Читать книгу Aeternum bellum (бесконечная война) - Александра Треффер - Страница 9

Ожесточённый предательством Гизелы Конрад перестал относиться к женщинам, как к высшим существам. Подстёгиваемый обидой и озлоблением, молодой маг начал вести образ жизни, изматывающий его, но создающий иллюзию осуществленной мести. Позже Виттельсбах признавался, что это было глупой ребяческой бравадой, но в то время использовал всех, кто, на свою беду, попадался ему на пути. Конрад не тратил силы на обольщение жертв, женщины сами бросались на шею красавцу-чародею, а он, насладившись их телами, откидывал каждую, как использованную салфетку. Мага не интересовал ни возраст, ни общественное положение: проведя час с сорокалетней дамой из высшего общества, он вскоре укладывал на спину восемнадцатилетнюю простушку. И ни та, ни другая не удостаивались повторного визита. Сил хватало на всех, Конрад был молод и крепок.

Но однажды чародей столкнулся с сопротивлением. Он не сомневался, что понравился девятнадцатилетней Марии, но девушка не хотела уступать. Заинтригованный этой, как он считал, игрой, маг даже вышел за рамки им самим установленных правил, ухаживая за неприступной. Конрада изумляла её стойкость, и он невольно почувствовал навсегда, как он думал, исчезнувшее уважение к женской чистоте. Миновал месяц, а Виттельсбах находился всё так же далеко от цели, как и в момент знакомства, что подстёгивало его ещё больше.

И, наконец, наступила минута, когда он почти осуществил свой план. Провожая Марию, Конрад заметил, что окна её дома темны. А это значило, что сегодня девушка ночует одна. Та колебалась, но всё же пригласила мага войти.

О произошедшем после волшебник всегда вспоминал, краснея от жгучего чувства стыда. Для сильного мужчины не составило труда справиться с хрупким существом, но когда полуобнажённая, сопротивляющаяся жертва закричала от боли, чародей словно увидел себя со стороны. Возбуждение разом схлынуло, оставив лишь отвращение к себе и своему поведению. Как такое могло произойти с ним, никогда и никому не причинявшим вреда? Его заставили страдать, но в чём виновата эта несчастная девочка? Почему она должна расплачиваться за чужие ошибки? И как он посмел отнестись к человеку, как к вещи?

Конрада потрясло собственное падение. Осторожно укутав девушку покрывалом, он взял её на руки и долго укачивал, как ребёнка, повторяя:

– Прости! Прости меня!

И держал до момента, пока та не перестала дрожать и не прижалась доверчиво к его груди, обхватив рукой за шею. Нежными прикосновениями маг принялся лечить им же самим нанесённые повреждения, а Мария смотрела на него широко открытыми глазами, в которых не отражалось ни страха, ни удивления его способностями. Когда он закончил врачевать, девушка, приняв решение, скинула покров.

Ночь была восхитительной: без злобной страсти, некогда доставлявшей чародею мстительное удовольствие, наполненная нежностью и ещё чем-то неуловимо прекрасным. И Конрад не смог уйти.

Миновал месяц, и однажды Мария спросила:

– Мой прекрасный принц, кто такая Гизела?

Он отшатнулся.

– Откуда ты…

Мария ответила грустно:

– Иногда ты называешь меня этим именем.

Маг ахнул. Ещё одна жестокость, неосознанная, но болезненная для подруги. Что Конрад мог ответить? Лгать он не умел. И, не вдаваясь в подробности, объяснил:

– Это женщина, которую я любил. Но она предпочла мне другого.

– Мне жаль, – тихо сказала Мария. – Она просто не понимала, какое сокровище теряет.

И, обняв мужчину, прошептала ему в плечо:

– Я люблю тебя!

Конрад был противен самому себе. Не желая причинять девушке лишнюю боль, он промолчал, отвлекая её поцелуями. И с этого момента следил за словами, срывающимися с губ в минуты страсти.

А вскоре в его жизни появились Морсатр и «Серви ноктис». Виттельсбах ушёл, пообещав Марии:

– Я вернусь…

Он вернулся через год. Чародей стоял на пороге, боясь постучать, но, наконец, решился. Открыла ему молодая светловолосая женщина. У Конрада возникло дежа вю: не слишком давно он так же вошёл в другой дом, где его ждало разочарование. И маг не ошибался, предполагая худшее.

– Два месяца назад их семья уехала, – сообщила незнакомка. – Ребёнок сильно болел и нуждался в морском воздухе, вот они и переселились за рубеж.

– Ребёнок? – недоумевающе переспросил Конрад. – Чей ребёнок?

