Читать книгу Битва на Калке - Алексей Живой - Страница 3

Приблизившись к пастбищу, Данила обогнал Григория и первым подошел к группе боевых коней, рядом с которой обреталось несколько ратников. Ратники при ближайшем рассмотрении больше походили на отроков, как называли в древности вполне созревших для тяжелой физической работы подростков. Судя по всему, сообразил Григорий, этот молодняк старшие витязи в качестве шефства заставляли пасти коней, таскать тяжести и делать всякую черную работу, которую сами делать не хотели. В общем, местные деды припахали салаг. Забубенный решил, что дедовщина стара как мир. Армия, она и в древней Руси армия. Видимо, если копнуть глубже и отвлечься от расовых различий, законы людские везде одинаковы. А человек вообще не меняется в своей жизни. Если бы у него не было зеркала, то он бы и не узнал, что стареет.

Данила поманил пальцем одного из отроков, широкоплечего детину, что был ростом не ниже самого Григория, который и сам мог здесь сойти за богатыря.

– Внимай, Изяслав.

Детина отошел от коней и приблизился к ним.

– Этот неизвестный муж с нами в Чернигов поедет, – он, не стесняясь, указал пальцем на механика-новатора, – Воевода велит стеречь его как зеницу ока. Если что, ты в ответе будешь. А Черняй и Митяй тебе послужат подмогой.

Широкоплечий Изяслав молча кивнул. На его скуластом лице отразилось служебное рвение. «Сообразительный отрок, хотя и туповат на вид», составлял мнение о своих новых конвойных Забубенный.

– Идти далече, так что усадите его на Савраску, что везет копья. Руки не связывай, если что, руби голову. Воевода велит так. Вот только свезет ли Савраска столько? – шутливо поинтересовался у отрока Данила.

Изяслав бросил взгляд через плечо на здоровенную белую лошадь, что паслась в десяти шагах, смерил взглядом Григория и тоже усмехнулся. А затем выдал свое заключение.

– Тяжело конечно ей будет. Старовата. Но Савраска кобыла смирная, да тяговитая. Стянет.

– Послушай, Изя, а сколько в ней лошадиных сил? – поинтересовался Забубенный, не выдержав такого оскорбительного обсуждения своих параметров, – а бензину до Чернигова хватит?

Отрок не смутился.

– Хватит. Тут уж недалече осталось, если поспешать.

– Ну, ты меня успокоил…паря, – начал заводиться Забубенный, которому надоело быть чужим среди своих, – Только я на конях никогда не ездил, так что проведи вводный инструктаж.

Изяслав, как оказалось, нисколько не обиделся.

– Ну, вы тут грузите этого, – отдал последние указания Данила, – да сами собирайтесь, выступаем скоро. А я пойду, ратников остальных разбужу, а то проспят воители.

«Да, окончательно уверился Григорий, дедовщина в древнерусской армии процветает. Интересно, а кольчуги с мечами дедам тоже молодняк полирует»?

– Тебя как кличут-то? – незлобиво поинтересовался у своего подконвойного отрок Изяслав.

Немного обалдев от такого хамства со стороны молодежи, Забубенный был как минимум вдвое старше, механик все же ответил:

– Это твою кобылу кличут, а у меня имя есть. Для тебя я Григорий Иванович Забубенный.

На это заявление о суверенитете отрок отозвался целой речью, гордой, длинной, но вполне понятной:

– По отчеству, я только своих родителей зову, да уважаемых людей. А ты пока неизвестно еще, что за птица. Может, порешить тебя придется, а ли на кол посадить. Как выйдет. Так что, извиняй, будем звать тебя покуда для простоты Григорием.

– И на том спасибо, – отозвался Забубенный, обезоруженный убийственной логикой юнца, да напоминанием про вездесущий кол, – показывай свою Савраску.

– И то дело, – Изяслав повернулся и кликнул двух других отроков на всякий случай, а Забубенному указал на здоровенную старую лошаденку, – вот она, твоя лошадь.

Приблизившись вплотную, отрок ласково пробормотал «Савраска» и погладил старушку по волосатому загривку. Лошадь даже ухом не повела, продолжая щипать траву.

– А она не глуховата? – поинтересовался Забубенный, с сомнением осматривая свой гужевой транспорт.

