина слегка прищуривается и, прежде чем ответить, несколько секунд размышляет о чём-то, словно взвешивает, стоит ли мне и это рассказывать.

– Локтевые, коленные суставы и кисти рук – основа опорно-двигательного аппарата. Достаточно всего лишь толчка против угла естественного сгиба, и связки будут порваны, – всё-таки слышу ответ. – Повреждение любого пальца рабочей руки в большинстве своём выводит всю конечность из строя. Проще всего с безымянным, мизинцем и большим. Повреждения сухожилий большого пальца – хуже, чем перелом фаланги.

Теперь, когда информация от него не оставляет неуместных впечатлений, дышать становится легче, а дурман в моей голове потихоньку рассеивается.

И я задумываюсь о том, откуда он знает столько подробностей такого плана?

То ли из анатомии. То ли… откуда?

На инструктора по рукопашному Адем Эмирхан совсем не похож.

А на кого же тогда?..

Своим же мыслям мысленно ухмыляюсь.

Для парня, который вырос в детдоме…

Конечно, драка не в новинку.

И почему я раньше себе ничего такого не представляла, думая о нём?

Все эти его белоснежные рубашки, скрывающие литые мышцы, заработанные явно не на каком-нибудь фондовом рынке. Он же в них выглядит как на долбаной глянцевой обложке модного журнала. Очень хорошо маскируют, его не выдает ничто из того, что могло бы быть уличным, вот и забываюсь.

– А если сюда? – заинтересовываюсь сказанным не только про себя, уложив ладонь поверх очередной белоснежной рубашки по линии пуговиц.

И это моя ошибка. Очень уж отчётливо чувствуется, как бьётся чужое сердце.

– Солнечное сплетение – спорная болевая точка. Если мышцы пресса хорошо проработаны, то бить в неё практически бесполезно, если только ты не профессионал. Да и в случае, если на нападающем много верхней одежды, угадать место правильного толчка тоже будет довольно сложно. Тем более физически почти невозможно для такой хрупкой девочки, как ты, – снисходительно улыбается в довершение.

Вспоминаю, что руку стоит убрать.

– А если ниже? – отдёргиваю ладонь. – Намного ниже? – дополняю, едва сдерживаясь, чтобы не посмотреть на то, о чём говорю.

Хорошо, он и без всяких уточнений понимает.

– Паховая зона, особенно мужская, – известная болевая точка, но очень опасная для неподготовленной девушки, – отзывается всё с тем же снисхождением.

Замолкает.

Как будто нарочно!

Назло мне…

А я, как последняя дурочка, краснею.

Вот точно!

Слишком уж горячим вмиг чувствуется собственное лицо, словно у меня в один момент высокая температура поднимается.

– Почему же? – прищуриваюсь.

И очень стараюсь не подавать вида, как напрягаюсь ещё больше, стоит ему зачем-то провести большим пальцем вдоль моего горла.

Очень подлый поступок с его стороны!

О чём, судя по всему, он и сам не подозревает.

Или же делает вид, что так и есть.

Иначе почему тёмный взор застывает на эти мгновения?

Оттаивает тоже далеко не сразу:

– Бить противника в пах лучше всего из положения лёжа или же имея хорошую опору – вот почему, Асия, – отвечает спустя некоторую паузу мужчина. – С такого своего местоположения ты банально потеряешь равновесие, а нападающий вовсе может перехватить ударную ногу, и тогда ты рухнешь, нанесёшь вред исключительно самой себе, ситуация станет окончательно проигрышной для… – не договаривает.

Отвлекается на шум подъезжающей машины. А я настолько забываюсь под впечатлением от происходящего, что мне требуется не одна секунда, чтобы понять, что происходит.

Мой распечатанный доклад привезли?

Так и есть. Удостоверяюсь в этом, как только опекун покидает сад, выходя навстречу неизвестному мне гостю, а из-за руля автомобиля выбирается миниатюрная блондинка, вручающая ему объёмную стопку бумаг.

Она красивая. Ей вряд ли больше двадцати пяти. На ней узкая юбка длиной чуть выше колен с небольшим вырезом и безукоризненно сидящая коралловая блузка в тон к помаде на её губах. Волосы уложены, будто только из салона вышла. Голос – тихий, мягкий, как мелодия. Про таких говорят – идеальная.

На кой чёрт я эту девушку так пристально рассматриваю?

Что же ещё остаётся, с учётом, что после передачи привезённого она всё болтает и болтает, с места не сдвигается, а он слушает её настолько внимательно и долго, что, кажется, о моём существовании вовсе забывает.

Минут двадцать так точно проходит…

В общем, начинает раздражать!

И она. И опекун.