Читать книгу Искушение Ганеши - Алексей Иванов - Страница 7

И спешно пошел пообщаться об этом кошмарном – из-за того, что он поел на ночь – сне с Дезом, который и дал ему среди неформалов в Дельфах прозвище «Аполлон» (как Ганеша с тех пор и именовал свой более Высший по отношению к нему самому Разум) за то, что тот постоянно в общении с ним умничал. В отличии от похотливого Диониса, которого Дез, как чистый преданный Кришне, откровенно презирал.

– Феномены – это лишь проявления твоей сущности. Как ты думаешь, когда человек испытывает настоящее удовлетворение?

– Тут и думать нечего. Когда он открывает для себя нечто новое и важное. Новизну!

– А что может являться для человека самым новым?

– Да всё что угодно!

– Кроме предметного мира, – усмехнулся Аполлон.

– Где все вещи уже давно есть, – понял Дез. Свою ошибку.

И видя что Дез завис, добавил:

– Идеи, меняющие его мировоззрение, его способ постижения реальности. А где мы можем найти подобные идеи?

– В религии и философии?

– Изучая их, мы всего лишь начинаем мыслить, – усмехнулся Аполлон. И видя, что Дез опять завис, добавил. – Мыслить означает по-новому глядеть на вещи. Которые, как ты заметил, уже давно есть. Постигая их взаимосвязь. Так что степень твоей разумности определяет лишь возможность изменить для себя их восприятие. Воспользовавшись любой из них самым неожиданным для себя-прежнего образом. Так где же нам найти источник вечно новых мыслей, обладающих для тебя подлинной новизной?

– Так-так-так… В озарениях?

– Конечно. Если Богу ещё есть до тебя дело.

– Или?

– Или хотя бы попытаться научится мыслить самостоятельно.

– И самому творить всё новые мысли!

– Актуальные именно для тебя. Наблюдая себя со стороны. Формируя и совершенствуя именно свое мировоззрение.

– Свою эволюцию!

– Мировоззрение меняет не сами вещи, а отношение к вещам. Их контекст. По отношению к которому сами вещи суть не более, чем временные носители того смысла, который мы в них вкладываем в тот или иной период своей жизни.

– Про мысле-формы я слыхал, а вот про веще-формы пока еще нет. Например?

– Блин, как бы попроще-то. Ну, взять вот хотя бы твою косуху, – тронул он Деза за рукав. – Пока её у тебя не было, косухи других музыкантов имели для тебя огромное репутационное значение. Ведь без косухи и музыкант теперь не музыкант. И вот я купил тебе её за границей, и ты увидел её, померил и вложил в неё свое значение. И начал ценить её через себя в ней. Но вот она поизносилась и ты её уже не особо и ценишь.

– Ну, да. Но все не решаюсь купить новую.

– Поутихли твои музыкальные амбиции, ты смирился с тем, что величайшим музыкантом тебе уже не стать, и теперь для тебя это просто потертая, кое-где уже немного рваная куртка.

– Не просто куртка, а символ того, кем я был!

– Ты был ничем и стал никем, – предостерег его Аполлон. – Очарование своего прошлого возникает, как рвотная реакция на негатив к настоящему. Глядя на мир пессимистично, все привычные вещи становятся тяжким бременем и постепенно теряют для человека всякий смысл. Ему подавай экзотику, эксклюзив, перчинку!

– Новизну! – воскликнул Дез и вдруг потускнел. – Ты опять?

– В то время как только мы взглянем на мир позитивно, альтруистично – все вещи снова приобретут для нас громадное значение. Свою изначальную важность. И новизну, когда мы находим им неожиданное применение. Ведь только манипулируя ими для блага людей мы можем достичь тех или иных результатов и для себя. Становимся со-Творцами этого мира.

– Конечно, ведь все они хотят примерно того же самого.

