Читать книгу Aeternum bellum (бесконечная война) - Александра Треффер - Страница 4

Тем временем Конрад, замерший у освещённого окна небольшого строения, оценивал обстановку. И она ему очень не нравилась. Стояла тишина, дверь, выбитая неведомой силой, висела на одной петле… Виттельсбах опоздал.

Двигаясь абсолютно бесшумно, он направился к крыльцу и осторожно вошёл внутрь. Пусто. Подхватив полы плаща, не издавая ни звука, мужчина двинулся дальше, готовясь отбить атаку, если та последует. Но нет, похоже, здесь, действительно, никого не было. Где же хозяева?

Они лежали в дальней комнате – молодые мужчина и женщина, во цвете лет сражённые «лонгаморте» – заклинанием медленной смерти. Волшебники, должно быть, сильно мучились перед тем, как умереть: боль исказила их лица, а тела иссекла сила, скрывающаяся в заклятии.

Конрад в оцепенении смотрел на трупы тех, кого не успел спасти, но видел не них. Перед внутренним взором колдуна предстала истерзанная девочка, которой он когда-то подарил избавление от мук, тем самым навек запятнав свою душу.

«Девочка! Ведь у этих несчастных есть дочь, – вспомнил маг. – Нужно её отыскать».

Он кинулся обшаривать дом, страшась, что найдёт ещё одно мёртвое, изувеченное ничто. Но, к величайшему его облегчению, ребёнок остался жив. Малышка забилась так глубоко под кровать, что Виттельсбах не сумел до неё дотянуться. Махнув рукой, он отбросил мешающий ему предмет, и девочка завизжала так, что у спасителя возникло жгучее желание заткнуть уши. Но вместо этого мужчина подхватил брыкающуюся перепуганную скандалистку на руки и уже намеревался субвертировать, когда на пороге возник Карл.

– Отдай мне её, – с угрозой в голосе сказал он, надвигаясь на брата.

– Или что? – насмешливо поинтересовался тот.

– Или я уничтожу вас обоих. Иммотус!

Конрад, едва не уронив свою ношу, увернулся от обездвиживающего заклинания. Резким движением опустив ребёнка на пол, он толкнул его за спину, приказав бежать.

– Ментири!

Бросок тоже не достиг цели.

– Целеремортем! – выкрикнул Карл.

– Протегамур! Ты действительно готов убить меня, братец?

– Я не пощадил бы предателя, даже если бы на твоём месте стоял наш отец.

Потрясённый словами младшего, старший брат не успел отбить «секаре», вспоровшее ему руку. Проглотив вопль, он повторил заклятье и похолодел, когда противник повалился навзничь. Опасаясь ловушки, маг осторожно приблизился и рухнул на колени, увидев, что горло Карла перерезано, а глаза колдуна подёрнулись мутной пеленой.

Ментири (лат. mentiri) – лежи.

Целеремортем(лат. celerem mortem) – быстрая смерть.

Протегамур (лат. protegamur) – щит.

Секаре (лат. secare) – резать. Режущее проклятие для живого.

Делая пассы ладонями, Конрад шептал слова, заживляющие раны и заставляющие кровь вновь течь по жилам, но ему не удалось остановить смерть. Бросив последний ненавидящий взгляд на брата, Карл замер навсегда. Дикий крик вырвался из горла старшего, нет, уже единственного Виттельсбаха. Борясь с подступающим безумием, он смотрел на дело своих рук, и в этот момент в доме появились филии во главе с иллюминасом. Тот сразу понял, что произошло, и, отдав распоряжение увести девочку, склонился над оледеневшим Конрадом.

– Пакс!– произнёс он, бросая в чародея большой клубок энергии.

Пакс (лат. pax) – покой. Успокаивающее, расслабляющее заклинание.

Тот содрогнулся, приходя в себя, и прошептал:

– Что же я натворил!

Рудольф тронул ладонью его плечо.

– Это война, друг мой, кто-то из вас должен был погибнуть.

Конрад не слушал старика.

– Братоубийца! Братоубийца! Можно ли пасть ещё ниже?! – повторял он, словно в бреду.

Оттолкнув протянутую руку, колдун, залитый кровью своей и Карла, поднялся и направился к двери. В проёме он обернулся и, взглянув на распростёртое тело, бросил иллюминасу:

– Я буду вашим агентом, Рудольф. Мне уже нечего терять.

И, зацепив макушкой притолоку, вышел прочь.

