Читать книгу Вознесённые - Алексей Дмитриевич Козловский - Страница 2

Мелькнуло в тени ямы бледное, но выразительное лицо, загаженное землей, ссыпавшейся сверху, и исцарапанное корнями. Длинные волосы цвета чернил, замызганные грязью и потом, неопрятно прикрывали серо-голубые глазенки и прямой нос, а тоненькие губы, сухие и потрескавшиеся, выстроились в томную ухмылку.

То был Марк собственной персоной, одетый в темно-зеленую толстовку, из-под которой виднелась футболка, раньше белого цвета, а теперь напоминающая кроваво-коричневое месиво. На ноги были надеты простые темно-синие джинсы, обуви не было. Он привстал, покачиваясь, наступая босыми ногами на острые, словно стеклышки, обломки корней, и с наслаждением прохрустел шеей. И хотя тело его тонуло в ссыпавшейся сверху земле, деревяшках и скрипело от боли, голова раскалывалась как под ударами чугунного молота, на душе царило настроение спокойствия – гроб без крышки уже не так страшен. Марк ощущал себя настоящим везунчиком – ему оставалось преодолеть лишь невысокий земляной тоннель, чем-то напоминающий шахту лифта, и вот она – свобода.

Не желая больше ни мгновения проводить в гнилом запахе корней и скользкой мерзости червей, Марк поспешил ухватиться за земляной выступ и подтянуться наверх, к глубокому черному небесному полотну и уходящему за горизонт кровавому солнцу. Ничего более кругом видно не было. «Реки медовые» окутал кудрявый густой туман. Лишь у самого носа, сквозь его кудри, можно было заметить очертания того самого дерева, что пустило гнилые корни. Оно и само было таковым: словно давно уже умершим, без листьев и мрачное, как уголь.

Долго Марк на ногах простоять не смог. Он бросил кости подоле ствола того дерева, чтобы глаза привыкли к какому-никакому закатному свету, а сердце перестало кувыркаться в груди. Закрыв глаза, он погрузился в недолгие раздумья: «Гроба нет внутри могилы, венков нет снаружи нее и белого гранита с моей физиономией тоже нигде не видно. Значит, меня не хоронили. Тогда, очевидно, некий умник треснул мне по голове, обокрал и закопал в землю да поглубже. Мотив такой себе – было бы что красть… Однако тогда меня кто-то бросил в яму. Может быть, я его обидел?»

Не закончив одну мысль, Марк озаботился другой. Он постарался вспомнить что-нибудь о себе, но, видимо, как раз от удара по голове, многие заурядные вещи вылетели из его головы: названия родного города, имена и лица знакомых и прочие. Какие-то обрывки диалогов, размытые образы, словно работы ужасного фотографа, всё же проскакивали в его памяти, но их нельзя было соотнести с чем-то другим, склеить в единую картинку.

«Как же теперь добраться до дома, если я не помню адреса. Наверное, никак – доковылять до города было бы уже неплохо. Но в какой стороне может находиться город? Этот чертов туман! Придется идти наугад. А, впрочем, не такая уж это и проблема – в наше время куда не двинешься, рано или поздно все-равно лбом стукнешься о бетонную стену», – думал он, а как закончил, характерным толчком подскочил на ноги и состроив из пальцев расческу, закинул назад свою прическу, чтобы та не мешалась перед глазами.

Всё вокруг казалось ненастоящим: земля, словно пластилин, изгибалась под ногами, воздух ощущался слаще и шелковистее, от чего порой хотелось чихнуть. А туман на ощупь был словно пар, только холодный, оставлял на коже влажный след. Марк решил пробираться через него с предельной осторожностью: с каждым широким, на сколько позволяет видимость, шагом ощупывать пространство вокруг. Не помешало бы еще установить для себя какой-нибудь ориентир, чтобы не заблудиться. Гнилое дерево вполне подходило.

«Один, два шага, – куда глаза глядят поплыл он по туману, считая каждый свой шаг. – Три, четыре, шесть»

Иной раз он делал два шага и прибавлял сразу пару, как в прочем, многие делают.

Но вдруг, резкий обрыв на семнадцатом шаге. Повезло, что Марк заметил его, хоть и за мгновение до того, как пятка готова была соскользнуть вниз. То оказался глубокий овраг или резкий склон, – в тумане дна не было видно.

«Быть может, я на вершине того холма, что зимой оборудуют для катаний на ватрушках и санях», – подумал Марк и принялся идти вдоль склона, все тщательнее следуя своему плану предельной осторожности. И опять обрыв. И снова Марк постарался его обойти, и так продолжалось до тех пор, пока в какой-то момент он не наткнулся на свои же следы.

Появилась раздраженность. Захотелось наплевать на осторожность и броситься слепо бегать по туману из стороны в сторону. Кстати говоря, так Марк и поступил.

Когда прошло прилично времени, под ногами не осталось живого места: всё было разлиновано его следами. Появилась тревога. Может ли оказаться, что пропасть кольцом вырыта вокруг него и в какой-то степени непреодолима? Хорошей новостью явилось то, что Марк наткнулся на кустики смородины с большими, налитыми соком ягодами, кои всё это время росли девятью шагами южнее гнилого дерева. Марк всматривался в них с желанным взглядом, ведь неизвестно сколько он не держал во рту ни крошки, ни капельки воды. Черные, красные, белые – ягоды казались такими крупными и сочными; их морщинистая текстура аккуратно подчеркивалась закатным солнцем.