– Я говорю не о том, чего они хотят, а о том, о чём они ещё даже и не подозревают. То есть не о пользе, а о благе. Что уже говорить о достижении состояния баланса между ними для того чтобы иметь возможность разрушая старое – свое восприятие и отношение к людям и явлениям, создавать нечто новое? Новое для всех нас. Тем более что истина всегда новая – когда ты для себя её открываешь. Ведь вначале своей эволюции человек действует как животное и гребет всё под себя, не обращая внимание на других. И на ту боль, которую он всем причиняет. Думая только о себе. Затем жизнь поворачивается к нему известным местом и он начинает видеть то, что он натворил и разочаровывается в себе, посвящая себя служению другим. Святой – воплощение альтруизма. Но есть ещё более сложный путь. Научиться действовать так чтобы это было выгодно и тебе и другим. И никто не был обиженным, постигая обоюдоострую природу явления, ставшего причиной возникшего конфликта и найдя его взаимовыгодное решение. Это требует очень тонкой внутренней работы. И для каждого она – своя. Но путь у них у всех примерно один. И чем дальше ты двигаешься в этом направлении, тем эта внутренняя работа по перестройке своего мировоззрения становится всё тоньше и деликатней. И твой разум превращается из мощного телескопа юноши в не менее мощный микроскоп. Позволяющий тебе отслеживать каждое движением твоей и чужой души. И то, как эти движения тут же изменяют этот мир. Внося изменения во все их поступки.

– Уже не внутренний, а – внешний мир? – удивился Дез.

– Ну, да. Для того у нас и тело с руками и ногами. А не просто мозг и рот, как у рыб. И чем мощнее ты становишься, тем сильнее распространяются твои вибрации. Нет только внешнего и только внутреннего. Ведь изменяя себя, ты изменяешь свой мета-мир. А значит и – мета-мир каждого. Когда начинаешь действовать, прорываясь изнутри себя наружу. А затем и буквально прогрызаешься через его инертность в восприятие каждого. Внешний холод людей постепенно проникает вовнутрь. Сковывая сердца. Внутренний огонь, распаляясь, вырывается наружу. Вызывая конфликты. И его взрывная волна может снести всё на своем пути. Поэтому прежде чем начинать играть со своим внутренним огнем важно понять себя, какое зло ты можешь причинить другим и не придавать себе слишком большого значения. Постоянно помня о своих недостатках. И использовать их и себя для общего блага. А для этого нужно лишь работать над собой и постоянно повышать свою внутреннюю активность. И готовиться стать сверх-новой.

– Постоянно? – оторопел Дез.

– Все последовательные процессы имеют постоянный характер. Если ты хочешь чего-то добиться, ты должен уделять этому всё своё свободное время. Только так возможны существенные изменения. И идти на всё чтобы иметь возможность мыслить и записывать свои мысли даже в рабочее время. Ведь во время работы повышается твой жизненный тонус и внутренняя активность.

– Записывать? Но – зачем?

– Затем что чем больше ты их повторяешь, тем более сильное влияние они на тебя оказывают. Меняя твое мировоззрение в ту сторону, которую ты с новой истиной для себя открыл. Иначе какой в них смысл? Твое тело материально, а потому – инертно, и ты не можешь трансформироваться мгновенно. Потому что твои ежедневные привычные действия порождают в тебе привычное отношение к вещам, возвращая в тебя привычное мировоззрение и мироощущение.

– Мировоззрение раба системы, – произнес Дез презрительно. – Не даром говорится, только истина может сделать нас свободным.

– Особенно – та истина, к которой ты постепенно приходишь сам, следуя за теми открытиями, которые изменяют и само твоё мышление и мировоззрение и способ твоего собственного уклада. Независимого от других. Конечно, можно и нужно их запоминать. И повторять, как мантру. Но у меня слишком короткая память, поэтому я все их записываю. Это мой недостаток. Который превращается в достоинство, если использовать его в качестве литературного таланта. Нужно не просто бороться со своими недостатками, но и находить им применение. Поняв, от чего они в нас имеют столько силы. Мы не просто так все такие разные. Эволюция явление индивидуальное. И лишь тогда она изменяет бытие, когда приобретает массовый характер.

– Да, ты уже говорил, – усмехнулся Дез, – что недостатки нужно улучшать и возвеличивать. Но как именно мировоззрение влияет на бытие?

