Читать книгу Надо что-то делать (сборник) - Алексей Филиппов - Страница 3

Земля не просто исчезала, а стремительно тащила его в тёмную холодную и жёсткую бездну. То, что бездна твёрдая, жёсткая да к тому же противно скользкая, человек понял через боль. Что такое боль, он знал. Он ударился лицом раз, второй, третий! Потом боль пронзила плечо! Потом колено! Опять лоб! Боль. Боль. Боль. И вдруг не просто боль, а боль зверская: в спине, в затылке, а потом во всём теле. Боль до умопомрачения! Боль до крутящейся тьмы в глазах!

Как только озверевшая боль немного отпустила тело, человек понял, что лежит на дне бездны. Почему на дне? Он больше никуда не летел. А если ты никуда не летишь, то это всегда дно. Даже бездна имеет дно. Эту истину человек тоже знал.

Он попробовал сесть. Получилось, хотя в глазах беспокойно замелькали разноцветные круги. Круги долго не хотели успокаиваться и проворно мельтешили в неимоверно диком танце. Человек тряхнул головой, и вновь чуть не взвыл от боли. Боль пронзила шею до судороги. Однако нет худа без добра. Злая боль прогнала от глаз пляшущие круги, и человек увидел перед собой женщину. Она сидела метрах в полутора и сжимала в руке переносную лампу электрического освещения. Такие лампы когда-то были обыденным делом, а теперь стали в диковинку. Но эта диковинка – сущая чепуха перед грандиозным открытием. Он вдруг осознал, что мир состоит из мужчин и женщин. Он мужчина, а она, сидящая подле него – женщина. Единственное, что он не мог понять, так разницы, которая отличает её от него. Он видел её, но не видел себя. Он был для себя тайной.

«А вдруг я точно такой же? – подумал он и улыбнулся. – И в чём тогда разница?»

– Чего лыбишься? – неожиданно громко нарушила молчание женщина.

Он ещё раз улыбнулся, хотел ей сказать что-нибудь хорошее, но молвить слово не получилось. Он не знал, в данный момент, как это делается. Такое с ним случилось наваждение. А может быть, мужчина отличается от женщины тем, что она может говорить, а он нет? Хотя, нет. Он же говорил сам с собой, когда шёл среди барханов. Говорил. Сам с собой говорил. Вот она, разгадка! Женщина может говорить для других, а мужчина – только для себя. Вот оно – главное отличие мужчины от женщины!

– Ты кто? – женщина поднесла лампу к его лицу.

Теперь он даже не пытался ответить. Он же мужчина. Ей всё равно его не понять. А она продолжала настаивать, и даже стала трясти его за плечо.

– Немой, что ли? – протяжно вздохнула женщина, когда поняла, что человеческого голоса ей не суждено услышать. – Вот невезуха! Вроде стоящий мужик, а на деле – пень с глазами. Что же мне с мужиками в последнее время не везёт? Вот он, вроде всё при нём, а на деле дебил безмозглый. Мрак! Полный мрак. А хотя чего я удивляюсь? То, что у этого придурка не все дома, можно было понять потому, как он тянул руку к нугляшкам. Да если б не сдёрнула я его в тоннель, от него бы и пыли не осталось. Дебил. Одно слово – дебил. Ох, невезуха! А впрочем….

Она посмотрела на него с жалостливой укоризной, а потом что-то вынула из мешка, стоявшего у ног, и протянула ему.

– На, поешь, – подмигнула она, не оправдавшему её надежд, мужчине, и сунула странные предметы ему в руки. – Тебе надо быть сильным. Ты должен помочь мне.

Есть он умел, и концентрированный продукт исчез мигом. Он был так голоден, что не успел разобрать вкуса еды. Да и не нужно ему разбирать вкус. Зачем разбирать то, о чём не имеешь ни малейшего представления. Он не знал, что такое «вкус». Что такое «голоден» знал, а что такое «вкус» – нет. Впрочем, если он вспомнил о вкусе, то значит, он знал о нём что-то. Знал. Когда-то. Но какое ему дело до того, что он когда-то знал. Ведь в данное мгновение для него не существует «когда-то», а есть только «сейчас».

Ему хотелось ещё есть, но просить еды у женщины он почему-то посчитал зазорным. Лучше посидеть и отдохнуть, чем унижаться перед ней. Он же – мужчина.

– Эй, эй! – опять закричала женщина. – Ты чего расселся?! Не для того я тебя кормила, чтобы ты посиделки устраивал. Пошли!

Она властным жестом приказала ему взвалить на плечи тяжёлый мешок и пошагала вперёд, освещая дорогу электрической лампой. По её повадкам было видно, что она знает, куда идти.

«Она не трус, – подумал он, морщась от боли в правом колене. – Может, ещё и этим она отличается от меня».

Они шли долго. Кругом тьма и мерзость. Устойчивый тяжёлый запах протухшей органики, пропитав всё вокруг, подло терзал организм человека лёгкой тошнотой. Под ногами путников противно хлюпала грязь, на серо-зелёных стенах тоннеля мерцающий луч электрической лампы то и дело выхватывал множество чёрных с просинью потёков, а сверху, из кромешной тьмы, часто падали сгустки противной слизи. Падали, звучно шлёпаясь в грязь. Один раз мужчина остановился, чтобы поправить тяжёлый мешок на плече, и прилетевший из тьмы сгусток упал ему на лицо. Он попытался судорожным движением руки стряхнуть склизкую гадость, но та увернулась, скользнула по шее и проникла под рубаху. Мужчина запаниковал. Он затоптался на месте и хотел бросить мешок, чтобы освободить тело от скользкой мерзости, однако женщина, заметив его порыв, строго погрозила кулаком. Пришлось терпеть. Терпеть и идти.