Читать книгу Прекрасная дама одинокого майора, или Плац, заметенный снегом - Алексей Гелейн - Страница 4

Глава третья
где автор повествования знакомит нас с героем вроде бы второстепенным, но имеющим, однако, все шансы стать главным уж если не в конце этой, то, по крайней мере, в начале следующей истории, которая, правда, еще только пишется…

Оглавление

Разрешите представить, старшина оркестра Н-ского танкового полка, старший прапорщик Додик Арабескович!

(…Нет-нет, вы не ошиблись! И если случилось вам поспешно проскочить глазами предыдущую строку, то прошу вас: вернитесь и перечитайте вновь!)

Итак, он звался Додик Арабескович. И он терпеть не мог русских… Увы, было за что! Пренеприятнейшая эта история началась с того, что в далекий, грязный и нищий детдом маленького пыльного городка К*** привезли завернутого в драные и нечистые тряпки малыша, подброшенного на крыльцо местного центрального переговорного пункта. Ребенок был смуглым. Телефонистка, дежурившая в тот день, заявила, что видела в окно крутившегося подле пункта мужчину с объемистым свертком…

– Да что за мужчина-то? – поинтересовались у нее в отделении. – Не помните ли какие приметы?

– Как же, как же! – бодро отвечала словоохотливая телефонистка, носившая, как явствует из протокола, дивную греческую фамилию: Калипса Костаки! – Темненький такой… Грузин! Нет, армянин! Да, точно армянин!

На вопрос, почему все-таки – армянин, телефонистка Костаки ничего вразумительного сказать не смогла. Но ребенка так и записали армянином. А поскольку каких бы то ни было документов при нем не оказалось, то имя, отчество и все остальное подобрала для него пожилая директриса детдома, – старая дева, не знавшая мужчин, не любившая детей, но обожавшая индийские мелодрамы, футбольную команду «Динамо» и страшно гордившаяся тем, что первый муж ее давно уже покойной двоюродной тети – прозектора Цили Важапшавеловны Гильденкранц – одессит Бичико Коростельский некоторое время подвизался младшим редактором в акционерном обществе «Межрабпом-Русь», снимавшем, по личному указанию Ленина, лучшие советские немые кинофильмы.

Трудно сказать, что именно сыграло в этой истории злую шутку! Возможно, то, что из кавказских имен, по давнему отдыху в третьеразрядном пансионате, памятны были ей два: Левик и Додик, – и последнее, пожалуй, было предпочтительнее первого. Возможно, и то, что из кавказских слов знакомо было ей лишь одно – хриплое и пугающее «Ара!» Не обошлось тут и без тайной и безотчетной любви к футболисту Бескову, и без чего-то еще… А только нового воспитанника с тех пор все так и называли Додиком Арабесковичем, опуская при этом фамилию. Уж больно красиво и вкусно оно звучало: Додик Арабескович!

Сам Додик Арабескович лютой ненавистью ненавидел и свое имя, и свое отчество, и особенно тех, кто ими его наградил!

Много лет спустя, в поисках каких-либо сведений о матери, удалось ему неожиданно установить личность своего предполагаемого отца. Отец оказался родом из Баку и был наполовину азербайджанцем, наполовину евреем: Азим Реб Шмоткис-оглы, так звали его!.. И теперь я спрашиваю вас: можно ли представить себе что-либо худшее? Даже и то, что спустя десять лет после происшествия на центральном переговорном пункте города К***, отца его смертельно ранили в перестрелке с милицией – он оказался известным бакинским уголовником, – даже эта горькая весть не так расстроила Додика Арабесковича, как запоздалое открытие своей истинной национальности.

Дело в том, что в детдоме азербайджанцы всегда колотили ненавидевших их армян, следовательно, и его – природного азербайджанца и невольного армянина Додика Арабесковича, а подавляющее большинство воспитанников – тут и азербайджанцы, и армяне были едины, – с презрением относилось к немногочисленным детдомовским евреям.

Было отчего возненавидеть русских!

…Я же для досточтимого Додика Арабесковича был и русским, и евреем одновременно!.. А кроме всего прочего, я был москвичом!..

О, жестокосердный Б-г Израиля! За что караешь Ты? Караешь его, меня, безжизненную белую степь, – всех нас!.. «В той степи глухой замерзал ямщик…» – «Шма Исраэль! Ам Исраэль здесь еще хай!..» – «…он товарищу отдавал наказ…»

Эх-эх!..

Иногда его стойкое чувство нелюбви ко мне сменялось неподдельным изумлением: как вот это – то есть: я – может быть? Но это, вопреки всему, было… Сей печальный факт смущал трепетный ум и беспокоил нежную душу старшего прапорщика Додика Арабесковича, но здравого объяснения прискорбному факту сему совершенно не находилось!..

Прекрасная дама одинокого майора, или Плац, заметенный снегом

Подняться наверх