Читать книгу Жулик - Алексей Авшеров, Алексей Авшеров (псевдоним) - Страница 2

Счастье принадлежит тем,

кому довольно самих себя.

Аристотель

Автобус, сделав круг по старому кварталу Гренобля, переехал реку и, выскочив за город, бодро побежал по ущелью. По мере продвижения в Альпы, окружающие горы, сжимая пространство, все ближе подбирались к дороге, превращая ее в серпантин. В попутчики мне досталась команда скалолазов. Один из них, узнав, что багажный отсек занят, попросил разрешения поставить свой баул рядом. Я не возражал, и когда автобус пошел в гору, на поворотах раздавался мелодичный стук. Это звенели привязанные к рюкзаку кошки, карабины и другое альпинистское снаряжение. Путь мой лежал в Ля Грав, маленькую французскую деревушку, затерянную в горах недалеко от итальянской границы. Навигатор показывал три часа пути, и, не смотря на натужный рев дизеля, на место я прибывал поздно вечером.

Убаюканный бесконечными oui, non, je ne sais pas и тихим металлическим перезвоном, я закрыл глаза. Наступающая дремота подействовала предсказуемо: напряжение последнего месяца уступало место умиротворяющему безразличию. В голове еще крутились события недавнего прошлого, однако изменить что-либо я не мог. Билет в Стамбул в конце года оказался «one way ticket» – билет в один конец.

«Друзья» вызвали меня из Сочи в Москву. В кабинете, кроме Циркуля, на диване развалился Костик.

– Как дела? – отложив iPad, он пожал мне руку.

– Нормально, – без подробностей, от которых тот начинал зевать, ответил я.

Сразу перешли к делу.

– Принято решение избавиться от гостиницы, – глядя в упор, сказал Циркуль. – Что скажешь?

– Отель ваш: хозяин – барин!

Понимая, что туплю, он начал терять терпение:

– Договор за десять лямов подпишешь?

Новость не удивила. Пока «Black see» путалась в залоге у РЭБа, интереса она не вызывала. Как только правительство погасило долг, поползли слухи о скорой ее продаже – и, видимо, обоснованные.

За многолетнюю историю «Фонда развития нанотехнологий и прогресса» управление его активами заканчивалось реализацией последних. Фонд копил векселя фирм-однодневок, а вырученные средства выводил за рубеж. Но сейчас меня смущало одно важное обстоятельство: бабки взяли из Резервного фонда, а за бюджет государство спросит.

Куда попадут и эти деньги я знал наверняка. Не обремененный обязанностями Костик нацелился на Лондон, Циркуль, выбирая климат получше, метался между Тосканой и Израилем. На хозяйстве безвылазно сидел Михалыч, председатель Фонда. Считая себя патриотом, другом Президента и политическим тяжеловесом, он ничего не боялся и его не трогали.

Индульгенцией я не обладал и, взвесив все «за» и «против», огорчил коррупционеров отказом. Но подумал: «Почему бы нет? И я убегу. Было бы с чем!»

На удивление меня никто не уговаривал.

– Сема! – обратился Костик к другу. – Я знал, что он не согласится. Действуем по второму варианту. Как Воровайкин? Из запоя вывели?

– Нормально. Братки за городом держат, детокс прокапали. Снег заставляют чистить, воздухом дышать. – ответил тот, а мне пояснил: – Обратно с Мишей полетишь. Он вместо тебя бумаги подпишет и бабки переведет.

Обсудив некоторые детали, я поехал домой.

Открыв дверь, почувствовал запах покинутого жилища. Частички пыли, напуганные сквозняком, повисли в воздухе. С тех пор, как жена уехала в Грецию, квартира пустовала и, прилетая, я жил в отеле.

Заварив чай, задумался. Положение удручало. Продав гостиницу, пацаны закроют миллиардный долг офшорной компании – по сути, самим себе. Потом разбегутся – к гадалке не ходи! Перспективы Фонда и Михалыча прослеживались плохо. Возраст и здоровье, потрепанное истеблишментом, могли спровоцировать его уход в любой момент и проверку конторы за все годы. Отвечать за уплывших акул бизнеса, придется тем, кто остался. И мне в том числе!

В голове крутились только два варианта. Или я буду вздрагивать от каждого звонка, или, сорвав большой куш, воспользуюсь зеленым коридором, открытым давным-давно. Созданный когда-то без видимой цели, сейчас он окажется весьма кстати. Это как ружье, провисевшее всю пьесу, выстрелит в третьем акте. А все началось с необычного предложения моего зама в далеком 1998-м.