– Той молодой женщины – Марии. Сынишка появился на свет очень слабеньким.

– Спасибо, – прошептал чародей.

Когда дверь захлопнулась, он долго стоял, опершись об ограду, не в силах двинуться с места. У Марии родился малыш – его сын! Безумная радость боролась в душе Конрада с опасениями, что он не сумеет отыскать подругу. Боги великие, да он даже не знал её фамилии!

Предвидения мага оправдались: найти безымянную семью за границей оказалось невозможным даже с магическими способностями. Мария с сыном были потеряны для Конрада навсегда.

Скрипнув зубами, Виттельсбах переместился в другой отрезок прошлого. Он видел Майделя во всей его красе.

– Ты поражаешь меня, Кон!

Вольф метался между окнами и дверями гостиной Гейдельбергского замка.

– Казалось бы, твоё предназначение ясно, и всё же ты по-прежнему отказываешься присоединиться к «Серви ноктис». Но, если уж мы так тебе ненавистны, почему ты не с филиями?

– Я – тёмный, – угрюмо отвечал Виттельсбах, – там мне не место.

– Значит, ты должен быть с нами…

– Я никому ничего не должен….

Подобные разговоры повторялись еженедельно в течение полугода после первого визита Вольфа.

– Конрад, послушай, ты мне нужен. Я не предлагаю тебе участвовать в операциях. Но иногда необходимо, чтобы кто-то свежим взглядом посмотрел на ту или иную ситуацию со стороны. Ты мог бы стать моим советником. Это ни к чему тебя не обяжет, и ты уйдёшь, когда захочешь.

– Это правда? Ты обещаешь?

– Ну, конечно же…

« …нет», – добавил про себя Морсатр и продолжил вслух:

– Ты мой друг, Кон. Признаю, я не всегда вёл себя корректно, тебе есть на что обижаться, но сейчас меня всерьёз беспокоит твоё затворничество. Ты ведь не часто видишься даже с отцом и братом, не так ли?

– Точнее, они не жаждут встреч с инквиетумом.

Майдель печально взглянул на товарища.

– Я же говорил тебе, что стезя неприкаянного гибельна. И это нужно оставить в прошлом. Позволь помочь тебе вернуться к жизни, принять в ней активное участие…

– Под личиной тёмного? Не вариант.

Морсатр взорвался:

– Как знаешь! Я устал тебя уговаривать. Ты просто боишься. Прятаться от мира – трусость!

Глаза Виттельсбаха засверкали.

– Я никогда не был трусом, никогда не уклонялся от боя! – зарычал он.

– От боя, возможно. А от жизни? Это тоже сражение, и его надо выиграть. С чего ты взял, что всё и всегда будет получаться, как ты задумал? Иногда приходится мириться с неудачами, чтобы, в конце концов, добиться своего.

Конрад с удивлением смотрел на Майделя. Казалось, Вольф вполне искренен и, действительно, хочет его поддержать. Позже маг признавался Лёвенштайну, что в тот период беспросветного существования встряхнул его именно дукс. Он сумел найти нужные слова и вывести чародея, как ни парадоксально, на свет ночи. Чем бы ни руководствовался тогда Майдель, он поступил по-дружески, и Виттельсбах, поверив ему, оказался в рядах «Серви ноктис».

Свою ошибку он осознал менее чем через год. Морсатр, не нуждающийся в подсказках, не интересовался мнением товарища, требовал крови, и между двумя сильнейшими начались бесконечные баталии: Майдель едва ли не ежедневно отдавал Виттельсбаху жёсткие приказы, а тот отказывался их выполнять. Отношения стали натянутыми, каждый из противников старался задеть другого, и всё-таки сдаваться обстоятельствам и уходить Конрад не спешил, считая бегство недостойным финалом.

Однако номинальность должности советника чародей чувствовал всё острее. Его планы Морсатра не занимали, поправки к операциям игнорировались, со всеми вопросами сервиноктисы шли не к Виттельсбаху, а напрямую к дуксу. И, в конце концов, Конрад решил, что инквиетум – это не образ жизни, а предназначение.

Обречённый на непонятость, он стал всё реже появляться в Эренфельзе, не отвечая даже на зов оттуда. Именно тогда маг сблизился с иллюминасом «Филии луцис». Сейчас, когда чародея ещё тянуло к общению с близкими по духу людьми, такого человека он и нашёл в Лёвенштайне.

Искушённый старик поначалу с недоверием отнёсся к молодому колдуну, но, пообщавшись с ним, изменил точку зрения. Тёмный маг оказался не тёмным. Даже в некоторых светлых гнездилось больше мрака, чем в этом заблудившемся молодом человеке.