– Ты ещё не понял? Тогда более конкретный например. Ты ведь любишь конкретное? Однажды я сидел в кресле и всё пытался прийти к какому-то умозаключению, но никак не мог, как ни пытался. И вдруг я почувствовал, что когда я внутренне напрягаюсь, собираясь с мыслями, у меня начинает ныть спина. Я подумал, что у меня устала спина и сел прямо. И продолжив решение проблемы, вдруг неожиданно легко пришел к необходимому выводу. Почувствовав, как что-то в позвоночнике легонечко так хрустнуло и что-то пробежало вверх. Как будто вышибло малюсенькую пробку. Я отказывался верить в очевидное. Ведь я наивно верил ученым, что мы мыслим только головным, а никак не и спинным мозгом. А потому неважно, как ты сидишь или лежишь. Что спинной мозг, по их уверениям, отвечает только за двигательные функции. Но в следующий раз, находясь в подобной же ситуации, я вспомнил это и распрямил спину уже сознательно. И тут же нашел ответ на мучивший меня вопрос. Я повторял это снова и снова, пока не понял, что мыслительный процесс и прямая спина напрямую взаимосвязаны. И начал и читать книги не сутулясь. И стал намного быстрее и глубже понимать прочитанное. Раньше мне приходилось по два-три раза прочитывать одно и то же место, а то и больше, прежде чем до меня доходило то, что философ терпеливо пытался до меня донести. А то и посылал меня подальше, закрывая моими руками книгу. А с ровной спиною я лишь кое где останавливался в особо трудных местах. Постепенно мне начала открываться красота изложения автором материала. Я начал переносить этот метод в повседневную практику и тут же заметил, что прямая спина улучшает и качество выполняемой мною работы. Я сразу же понимал, что именно нужно сейчас сделать и выполнял работу не только быстрее, но и качественнее. За что и прослыл, как ценный кадр.

– Чем с сутулой спиной?

– Ведь поначалу я ходил чуть ссутулившись и вытянув голову вперед, как гриф. Как бы вглядываясь в происходящее. И это касалось всего, за что бы я ни брался. Разница бросалась в глаза. Более того, когда я держал спину прямо, все мои действия становились более точными и плавными, более изящными, игривыми. Выполнять работу становилось уже не так скучно и нудно, она превращалась в некую игру. В повод для проявления моей силушки богатырской. И мастерства. До этого я ненавидел работу, но стоило мне совершить усилие над собой и разогнуть спину, скинув с себя раба, пригибающего меня к земле, она постепенно начинала мне нравиться. Какой бы она ни была.

– Так вот почему древние римляне говорили: «сома – сёма», – усмехнулся Дез.

– И я понял, Дез, что главная причина деградации человека в том, что он идет на поводу у собственной лени и не держит всё время спину прямо, как Костоглотов Солженицына. Недопонимая, чего именно сейчас от него требуют. Так как наивно полагает, что форма его позвоночника не оказывает никакого влияния на содержание его труда. И протекающих внутри него процессов. Порождая нищету и болезни. Что это – самое главное условие самой жизни.

– Ну, да. Ведь он работает не ради самой работы, а ради тех удовольствий, которые она ему обеспечивает. Где оплата труда – лишь посредник.

– А потому и сама работа не просто выходит за рамки его кругозора, но и становится самым тяжким и самым ненавистным человеку времяпрепровождением. В ожидании удовольствий. Превращаясь в нелегкое испытание. Которое многие не выдерживают и либо начинают околачиваться у помоек, либо оканчивают жизнь самоубийством. Что я периодически и пытался сделать, как только выходил в море и сталкивался с необходимостью трудится «не разгибая спины» круглые сутки. И только пережив стресс, я вспоминал, что прямая спина помогала мне выживать в прошлом рейсе и не только начинал жить своей работой, но и следить за тем, как руки ее выполняют и невольно их подгонять. Высвобождая мне время на то чтобы начать этим дурачится. А затем, доведя движения до автоматизма, и – мыслить, анализируя свое прошлое и приходя к не особо-то радостным для себя выводам. А затем, начав ими дурачится, превращал их в строчки своей книги.

– Ведь человек смог эволюционировать лишь став прямоходящим! – догадался Дез.

– И теперь он деградирует только потому, что стал верить ученым и снова стал кривоходящим.

– И кривосидящим, – усмехнулся Дез, – как и сами ученые у себя в лабораториях. Колдуя над приборами и пробирками.