Мы сидели в тошниловке у Савеловского вокзала, куда Кузькин затащил меня в благодарность за небольшой гешефт. Окосев от дрянной водки, он смотрел преданными глазами бездомного пса и, улыбаясь, обнажал поредевшие зубы. Дырки он старательно затыкал жвачкой и его прокуренные пеньки однозначно проигрывали белоснежному «Орбиту». Проникшись ко мне доверием, Вова попросил помочь в одном щекотливом семейном деле.

Его брат, участковый, положил глаз на квартиру давно пропавшего алкаша. Хату бедолаги вскрыли и обнаружили паспорт времен СССР. Законник, недолго думая, решил сделать бичу российский документ и, вклеив другое фото, продать жилплощадь. С паспортисткой мент пребывал в стабильном гормональном обмене, и проблем не ожидалось. Искали «своего», кто выступит в роли продавца-бомжа. Прельщенный возможностью получить еще один ausweis, я согласился учувствовать в афере.

На это имелись веские причины: Рашу я не любил. Попав в молодости под беспредел государства, я понял, что жить по его законам не хочу и не буду. Нигилизм сулил немалые риски и для их минимизации, в конце 80-ых, я уже делал второй паспорт. Развал Совка превратил серпасто-молоткастый в ненужный раритет, и предложение Кузькина давало возможность воплотить задуманное уже в новой России.

Мой alter ego оказался тезкой, носителем длиннющей фамилии и немного старше. Приближаясь к оригиналу, я отложил бритвенный станок, а выпитый накануне коньяк сделал мое лицо достаточно маргинальным. Боевое крещение ксива прошла во время сделки. Нотариус ее принял, и я облегченно выдохнул. В благодарность мент оформил и загранпаспорт. Слетав по нему в Египет, я убедился, что выход из страны работает.

Ничего толком не решив, я думал о будущем, как великий комбинатор за шахматами: «Первый ход е2 – е4, а там…посмотрим».

На следующий день во Внуково бандиты привезли Воровайкина. Посвежевший от чистого воздуха, выглядел он бодро: руки не дрожали, на щеках играл румянец. Мишу я знал лет десять. По протекции Циркуля его направляли то экспертом, то проверяющим, то все равно кем, лишь бы нашелся повод платить ему зарплату. Почему Сема нянчит Мишу не понимал никто. Говорили, что знакомы они с аспирантуры, которую Воровайкин кончил, а Циркуль нет – ушел в бизнес, поэтому он и стелет пиетет перед ученым другом. Особого ума, в отличие от тяги к алкоголю, я в нем не видел. Приезды Миши заканчивались, как под копирку. Сначала он советовал провести ребрендинг всего, что есть, затем инновационный апгрейд того, что осталось, потом уходил в запой, и я отправлял эксперта обратно. Сейчас Воровайкин обещал не пить, по крайней мере до Нового года. Дабы не искушать алкаша, я зачекинил места подальше от бизнеса, откуда аппетитно тянуло стейком и коньяком.

В Сочи я передал Воровайкину флешку с банковским паролем. Начальники звонили каждый день. Нервно интересовались состоянием Миши и его готовностью к часу икс. «Друзья» торопились. Закрывая сделку, они с деньгами и чистой совестью без труда растворятся в Старом Свете, приумножив число русских миллионеров. Ничего не предпринимая, я терпеливо ждал возможного сбоя или ошибки.

События развивались по плану московского дуэта. В середине месяца я получил экспресс-почту. В ней находились документы для Воровайкина. С видом незаменимого он подмахнул их, и DHL стремительно понесла бумаги обратно. Но потом что-то пошло не так. Не смотря на договор, контрагенты не торопись перечислять деньги. Доллар перед Новым годом рос и покупатель минимизировал затраты. Срок исполнения обязательств истекал 31 декабря.

Подписав документы, Миша выполнил первую часть задания. Второй акт «марлезонского балета» предполагал отправку полученных средств на заграничные счета московских жуликов. В этом и состоял парадокс российского бизнеса. Одни, легализуя наворованное, выводили его из офшора, другие, наоборот, прятали украденное туда.

В ожидании перевода прошла неделя. Сухой закон Воровайкину надоел, он раздражался и психовал. Наступило 30 декабря, день новогоднего корпоратива. Утром, как наркоман перед дозой, Миша пребывал в приподнятом настроении: плоско шутил, дурачился и хохотал невпопад. Отчаявшись получить деньги, я сквозь пальцы смотрел на предстоящее нарушение режима.