От того, что солнце неспешно покидало горизонт, становилось холоднее. Тянулись мысли: «Может переждать туман от беды подальше? Но как долго? Смородиной вряд ли утолишь скоропостижный голод. Хотя здесь будто миллион этих ягодок. Сколько же на самом деле? Не сосчитать. А может сосчитать? Как раз займем время».

Вдруг, нечто резким толчком вернуло Марка, блуждающего в чертогах своего разума, обратно в чувства. То было шуршание травы, только и всего. В памяти его безмятежное и робкое, но на деле – грубый треск и гул в ушах наподобие того, что издает тяжелый поезд, стуча колесами по шпалам.

– Здесь кто-нибудь есть? – спросил Марк у пустоты, а после прислушался. Не показалось ли ему с дурной головы? Шуршание травы на мгновение стихло, а затем снова плавно учащалось, пока не стали различимы отчетливые шаги. Да, травинки кто-то приминал к земле ногами. Вслед за шагами донесся тихий, с надрывом, девчачий голос:

– Листопадский? Марк, ты что ли?

Марк перекосился от услышанного. Он не помнил, принадлежит ли ему эта странная фамилия, Листопадский, но с именем некий голос точно не ошибся.

– Кто ты? Покажись! – крикнул он. В ответ послышалось лишь эхо, а девчачий голос стих.

«Похоже, крыша поехала, – подумал Марк. – Если бы я и не заметил на этом пятачке человека, то уж точно бы об него споткнулся. Не нравится мне всё это. »

– Ты меня слышишь? – сквозь мысли Марк вскоре различил всё тот же голос. Он обернулся, и перед глазами его предстала девушка. То была скорее девчонка, молодая, лет девятнадцати с виду. Невысокая, хрупкого телосложения, с розоватыми коленками и такая бледненькая, как смерть. Ее волосы были цвета светлого-пресветлого блонда, черты лица крохотные и аккуратные, глаза переливались в зеленом перламутре. Она была почти без одежды: на бедрах ее висела изодранная юбка, а белоснежную и аккуратной формы грудь она прикрывала лоскутом в черно-красную клетку. Видимо, раньше этот кусок ткани был частью рубашки.

В городском парке что-то произошло.

Девчонка показалась Марку очень знакомой, но никак не припоминалась. Честно, он даже не обратил внимание на ее грудь – он направился к ней и заулыбался с другими мыслями: «Слава удаче, я здесь не один. Может, это местная?»

– Стой, – внезапно остановила его девчонка. – Не подходи ко мне! Кто ты? – она отстранилась.

Марк не знал, что и ответить.

– Я Марк… Марк Листопадский, наверное, – выдал он, наконец.

– Ты? – девчонка всмотрелась сквозь туман в черты его лица. – Нет, ты лжешь… Ты лжец!

Из первых мгновений диалога ничего ясней не стало.

– Да что с тобой случилось? Нельзя просто так называть людей лжецами, разве тебя не учили, – недоумевал Марк. Он протянул свою руку к ее холодной руке. Зрачки её были расширены, бегали по сторонам от испуга, словно она только что повстречала смерть.

– Ты говоришь его голосом! Почему? – закричала девчонка и заплакала, отскочив ещё дальше. – Кто ты такой?!

– Я не знаю… В смысле кто я такой? – он продолжал наступать, боясь потерять ее из виду в густом тумане. К тому же она могла не знать, что они находятся на холме и кругом – овраги.

– Не подходи! – кричала девчонка.

Марк замер. «Она сама обозвала меня неким Листопадским, а теперь говорит, что я – это не я. Сумасшедшая? Точно сумасшедшая», – думал он, не сводя глаз с тоненьких синих губ девочки. Они дрожали. Марк решил выждать пока девчонка малость успокоиться, чтобы снова осторожно ступить к ней навстречу. Он намеревался подкрасться к ней осторожно, а потом схватить за руку, быстро и внезапно, пока та не успела ничего сообразить.

 Но все пошло совсем не по плану. Девчонка продолжала пятиться назад, а Марк уже было различил очертания обрыва. Нужно было срочно заставить встреченную сумасшедшую остановиться. Он заметался:

– Послушай меня, позади тебя обрыв! Иди ко мне.

– Нет!

– Постой, послушай меня! Я тебе помогу…

– Прекрати говорить его голосом! – закричала девчонка и сделала еще один шаг. Стопы ее почувствовали обрыв, она качнулась и соскользнула бы вниз, если бы Марк не успел подхватить ее за мгновение до трагедии. Девчонка вскрикнула, вцепилась мертвой схваткой в руки героя. А затем глаза ее закатились, и она потеряла сознание.

– Черт, сумасшедшая, черт возьми! – выругался Марк. Затем он уложил девчонку на траву неподалеку, скинул руки с ее груди, наклонился к ней и прислушался. Дышит. Прерывисто, неспокойно, но она жива.

Марк с облегчением вздохнул. Теперь деваться ему было некуда – придется переждать туман. Он без сил свалился на бок, лицом к девчонке. Веер светлых волос вокруг её белого личика напомнил ему нимб, хотя он и не верил ни в рай, ни в темную его противоположность. Он верил в первопричину мироздания, но не придавал ей лица и образа, как делают это миссионеры. «Нелогично отрицать то, что у всего есть начало, – думал он. – Кто бы то ни был: бородатый мужик или кто-то иной…»

Про веру Марка вы еще узнаете, путешествуя по страницам моей книги. А сейчас – нечто напоминающее язык пламени предстало перед его взором на мгновение, а после тяжелые веки рухнули на глаза, и всё кругом превратилось в безмолвный мрак.