– Я проэкспериментировал несколько раз и заметил, что с кривой спиной я смотрю на мир более негативно со всеми вытекающими последствиями в отношении и поведении, в то время как с ровной спиной мой взгляд проясняется и я воспринимаю вещи более позитивно. Всё становится более легким и конкретным. Я по разному смотрю на мир. Вот тебе самый простой и самый действенный способ изменить свое мира воззрение. Только затем к тебе начнут приходить мысли, действительно меняющие тебя к лучшему. Все заблуждения человека от того, к каким выводам он приходит, размышляя в постели перед сном или сидя сутулясь.

– Так, а что делать, если мысли так и лезут в голову и не дают уснуть?

– Встать с постели, выпрямить спину, разрешить проблему и спокойно лечь спать. Мысли лезут в голову лишь от того, что мы не выделяем вечером им специального времени для обдумывания дневных событий. Не перевариваем их, рефлектируя. Мозг – это пищеварительная система событийности. Мы хотим только получать впечатления. Но не задумываемся о том, что вечером мозг отрыгивает их нам для того чтобы мы еще раз их пережевали, снабдив «слюной» пере-живаний и пере-осмысливая, как корова, и проглотили их уже в более логичном и удобоваримом именно для нас виде. Забывая, что каждый из нас не просто особенный, а мета-человек. Эксклюзив! Отсюда и бессонница, что назревшие проблемы нужно разрешать, а не пить снотворное. И вечернее время, которое мы привыкли посвящать пляскам или телевизору, нужно выделять для разрешения внутренних противоречий. Приходить к объективным выводам.

– Можно пойти погулять. И всё у себя в голове, как говорится, «утрясти».

– А если за окном непогода, можно где-нибудь уединиться и всё хорошенечко обдумать. Следя за спиной. И бессонницу как рукой снимет. Как только ты разрешись свои трудности. Но все предпочитают пить таблетки и ходить к психологам. Тогда как нужно каждый вечер выделять себе время на одиночество. Поэтому я и говорю, что грех – это ошибка в поведении. Мы не просто неправильно себя ведем в той или иной ситуации, но это есть неизбежное следствие отсутствия контроля над своим телом и неправильного распределения времени.

– Контролем?

– Ну да. Ведь пока мы не разотождествились с телом через отчуждение, мы не можем ни толком-то понять его, наблюдая за его действиями со стороны в воспоминаниях, ни управлять им в конкретных ситуациях, пресекая его реактивные порывы кого-нибудь ударить, нахамить или обмануть. Иначе мы остаёмся его рабом, с энтузиазмом бегая на побегушках у его потребностей.

– Унижаясь и обманывая ради него других, – вспомнил Дез.

– То же самое и с умом. Пока мы вовлечены в то, о чем мы размышляем, мы становимся рабами тех выводов, к которым приходим, делая те или иные умозаключения. Подсовывая нам те или иные события, унижающие нас или ущемляющие наши интересы, и заставляющие через это отчуждение нас от наших текущих событий все это перемалывать в мясорубке мыслей, жизнь подводит нас к определенным выводам, заставляя нас никому не верить и не доверять, которым мы начинаем следовать, как робот – выполняя программу. И наша задача – разотождествиться с телом, чтобы не увлекаться выводами ума, к которым он приходит и понуждает нас действовать через нашу одержимость пользой, отражая те или иные события.

– Так, а разве можно сопротивляться своим инстинктам? Ты же сам говорил, что это дело заведомо бесполезное и не поощряемое.

– Так говорило мне моё тело, когда почувствовало, что теряет надо мной свою власть. И я перестаю верить, что любовь – это всё. И перестаю стремиться к физиологической близости с женским телом.

– Ведь далеко не каждое тело способно её испытывать, – усмехнулся Дез.

– Поэтому-то для тела любовь и стала неким богом. Но человек может и должен сопротивляться своим инстинктам и уловкам инстинктивного ума – Диониса. Через пару-тройку недель, когда гормоны поулягутся, контролировать тело становится легко и приятно. Ощущая над ним свою власть. Я постоянно так делаю, когда ухожу в рейс.

– А затем, когда это ощущение надоест?

– Оно надоедает только тогда, когда твоё тело перестает тебе сопротивляться и ты начинаешь использовать его, как послушный инструмент. Гораздо труднее преодолеть психологическую привязанность к привычным действиям, которые все были обусловлены выполнением потребностей тела. Возникает дискомфортное ощущение того, что у тебя отобрали все твои игрушки и теперь уже нечем заняться и некуда себя деть.