В обед нас позвали в ресторан. Нарядно одетые тетки взяли москвича в оборот. Расценив внимание, как комплимент его персоне, Воровайкин сел во главе стола. Взяв накрахмаленную салфетку, он заткнул ее за ворот, придавив складками толстой шеи.

Банкет не успел перевалить экватор, а Миша, не дожидавшись горячего, напивался стремительно и умело. Не обращая внимание на тосты, он опрокидывал рюмку за рюмкой, а когда пили за его здоровье, уже спал. Из открытого рта на большой жирный живот лился коктейль из слюней и чего-то вонючего. Алкаш остался верен себе!

Утром меня разбудил звонок Циркуля:

– Где Воровайкин? Не могу дозвонится!

– Спит, а что случилось? – насторожился я.

Подумав говорить или нет, он решился:

– Вчера, в конце дня, деньги перевели. Шестьсот миллионов. Буди Мишу. Делайте, как решили. Сопли не жуйте. Сегодня короткий операционный день, до обеда. Через час перезвоню.

Меня словно окатили холодной водой: по телу пробежала судорога, в висках бешено застучала кровь. То, чего я ждал и боялся, случилось! Времени на раздумья не оставалось. Или я использую этот единственный шанс, или, приняв неизбежное, оставляю все как есть.

Еще не решив, что сделаю, я подошел к номеру Воровайкина. В коридоре ни души. Открыв дверь запасным ключом, я брезгливо поморщился. Люкс Миша превратил в помойку. В гостиной, среди разбросанных вещей, остатков еды и разбитой посуды, найти что-либо казалось невозможным. Хозяин, не раздеваясь, храпел в спальне. На шее, как память о вчерашнем, болталась салфетка из ресторана.

Стараясь не разбудить спящего, я проверил карманы его пиджака, осмотрел кейс, портмоне, другие вещи, но того, что искал, не нашел. Обернувшись в дверях, увидел на журнальном столе в куче мусора красную флешку eToken и, взяв ее, тихо вышел.

Вставив USB в ноутбук, я задумался. Пара кликов отделяла меня от неизвестности. Я спросил себя: «Готов?» – и вместо ответа ввел код. Сомнения исчезли. События последних лет вели к этому. Паспорт, офшор в Белизе, деньги, упавшие в конце года, казались уже не случайными эпизодами, а цепочкой закономерностей. Я нажал «enter», и бюджет экзотических островов пополнили новые миллионы.

Вернувшись, я застал Мишу уже с блевотиной на салфетке. Не нарушая хаос, положил флешку под ножку стула и сильно надавил. Раздался хруст. Вынув батарейку из его телефона, я пошел в кабинет.

Секретарша Галочка, скрывая следы грешной ночи, пудрила мешки под глазами и сплетничала:

– Воровайкин ваш такое вчера выдал!

– Кто кому дал? – переспросил я, поглощенный своими мыслями.

– Если бы! Вы ушли, а он, извините, обоссался!

– Закажи мне билет до Москвы, – перебил я и, заметив мигающий смартфон, прошел к себе.

– Отправили? – спросил Циркуль. – Скинь скриншот выписки. Почему Воровайкин недоступен?

– Закрылся в номере, – наврал я.

Часы пробили полдень. Банковский день завершен, и две недели судьба денег будет оставаться не ясной. Сразу меня искать не начнут. Как заходил к Мише, никто не видел, eToken сломан, и проверить транзакции не получится. Будут трясти Воровайкина. Не повезло парню с фамилией!

Спустя час я ехал в аэропорт. Остановившись под козырьком, водитель распахнул дверцу.

– Сергей, возьми сумки, поможешь донести, – попросил я.

Он взял вещи и нехотя поплелся за мной. Заметая следы, я набил пакеты барахлом, чтобы водитель, когда спросят, подтвердил мой отлет в Москву.

Пройдя досмотр, вернулся на check-in и отменил полет. Затем в туалете сменил пальто на спортивную куртку и, подойдя к кассе, оформил на второй, теперь единственный паспорт, билет до Стамбула. Мельком взглянув, скучающий пограничник, громко хлопнул штампом и вернул документ. Родина расставалась со мной без речей и фанфар, буднично и безразлично. Перед посадкой я сунул iPhone в дыру водостока и стал для всех вне зоны доступа.

Взлет «Turkish Airlines» я почувствовал сквозь обволакивающую пелену сна и проснулся от легкого касания. Передо мной стоял стюард с бокалом шампанского на подносе:

– Happy new year! – и он подал вино.

Символизм присутствовал во всем: первый год новой жизни я встречал, как и подобает, на высоте!