Мысли мага скакнули от одной трагедии, из которых состояла его жизнь, к другой. Он видел замок Гейдельберг. Их отношения с Карлом уже тогда были натянутыми. Правоверный сервиноктис – младший брат отказывался понимать старшего, не желавшего всей душой отдаться служению ночи. Но в день, пришедший на память Конраду, их ненадолго примирило трагическое для обоих событие.

В гостиную вбежал задыхающийся Карл.

– Отец…– воскликнул он, – с ним что-то случилось!

Брат вскочил.

– Почему ты так думаешь?

– Он прислал зов, и это был вопль раненого.

– Слепок?

– Есть.

Оба субвертировали, перемещаясь вдоль нитей энергии, рисующих карту местности, откуда пришёл зов. Отца они нашли на острых камнях под высокой скалой, и им сразу стало ясно, что магу не помочь. Конечно, сыновья сделали попытку применить исцеляющие заклинания, но Рихард, слабо застонав, отрицательно покачал головой, с трудом поднял руку, указывая то ли на небо, то ли на каменную гряду над ними, и прошептал:

– Морсатр. К нему…

Рука упала, по телу колдуна пробежала судорога, и он замер, уставившись ничего не видящими глазами в глаза оцепеневших братьев.

По лицу Конрада катились слёзы, Карл же, крепко сжав губы, горестно смотрел на умершего. Осиротевшие Виттельсбахи каждый по-своему переживали трагедию. Несмотря на суровость, Рихард был хорошим отцом. Он давал сыновьям не только знания, умения и закалку, но по-настоящему, хотя и по своему разумению, заботился о них. С возрастом маг стал мягче в обращении с выросшими детьми, и оба искренне любили и уважали родителя. Забрав тело, братья в молчании переместились в Гейдельберг.

Похороны прошли тихо, без присутствия посторонних. Конрад и Карл выглядели спокойными, хотя в их душах бушевала буря чувств. С каменными лицами они вернулись в замок и долго, не говоря ни слова, сидели в гостиной, прислушиваясь к заглушённому заклинаниями жужжанию голосов туристов, с утра до вечера осаждающих укрепление. Наконец, старший прервал молчание:

– Как ты думаешь, что отец пытался сказать в последнюю минуту?

Карл пожал плечами.

– Он был предан «Серви ноктис», а Морсатр – дукс. Видимо, он препоручал нас ему.

Собеседник с сомнением качнул головой. Последнюю пару лет Рихард тянулся к старшему сыну, словно пытаясь искупить вину перед ним, младшему не доставалось и малой толики его внимания. И Конрад хорошо помнил, что сказал отец во время одной из их доверительных бесед.

Около месяца назад, когда мужчины остались наедине, старший произнёс слова, взволновавшие и озадачившие Конрада.

– Майдель – чудовище, – глядя в огонь камина, промолвил колдун. – Я не мог и предположить, что сложу свою магию к ногам такого мерзавца.

– Но вы поддерживали его когда-то, – возразил сын.

– Поддерживал, ибо в то время считал достойнейшим из тех, кто мог занять место дукса. Я даже не гневался по-настоящему, когда вы отказались от власти, мне казалось, что она выше ваших сил.

– Сейчас вы думаете иначе? – осторожно поинтересовался Конрад.

– Да. Вы однажды сказали, что служение ночи не предполагает обязательной жестокости, только лишь разумную жёсткость. Ваше правление стало бы именно таким. Я сожалею, что вы не встали во главе «Серви ноктис», хотя и считаю теперь, что это не честь, а тяжкая ноша.

Конрад, скорее, встревоженный, чем обрадованный похвалой отца, спросил:

– Значит, вы полагаете, что я совершил ошибку?

– Несомненно. Но в этом нет вашей вины. Виноват я, пытавшийся не уговорить, а принудить вас.

Младший Виттельсбах задумался. Он не совсем понял, что имел в виду отец.

Рихард встал. Обняв за плечи своего тридцатилетнего ребёнка, он поцеловал его в лоб.

– Прости меня, Конрад, за то дурное, что я принёс в твою жизнь. И спокойной ночи, сынок!

Не дожидаясь ответа, маг развернулся и вышел из комнаты.

Этот разговор и вспомнил сейчас старший брат, размышляя, мог ли Рихард при таком мнении о Майделе с лёгкостью завещать сыновьям службу у него. Сам Конрад давно разочаровался в друге детства, но Карл верил дуксу.