– «Кесарь» будет требовать «кесарево», – усмехнулся Дез, – и снова и снова пытаться захватить над тобой свою былую власть.

– Для него твоё новое поведение – оскорбление и личный выпад. И тело будет пытаться тебе мстить. Используя для этого весь твой интеллектуальный багаж, подсовывая то те, то иные воспоминания того, как было хорошо раньше, то те или иные мысли и акцентируя на них всю их иллюзорную важность. То есть – через работу пошлого ума впрыскивая в себя гормоны и изменяя этим твое восприятие.

– Поэтому важно следить за своими мыслями, – понял Дез.

– И – обостряющуюся до предела чувствительность кожи и рук. И – начинающуюся за этим спонтанное очищение организма через слизистую, влекущее за собой её опухание и зуд в промежности, которое будет длиться тем дольше, чем больше лет ты себя загрязнял неправильной и вредной пищей. То есть от двух месяцев до полугода. Всё время соблазняя тебя поддаться ему. Прекратив начавшуюся чистку и вернув себе прежний гормональный фон, снова став рабом своего тела. И вот тут-то и нужно будет проявить настоящую твердость и решительность. И готовность идти до конца, зная уже, что это рано или поздно закончится.

– И тем быстрее, чем твёрже ты будешь идти своим путем?

– К тому же всё это будет сопровождаться очисткой твоей судьбы. Из тебя будет лезть негатив – «бесы» твоих прежних закрепленных в твоём отношении к людям психореакций с воплями и негодованием начнут выскакивать из тебя, как из начавшего закипать котла, каждый из них – устроив тебе финальную битву! Каждая из которых и будет определять, пойдешь ли ты дальше или застрянешь на промежуточном этапе, на котором температура вашего кипения окажется для него терпимой, чтобы затем медленно начать её понижать и постепенно, понижая давление, вернуть тебя на животный уровень. И – через события в твоей жизни. И – через негативную реакцию на них твоего тела и твою в них вовлеченность – принятие их, как происходящие именно с тобой, а не – с твоим телом и его примитивными на них реакциями. Через твоих родственников и друзей, начавших вдруг проявлять к тебе невиданную щедрость с тем чтобы вернуть тебя в привычное животное русло.

– Так как поймут, что они теряют твое расположение и участие, – усмехнулся Дез, – и больше не смогут тебя использовать для своих целей.

– Поэтому необходимо не замыкаться, чтобы они не подумали, что ты начал сходить с ума и они не поместили тебя в психушку, но быть предельно отзывчивым со всеми, но уже не участвовать в предлагаемых ими событиях и действах. Всегда помня, что ближний – враг твой, если он предлагает тебе получить телесные удовольствия. Сделав тебя («ну, хоть капельку!») таким же бессознательным, как и он сам. Отказываться от любых совместных действий и даже – воздерживаясь от общения (если это не специальное задание!) с неосознанными существами, через подстройку и обмен эмоциями бессознательно навязывающих тебе свои стереотипы поведения. А если уж и приходится с ними общаться – все время быть начеку и ждать подвоха. Ведь чем более открыто и душевно ты будешь с ним общаться, тем более настырно они начнут предлагать тебе совместными действиями скрепить ваше общение и связать ваши кармы, перекинув на вас часть своих грехов. Все просто.

– Тогда я не пойму, что ты до сих пор делаешь с Фетидой? Ведь она явно манипулятор, и от нее можно ждать чего угодно.

– Как это – что? Завершаю то, во что я вляпался в силу своей бессознательности.

– Главное не увлекаться с завершением, – усмехнулся Дез. – Чтобы не вляпаться ещё сильнее. Только одного я никак не пойму, – произнес он задумчиво. – Зачем ты продолжаешь со мной общаться? Ведь я ещё не вполне осознан.

– Затем, что теперь мы с тобой навсегда повязаны, – усмехнулся Аполлон. – Ты для меня, как Арджуна для Кришны. И война со своими личными демонами только начало нашей великой битвы!

– Ну, ладно, пойду я переваривать услышанное, – вздохнул Дез. – Ты уже и так сегодня здорово нагрузил меня. А то, чую, опять не смогу вовремя уснуть.