Лошадь только издали казалась белой, а на самом деле была обыкновенной серой масти. С жидкой гривой и кривыми, согнутыми в коленях от постоянных перегрузок, ногами. Это был явно не арабский скакун и не орловский рысак. Больше всего, эта кляча походила на недокормленного тамбовского тяжеловоза. Да и лет ей, судя по всему, было не мало. Кобыла давно вошла в пенсионный возраст, того и гляди, околеет на ходу. Впрочем, для первого раза, лучше не придумаешь.

– Есть маненько, – ответил отрок, – Да это ничего, она итак дорогу до Чернигова знает. Уж сколько лет по ней ходит взад-вперед.

– Ходит? – уточнил Григорий, – это хорошо. А какую максимальную скорость развивает это чудо природы.

– Ты, паря, и взаправду не нашенский что ли? – подивился отрок речам механика-новатора.

Забубенный вовремя спохватился и решил впредь использовать только местную терминологию, разучивая ее на ходу. Благо кругом были сплошь носители языка, а гениальный механик был склонен к изучению иностранных языков.

– Да нет, – быстро поправился он, – я хотел спросить, как быстро ходит этот коник?

– Да не шибко, – успокоил Изяслав, – Все время сзади в обозе идет. Но с норовом. Если вдруг взбрыкнет и сбросит, сразу в сторону откатывайся. Упадешь под копыта, – затопчет. Кобыла хоть и старая, а весу в ней много. Да и тяжести на себе тянет.

Забубенный кивнул и почему-то вспомнил не к месту очередную мудрость, что приписывали народу: «Старый конь борозды не портит».

В этот момент два других отрока Черняй и Митяй приволокли к Савраске связку копий богатырских, что замотана была в суровую тряпицу так, чтоб с двух сторон с коня свесилась и ходу его не мешала. Пыхтя от натуги, они водрузили военный груз на Савраску. Приняв его, бедная лошадь осела почти на полметра, но как ни в чем не бывало, продолжала пощипывать травку.

Григорий с сомнением воззрился на отрока Изю.

Так ты говоришь, что она и меня стянет?

Стянет, не боись. Савраска наша кобыла сильная. Полезай давай на нее, а то вон ратники старшие уже на подходе. Скоро двинемся.

Забубенный бросил косой взгляд на приближавшийся отряд во главе с воеводой и снова воззрился на Савраску.

– А седло? А стремена? А уздечка?

– Седла Савраске не положено. Она людей не возит, – доступно объяснил отрок, – а управлять ей не надо. Она дорогу знает. Сама пойдет. Полезай, короче, а то свяжем и бросим как мешок через холку.

Бравый механик понял, что настал момент истины. Ощущение было таким же, когда ты не уверен в себе, но сдаешь на права. А рядом сидит недовольный жизнью гаишник, которому ты не дал взятку. И от него зависит, быть или не быть тебе драйвером. Короче, хуже не бывает.

Григорий осторожно приблизился к Савраске и зашел с правого бока. Лошадь не выказывала пока никаких агрессивных намерений. Механик осмелел и положил ей руку на широкую спину, которая по середине разделялась мощным обтянутым кожей хребтом. Поискал по забывчивости стремена, но опять не нашел. Ощущения изменились и стали острее. Теперь он словно стоял в самолете перед открытой дверью, смотрел на бесконечно далекую землю и думал о том, что парашют может не раскрыться, а ему надо прыгать.

– Поспешай, Григорий, – окликнули его сзади голосом бравого воеводы, который успел приблизиться со всем отрядом к месту действия и теперь, сидя в седле, наблюдал за ковбойскими трюками Забубенного.

И механик решился. Он подтянулся, двумя руками уцепившись за выпиравший хребет животного, изо всех сил оттолкнулся ногой от связки копий и прыгнул вверх. Земля ушла из-под ног: парашют все не раскрывался. Спина оказалась теплой, но потной. Некоторое время покачавшись на хребте туда-сюда, Забубенный решил, наконец, принять вертикальное положение, но не удержался, соскользнул и рухнул вниз головой с другой стороны Савраски. Животное даже не шелохнулось, лишь коротко покосилось глазом на нечто, мешавшее ему жевать траву.

Со всех сторон послышался здоровый смех ратников.

– Нет, это не половец. Те с конями за раз управляются, – раздался голос Данилы.