– Мне кажется, – продолжил разговор старший Виттельсбах, – отец имел в виду что-то другое…

– Что именно? – прервал младший.

– Не могу сказать, но вряд ли в последние секунды жизни он стал бы давать указания, кому мы должны повиноваться.

Не вставая с кресла, брат наклонился к Конраду, прошипев:

– Мне ясно, как день, что прозвучало завещание. Ты отказался стать дуксом, им стал Морсатр, и теперь мы оба в его безоговорочном подчинении.

– Нет, это не так…

– Для тебя, возможно. А я готов выполнять свой долг.

Уничтожающе посмотрев на Конрада, Карл направился к выходу.

– Подожди. Отец всегда осторожничал при субвертации, почему же он погиб так нелепо? Возможно, Вольф что-то знает. Последние слова…

– Морсатр! – обернувшись, одёрнул брат. – Для всех он Морсатр, и ты не исключение. А что касается отца, то это несчастный случай. Возраст, потеря ориентации…

–Ты сам веришь в то, что говоришь? Ему было лишь немного за пятьдесят.

Не удостоив Конрада ответом, Карл вышел, оставив дверь открытой.

С той ночи в замке поселилась война. Формально братья находились на одной стороне, но фактически младший считал старшего предателем, основываясь на наблюдениях за его поведением. Он советовал дуксу не доверять Конраду, но Майдель отказывался ему внимать.

Вольф не нуждался в советниках и советчиках. Великолепный стратег – он мгновенно проигрывал в уме десятки сложнейших комбинаций событий, и под его началом «Серви ноктис» стала страшной, в буквальном смысле этого слова, силой, направленной на уничтожение светлого «стада». Морсатр нередко забавлялся, губя волшебников, и оправдывал бессмысленные жертвы необходимостью показательных казней инакомыслящих.

И, что странно, по наблюдениям Конрада особо изощрённой смерти удостаивались и маги, и люди, злоупотребляющие алкоголем и третирующие близких. В этом случае выживала вся семья, кроме злополучного пьяницы – главы. Однажды Виттельсбах, уже несколько месяцев успешно работавший на филиев, упомянул об этом у иллюминаса. Тот, заметно опечалившись, поведал магу историю, которую во время встречи вожаков за столом переговоров прочёл в памяти дукса Игорь Чижов:

«Двенадцатилетний мальчик проснулся от шума и громких воплей. Кричала мать, а грубый, пропитой голос вторил ей.

Вольф Майдель соскользнул с кровати и, тихо ступая, пошёл на звук, дрожа от холода и тревоги за Гертруд. Сколько он себя помнил, не проходило и дня, чтобы отец не вернулся домой пьяным. Доставалось всем. У Вольфа не заживали раны, нанесённые обезумевшим от шнапса Отто, и матери нередко приходилось, схватив ребёнка, убегать из дома, чтобы муж не убил обоих. Тот избивал жену постоянно, но сегодня она кричала особенно страшно. Из соседней комнаты слышались глухие удары чем-то тяжёлым по беззащитному телу, и вопль вскоре стал непрекращающимся.

Подросток потянул на себя тяжёлую дверь и, собрав всё мужество, вошёл. Мгновенно оценив обстановку, он просчитал всё до мелочей. Когда отец швырнул жещину на пол и занёс руку, чтобы продолжить экзекуцию, слабенькое «секаре» полетело в него с места, где стоял Вольф. Абсолютно невменяемый Отто Майдель, едва почувствовавший порез, повернулся, пытаясь разглядеть сына сквозь плавающую перед глазами пелену. Стонущая Гертруд его уже не интересовала.

– Где ты, чёртов волчонок? – сипел пьяница, шаря вокруг. – Убью!

– Ну, давай, убей!

Искажённое насмешкой лицо вынырнуло из тумана прямо перед носом Отто.

– А-а, вот ты где! Ну, держись! – заревел Майдель-старший, кидаясь к отпрыску.

Но промахнулся. И ещё, и ещё раз: ловкий мальчишка легко уворачивался от едва державшегося на ногах мужчины. Но вскоре Вольфу надоела эта игра. Чувствуя огромный прилив магической силы, слегка напрягшись, он послал в ополоумевшего отца спираль магии, пронизавшую того насквозь.

– Лонгаморте!

– Не-ет! – раздался крик Гертруд.

И отчаянный вой человека, терзаемого проклятием долгой смерти, кромсающим внутренности, вытягивающим жилы, заставляющим невыносимо страдать. Раздувая ноздри, Вольф стоял над поверженным мучителем до последнего его вздоха, а потом бросился к матери. Та, с ужасом глядя на сына, попыталась отползти, но переломанные кости не позволили ей двинуться с места.