Прожив в Стамбуле до Рождества, как и положено туристу, я посещал достопримечательности, однако вопрос, что делать дальше, покоя не давал. Вариант сбежать на край света я отбросил. Жизнь на задворках цивилизации, среди черных и цветных, казалась стремной. Оставались Америка или Европа. Я склонялся к последней: «шенген» уже стоял в паспорте. Задача сводилась к выбору места. Инстинкт беглеца подсказывал, что первые месяцы надо жить там, где появление иностранца органично впишется в быт аборигенов и не вызовет любопытства. Ля Грав подходил по всем критериям. Я знал это место: пятнадцать лет назад катал там фрирайд с командой лыжников.

Ля Грав – это горная деревушка в Южных Альпах, международный интернационал экстремалов, где до тебя никому нет дела, если ты лыжник или скалолаз. И я купил билет до Гренобля.

Автобус притормозил и, качнувшись на обочине, остановился. Я открыл глаза. Кто-то прошел по салону, и двери, шипя, раскрылись. Свет фар выхватил из темноты желтый щит «La Grave». Я на месте.

Отель «Skiers lodge» находился в центре. В крохотной рецепции за конторкой стоял человек. Увидев меня, он приветливо улыбнулся:

– Welcome to La Grave!

Ответив на приветствие, я протянул паспорт.

– Monsieur Sherstiannikov? – он еле выговорил.

– Just Alex, – я прервал его мучения.

– Okay, – он протянул руку. – I am Thomas, «Skiers lodge» boss end skier’s guide. At your service.

Томас показал мой номер. В просторной комнате, кроме кровати, стояли шкаф, комод и небольшой письменный стол с парой венских стульев. Темная полировка мебели, медные ручки и петли указывали на отменное качество, проверенное десятилетиями. Я выглянул в окно. В пустоте ночи, вдалеке, переливаясь голубым, сверкал ледяной кристалл.

– What is it? – удивленно спросил я.

– Mountain La Meje.

Томас объяснил, что на La Meje направляют по выходным прожектор, устраивая световое шоу.

Дав мне время разобраться, хозяин предложил ланч и спросил о моих планах. На плохом английском, а больше жестами, я объяснил, что собираюсь у него жить долго и отдыхать от цивилизации.

Томас оказался классным парнем. Швед по национальности, он приехал в Ля Грав двадцать лет назад, прижился и со временем превратил дом в гостиницу. Встретив меня на горе, он оценил мои возможности и пригласил кататься вместе. С Томом и его группой я изучал окрестности. Вечером, сидя у камина, пытался общаться с окружающими, а, устав от людей, поднимался к себе, учил французский или смотрел российские новости.

Однажды, включив телевизор, я попал на криминальную хронику в «Вестях недели». «Звездный» представитель Следкома пугал с экрана, что в рамках заведенного уголовного дела в «Фонде развития нанотехнологий и прогресса» проведены обыски. Далее следовал репортаж с места событий.

«Отряд СОБРа, оттолкнув охрану, входит в знакомое здание на Ленинском проспекте. Разделившись на группы, бегут по этажам. Одна упирается в железную дверь Департамента имущественных отношений. Им не открывают, но через пару минут срезанная железяка с грохотом падает. Сотрудницы, бросив уничтожать документы, испуганно жмутся по углам, и только Чернов, единственный парень в комнате, продолжает совать в измельчитель листы бумаги. Обрезки еще змейками ползут из шредера, а коллеги уже дружно лежат на полу, положив руки за голову». Затем дали интервью Михалыча на ступенях СКР. Гневно отвергая обвинения, он жаловался на провокацию оппонентов и козни мировой закулисы.

Не разбирая слов, я долго смотрел в телевизор. В Москве произошло то, чего я боялся и так счастливо избежал. О сделанном выборе, естественно, не жалел, однако вопрос, что делать дальше повис в воздухе. Перебрав за неделю десятки вариантов, я решил не менять ничего. Новость из телевизора влияла только на срок моей «альпийской» ссылки. Вместо предполагаемых пары месяцев, пребывание здесь могло затянуться. Чтобы не отупеть от ежедневных лыж, скалолазания или бэккантри, я начал искать развлечение для ума и придумал, как оставлю свой след в истории.

На следующий день, позавтракав, я удивил Тома желанием никуда не идти. Тот понимающе кивнул и не настаивал. Лыжники цветной вереницей потянулись к фуникулеру, отель опустел. Я сел за стол. В окне, в лучах встающего из-за гор солнца, золотым блеском сверкала La Meje. Открыв ноутбук, я выбрал шрифт и набрал название: «ЖУЛИК», а под ним «Глава1. Юность героя».

Я начал писать книгу