Волшебник ломал голову, как вывести несчастного на путь истинный. Проблема заключалась в том, что при всех достоинствах: храбрости, правдолюбии, разумном романтизме, умении сопереживать, а также уме и образованности в голове Конрада была полная каша из понятий чести, преданности и мужества, нелепость части которых подкреплялась неимоверным упрямством и непоколебимой уверенностью в своей правоте. Из этого выстраивались цепочки, не позволяющие иллюминасу воздействовать на чародея.

Тот считал, к примеру, что если руки его однажды обагрила кровь, то он тёмный. Тёмный маг принадлежит ночи, значит, должен ей служить. А если так, то не имеет морального права активно помогать свету. Потому-то Виттельсбах и встретил в штыки предложение Лёвенштайна стать перебежчиком и заняться шпионской деятельностью. Предательства, как он его понимал, кодекс чести чародея не допускал.

Отчаявшись, иллюминас предложил романтический выход. Формально оставаясь слугой ночи, Конрад мог заниматься тем, что дарило бы ему вдохновение. К примеру, строить замки, как его предок Людвиг Баварский. Или писать музыку, стихи, книги. Или, наконец, заниматься научной работой, приносящей пользу магическому сообществу и человечеству в целом.

Чародей загорелся этими идеями. Правда, композицию Виттельсбах отверг сразу, поскольку дурно владел музыкальными инструментами, влечения к поэзии после того, как попрали его чувства, маг не испытывал, а проза совершенно не привлекала. Мысль о зодчестве занимала его немного дольше, но, в конце концов, Конрад пришёл к выводу, что, пожалуй, время возведения замков прошло.

Учёные изыскания стали оптимальным занятием для мощного ума волшебника. Шорох страниц фолиантов, скрип пера, выстраивание разрозненных информационных обрывков в единое стройное целое – всё это ненадолго успокоило мага, но… опомнившийся Морсатр выдернул советника из мира формул, выкладок и исторических тем, лишив того возможности проявить себя, а мир – новых открытий.

Сообразив, наконец, что он сам препятствует осуществлению собственных планов, отталкивая от себя того, в ком более всего нуждается, Майдель разыскал Конрада и чуть ли не силой доставил в свою резиденцию. Он умел быть убедительным, и Виттельсбах, хотя и не полностью, но снова поверил дуксу.

Это и стало началом его конца. Возвращение в «Серви ноктис» на некоторое время прервало его дружбу с иллюминасом, к которому он вновь пришёл в трагический день, когда погиб его брат.

Не желая снова вспоминать об этом, Конрад стряхнул липкую паутину кошмаров и очутился в настоящем. Теодорих, вероятнее всего, находился с друзьями в Майнце, но мага это не волновало. Он не умел беспокоиться за мальчишку, тревогу могло вызвать только происшествие, угрожающее жизни и здоровью подростка. Как бы равнодушно Виттельсбах не относился к воспитаннику, свою клятву Гизеле он помнил.

Размяв затекшие конечности, чародей завернулся в плащ и поднялся на стену замка. Где-то там – вдалеке кипела жизнь, не тревожа размеренного отшельнического прозябания инквиетума. Скоро туда уйдёт и Теодорих. На миг Конраду стало досадно, что он не увидит этого. Ему хотелось бы знать, хорошо ли он подготовил мальчика к жестокой действительности. Но каждому предназначалось своё: кому-то жить, а кому-то умирать, как происходило всегда.

Глядя на ворота Фюрстенберга, он вспомнил, как они, неожиданно для самих себя, покинули прежнее обиталище и оказались здесь. Последней каплей стал очередной прорыв магической защиты Гейдельбергского замка заблудившимся экскурсантом. В отличие от прочих, тот принял колдуна не за призрак, а за аниматора, что очень оскорбило Виттельсбаха, который охотнее остался бы для стада туристов привидением, чем стал лицедеем. Отвязавшись от назойливого иностранца, он приказал Теодориху собрать всё, что тому понадобится на новом месте, и субвертировал с мальчиком к недавно приобретённому жилищу. С помощью магических пропускных слов они открыли калитку и уже собирались войти, как вдруг…

– Так, так, – язвительно произнёс знакомый голос, – надо же, предатели спокойно ходят по земле Германии, не боясь мести. Долго же мне пришлось ждать, когда медведь высунет нос из берлоги.

Не оборачиваясь, Конрад толкнул мальчика в тёмный проём.

– Иди внутрь. Да не вздумай высовываться!

Он отпрыгнул в сторону, увернувшись от посланного в него «секаре», и выкинул вперёд руку в ответном жесте.

– Долорем!

