Читать книгу Под колпаком жизни. Часть первая - Алексей Афин - Страница 6

По официальной информации, целью визита было: «Подписание соглашения о торгово-экономическом, научно-техническом и культурном сотрудничестве столицы и автономного округа, а также некоторые другие вопросы регионального сотрудничества в области космонавтики».

Встречали Прохора Андреевича Шелепина, как положено, с неочевидной радостью, нескрываемым восторгом, бубнами и цветами. Оказалось, на малой родине его не только помнят и любят, но даже следят за его успехами.

Спустя полчаса после начала пафосного фуршета в честь высокопоставленного столичного гостя под гортанное пение и чарующие звуки кантеле каждые пять минут звучали здравицы и тосты. Земляки – те, кто знал о его успехах, – обступив Прохора, расспрашивали о столичной жизни. Другие представители аборигенов веселились, шутили, танцевали и даже пели. На сцене в национальной одежде нежнейшим баритоном, пропуская его через желудок, пел однофамилец самого популярного якута в СССР Никола Бельды.

Те, кто посмел захмелеть, с полными от еды оралами как могли подхватывали припевы:

«Мы поедем, мы помчимся

На оленях утром ранним

И отчаянно ворвёмся

Прямо в снежную зарю-у-у…»

По окончании песни неравнодушные к местному фольклору громко рукоплескали исполнителю, воздавая ему должное за оригинальную трактовку. Выступление артистов местной филармонии продолжилось великолепным ужином. Шелепина усадили в самом неожиданном месте – возле стены.

Прохор Андреевич, ёрзая на стуле, наблюдал за представителями аборигенов и переселенцев. Разношёрстная и непритязательная публика, одетая по последней моде Ханты-Мансийска, оживлённо обсуждала его приезд. Ежеминутно то тут, то там раздавался звон бокалов, хруст челюстей и здравицы во славу Шелепина. Прохор пребывал в состоянии радости, но какая-то странная тоска разрывала его сердце.

Выпив пару рюмок, закусив сырокопчёными яйцами оленя, гость решил выйти на улицу. С извинениями и сожалениями Шелепин протискивался по тесному проходу вдоль длинного стола и стульев, нарушая нестройные ряды чулок, унт, валенок, лакированных туфелек и надраенных офицерских сапог. Достигнув свободного пространства, он снял галстук и расстегнул ворот белоснежной сорочки. Дежуривший у выхода здоровенный охранник-абориген с огромным тесаком на поясе, предупредил:

– Начальник! Ты туда не ходи – ты сюда ходи. А то снег башка попадёт – совсем мёртвый станешь!

Прохор улыбнулся, вспомнив Василия Алибабаевича из популярной советской комедии, но ничего не ответил. На него нахлынула ностальгия. Шелепин не скрывал эмоций от накатившихся воспоминаний.

***

…Почти сразу Прохор ушёл вперёд от своей туристической группы и, по странному стечению обстоятельств, заблудился в непроходимой тайге. Несколько дней плутал по её бескрайним просторам. Вспомнил, как переходил вброд полноводную Обь и её многочисленные притоки… Тонул в бесчисленных озёрах и непроходимых болотах, стойко перенося укусы местных кровопийц.

Состязался в выносливости с преследовавшим его медведем, пытаясь уморить его стойкость. Как бежал семь дней и шесть ночей, а затем рухнул в мох и не подавал признаков жизни. На десятый день этой бешеной гонки измотанный медведь, усевшись возле Прохора, оставил возле обездвиженного тела свежевыловленного лосося в честь второго дня рождения Прохора и, махнув лапой, указал дорогу к цивилизации.

Спустя ещё несколько суток, отмахав по берегу Енисея сотню километров, обросший, голодный, в изодранной одежде юноша выполз на трассу в двадцати километрах от Красноярска. Там его и подобрали сердобольные люди…

***

Воспоминания постепенно ушли, холод давал о себе знать, проникая в самые сокровенные места организма. И вдруг Прохору пришла шальная мысль:

– А может, ну её нахрен эту Москву! – тихо произнёс он. – Кому я там нужен? Одни завистники да злопыхатели. Надоело! Останусь здесь. Буду малую родину поднимать.

Здоровяк, охранявший вход-выход, приоткрыв глаза, одобрительно закивал…

Поостыв на местном морозе, Шелепин вернулся в просторный холл «Дома Наций», пахнущий копчёной олениной, строганиной, алкоголем и соляркой. Его заметили и предложили произнести речь. В расшитой золотом одежде из шкуры оленя и с опушкой из меха белого песца старейшина одного из племён народа Манси анонсировал выступление высокого московского гостя:

– А сейчас слово предоставляется нашему земляку, важному руководителю, которого многие из нас знают, Прохору Андреевичу Шелепину. Поприветствуем!

Колонный зал Мансийска взорвался оглушительным шквалом аплодисментов. Спустя несколько минут ожидания воцарилась тишина, и Прохор толкнул пламенную речь:

– Что вам сказать, дорогие мои земляки… Я рад встрече с вами. Встрече с малой родиной, которая вскормила, вырастила меня, не дала погибнуть на её бескрайних просторах и сделала из меня настоящего человека. Я горжусь тем, что являюсь частью нашего небольшого народа! Безмерно счастлив, что нахожусь сейчас здесь, среди вас… Дорогие мои! – Из глаз Прохора хлынули скупые мужские слёзы. Голос подрагивал от охвативших его чувств. Но после короткой паузы он, успокоившись, собрался, и голос его стал твёрдым и властным:

– Друзья! Может, ну его на хрен – этот Ханты-Мансийск?! Может, поедем со мной в Москву! Работой и жильём обеспечу! Ну что, родные мои земляки, согласны?

В помещении повисла гнетущая и раздражающая тишина. Но вдруг как по команде колонный зал наполнился оглушительной бурей аплодисментов, переходящей в бешеные овации. Люди вскакивали с мест, пытаясь прикоснуться к дорогому гостю, истошно вопя и протягивая руки, будто к высшему существу.

***

…Ближе к утру всё кончилось. Остатки копчёной оленины, строганины, алкоголя и солярки были рассованы по карманам, сумкам и канистрам…

***

Спустя несколько часов

– Прохор Андреевич, родненький, проснитесь! Уже прилетели! Москва!

Аглая – не единственная, кто согласился переехать в столицу – нежно потряхивала его за плечи и мило улыбалась. Шелепин открыл глаза и, сладко потянувшись, поблагодарил свою спутницу.

Красавица Аглая была назначена заместителем руководителя аппарата правления компании. Но, отработав полгода, благодаря натренированным ногам её официально приняли на службу в ГИБДТ в качестве солистки. Там она и осталась до выхода на пенсию, терпя интриги и скандалы, которые то тут, то там вспыхивали в борьбе за сладкие места и роли.