– Убьёшь и меня? – прошептала она, когда мальчик наклонился, чтобы помочь.

– Нет, мамочка, я тебя вылечу, – нежно сказал Вольф, врачуя её ушибы, порезы и переломы.

– Он умер? – всё так же шёпотом спросила Гертруд.

– Да. И никогда больше тебя не обидит.

По щекам женщины заструились слёзы. Вытирая их ладошкой, сын продолжил лечить раны, не замечая, как тускнеют глаза Гертруд.

Помощь пришла слишком поздно, и через несколько минут перед окаменевшим от горя подростком лежал труп единственного человека, которого он любил. С последним в жизни рыданием осиротевший ребёнок кинулся на тело матери.

Когда Вольф поднялся, лицо его было спокойно и жестко. Всю ночь он поддерживал во дворе огонь погребального костра, а наутро о Майделях и их жилище, по воле юного мага, не помнил уже никто».

Конрад еле отошёл от потрясения. Он знал, что в семье Вольфа отсутствовала гармония, но чтобы настолько…

– Зря вы мне это рассказали, Рудольф, – грустно сказал он. – Помня, что в Морсатре когда-то жил страдающий ребёнок, в решающий момент я могу нанести ему недостаточно сильный удар.

– Но ведь тебя, в отличие от него, не ожесточили наказания отца, сынок, – возразил Лёвенштайн. – Ты не стал бесчеловечным из-за того, что тебя избивали в детстве.

– Я лишь приобрёл нечувствительность к физической боли.

Виттельсбах невесело улыбнулся.

– Мой отец имел своё представление о воспитании, но никогда не был бессмысленно жесток. И не убивал жену на глазах собственных детей. А творимое Отто Майделем, непростительно…

– Что бы ни делал Отто, путеводным лучиком для Морсатра могла бы стать память об ушедшей. Но он предпочёл забыть её, и даже воспоминания свои запрятал так глубоко в подсознании, что Игорь едва смог их извлечь. Никакими муками в прошлом нельзя оправдать зверства в настоящем. Разве я не прав?

– Наверное, правы, – рассеянно отозвался Конрад.

Он думал о том, как неожиданно Вольф изменился однажды, превратившись из зажатого, постоянно ёжившегося и вздрагивающего мальчишки в красиво подающего себя политика. Теперь Виттельсбах знал причину этой метаморфозы. Если бы в то время друг доверился ему, поделился переживаниями, позволил утешить себя, возможно, мир не страдал бы сейчас. Как и в случае, если бы сам Конрад оказался чуть проницательнее и задумался об этой перемене.

Маг вспомнил слова Рихарда, сожалевшего, что сын не встал во главе «Серви ноктис». Наконец, он понял его. Тот хотел сказать, что, подчиняясь сильнейшему, Вольф не мог бы столь явно и безнаказанно демонстрировать свою дьявольскую сущность. Но раз всё сложилось так, а не иначе, Виттельсбаху придётся побороть в себе жалость к этому несчастному, искалеченному человеку – бывшему другу во имя многих.

– Скажите, Рудольф, – спросил колдун, – именно этим Вольф в двенадцать лет отличился перед «Серви ноктис»?

– Да. Несмотря на то, что Отто был алкоголиком и, по сути, злодеем, семья его считалась светлой. Убив филия, Вольф оказал услугу ночи, а тёмные получили ещё одного адепта. Но это не всё. Ты прекрасно знаешь, что Майдель стратег. Позже он помог русскому дуксу в локальной войне с несколькими опасными для того группировками. Огромное семейство Фёдоровых, связанное родством с графом Храповицким, построившим замок-артефакт в Муромцеве, пострадало больше других. Жена и двое сыновей Владимира погибли, а сам он – один из немногих выживших.

Замок в Муромцеве. В Судогодском районе Владимирской области, в селе Муромцеве стоят развалины замка, построенного когда-то графом Храповицким в стиле поздней французской и английской готики.

– Ох!

Виттельсбаху стало понятно, почему маг с таким подозрением отнёсся к нему – пособнику Морсатра при первом знакомстве.

– Слишком много печальных открытий для одного дня, – вздохнул чародей.

И подумал, что было бы неплохо использовать полученную информацию против Майделя, не заметив, что мысленно противопоставил себя стихии тьмы.