– Эксплосион!

– Ретро!

Эксплосион (лат. explosion) – взрыв.

Ретро (лат. retro) – назад. Возвращающее заклинание.

Вернувшимся взрывом Морсатра сплющило и швырнуло на землю. Пока тот приходил в себя, Виттельсбах повернулся, чтобы открыть дверь. И в этот момент его ударили в спину.

– Инквиетум!

Инквиетум (от лат. inquieta – неприкаяный) – проклятие, вызывающее стремительное старение и преждевременную смерть.

Всё вокруг стремительно завертелось и замерло. Конрад повернулся к поднимающемуся с земли Майделю. Тот оскалился, изображая улыбку.

– Ты же хотел стать неприкаянным, Кон. И я тебе помог, правда, по-своему. Любопытно, понравится ли тебе, уже отверженному, стремительное угасание?

– Ничего не имею против, – искренне ответил маг, – и даже скажу тебе спасибо. После того, что ты сотворил с моей жизнью, поблагодарить тебя я могу лишь за смерть.

Взглянув на ошарашенное лицо дукса, Виттельсбах расхохотался.

– Вот, прими от меня подарок, – всё ещё смеясь, произнёс он. – Секаре!

Взвыв и схватившись за рассечённое плечо, Морсатр снова отлетел назад, а его противник, насмешливо улыбаясь, сделал книксен и исчез в мрачном чреве замка.

Оказавшись в жилом доме и вызвав свет, маг подошёл к старинному зеркалу. Он рассматривал своё лицо, на котором пока не было заметно никаких изменений. Но проклятие медленно и верно в течение двух-трёх лет разрушит то, что сейчас выглядит так молодо. Подумав об этом, Конрад на секунду почувствовал жгучее желание перенестись к друзьям в Либенштайн, чтобы прервать процесс затяжного распада. Но безразличие к жизни удержало его, и он безотрывно всматривался в вечное стекло, отражавшее то, чего скоро не будет.

– Что такое инквиетум? – прозвучало за спиной Виттельсбаха.

– Пока тебе незачем это знать, – не отрываясь от созерцания, ответил тот. – Поднимись наверх и выбери комнату. Я займу любую другую. Игнис!

Игнис (лат. ignis) – огонь.

На стенах вспыхнули факелы, но светлее от этого не стало. Пугливо косясь на тени в углах, мальчик поднялся по лестнице, а маг стоял у зеркала до тех пор, пока наверху что-то не грохнуло, и не раздался вопль. «С новосельем!» – поздравил себя Конрад и взлетел по ступенькам.

Теодорих сидел посреди коридора, потирая лоб. В темноте он наскочил на проржавевшие рыцарские доспехи, обрушив те на себя. Пискнув, ребёнок поднял дрожащую руку и показал на приоткрытую дверь, за которой, словно в пляске святого Витта, подпрыгивало и извивалось что-то белое.

Пляска святого Витта – хорея – заболевание сопровождающееся отрывистыми, беспорядочными движениями.

– Там…

У мальчишки пропал голос.

– Какой же старый замок без привидений, – усмехнулся опекун. – Наверное, и здесь кто-то исполняет роль, которую мы с тобой играли в Гейдельберге…

Скривившись, он договорил:

– Аниматоров.

Одним движением подняв воспитанника с пола и взяв за плечи, маг подтолкнул его к дверному проёму. И крепче сжал пальцы, почувствовав, что мышцы Теодориха свело от напряжения. Войдя внутрь, оба увидели пляшущую от лёгкого ветерка белую простыню, заменяющую занавеску.

– Тебе не стыдно? – ровно спросил Виттельсбах. – Похоже, ты намерен подражать отцу и всю жизнь трястись от страха?

Покраснев, мальчик опустил голову.

– Выбери комнату и ложись спать, – повторил чародей и, сорвав белое полотнище, кинул его на пол.

Придя в себя, Конрад осознал, что уже стемнело и накрапывает дождь. Пожав плечами, он плотнее закутался в плащ и спустился вниз.

Теодорих вернулся в замок и листал книгу, сидя у камина. Остававшийся под впечатлением недавнего воспоминания Виттельсбах, остановившись в дверях, рассматривал мальчика. Да, подросток походил на родителя, но только лицом. Стать у него была другая. Впрочем, какая разница, тот ли, этот – одна порода. Одёрнув себя, маг сел в кресло и снова посмотрел на воспитанника, ответившего ему недоумевающим взглядом.

Махнув рукой, Конрад отвернулся и, опершись о подлокотник, задумался. На сей раз о событиях, произошедших после проклятой ночи, отмеченной смертью Карла.