– Да, похоже, ты прав, – согласился с ним воевода, – Эй, паря, давай влезай быстрее. Негоже князя заставлять ждать, он ведь и осерчать может. А мне, моя буйна головушка еще не надоела.

Григорий отчего то сразу вспомнил про вездесущий кол, и ловкости у него резко прибавилось. Он поднялся, обошел лошадь и снова попытался на нее взобраться. С третьей попытки он водрузил свое измученное тело на хребет Савраски, лихо обхватив ее округлые бока ногами, словно потомок Буденного, и упершись подошвами в связки копий. Хотя бравый командарм вряд ли согласился бы ездить без седла, ибо мог в пути отбить себе все самое дорогое. Забубенный тоже об этом подумал, но выхода не было, оставалось надеяться на тихоходность серой лошадки.

– Ну, чего стоим-то, – поинтересовался окрыленный успехом Григорий, – Уж вечер близиться, а до Чернигова вашего, сколько дней пути?

– Сколь надо, – туманно ответил воевода, и, повернув коня своего к лесу, приказал остальным, – Данила, впереди со мной ты да Никола с Курей, остальным держаться вместе, лес темный впереди, ну а что надобно делать отрокам, они про то ведают.

– А мне чего делать? – уточнил Забубенный.

– А ты за холку держись, – посоветовал Путята проезжая мимо, – а то, ежели упадешь отроки ведь невзначай и зарубить могут, подумают, что утечь ты решил, паря. А я с тобой еще разговор не кончил. Он у нас еще долгий впереди, если повезет тебе.

– Ну, я, конечно, постараюсь, – кивнул Григорий, – Но за вашу Савраску отвечать не могу. Старушка уже не в своем уме, немного.

– А ты не за нее, ты за себя думай, – сказал воевода и отдалился.

Названные бойцы устремились за ним, а Данила среди них оказался тем самым знаменосцем, которого Забубенный узрел одним из первых в этом странном мире. Савраска, заметив шевеление вокруг себя, пришла в движение и подняла голову от земли. От неожиданности Григорий чуть опять с нее не свалился, но, вспомнив про наставления Путяты, вцепился, что было сил в холку. Савраска, между тем, вырулила на курс и мерным шагом устремилась за авангардом. Основная часть ратников княжеских ехала впереди, за воеводой. Позади Забубенного виднелись только легковооруженные отроки, которым было велено не спускать с него глаз.

Положение пленника было не очень приятным, но положение «сидя на колу» прельщало механика еще меньше. Хоть и в чужом времени, а помирать все равно было не охота раньше срока. Поэтому Забубенный как неглупый мужик решил приноровиться к обстановке. Прежде всего, следовало научиться ездить верхом. Савраска для начала подходила неплохо, потому что шла не быстро, но ее хребет все равно то и дело прогибался под всадником, и часто это происходило неожиданно. Поэтому механику приходилось все время находиться в напряжении, вцепившись руками в холку, а ноги уперев в связки копий. В конце концов, он нашел положение, при котором его многострадальный зад чуть реже соприкасался с хребтом животного, очень скоро показавшимся ему тверже дерева. Это положение Забубенный гордо окрестил про себя «стоя в стременах». Проболтавшись таким манером не меньше часа, за который он умудрился ни разу не свалиться, он уже ощущал себя лихим кавалеристом, или, по меньше мере опытным наездником. Спустя еще час или около того, он уже был уверен, что в его жилах течет кровь еще не родившегося Буденного.

Между тем, отряд, покинув деревню, почти сразу углубился в замшелый лес. Только слегка приноровившись к ходу Савраски, которая, похоже, всю жизнь передвигалась на автопилоте, Григорий стал иногда бросать короткие взгляды на окружавший его мир. Вокруг был лес густой, да поросшая мхами земля. Солнце, клонившееся к закату, едва пробивалось сквозь густые ветви, освещая узкую тропинку, по которой ехали воины черниговского князя. Кони ратников, ступая на мягкую землю, вязли, а Савраска под двойным грузом вообще уходила в нее чуть ли не по колени, потому отряд весь двигался вперед не быстро. Воевода то и дело покрикивал на своих вояк, поторапливая их. Видно, его на самом деле князь ждал, который в случае опоздания по головке не погладит.

Впрочем, Забубенного это в данный момент жизни совсем не интересовало. Он думал о том, будет ли скоро привал, ибо если его в ближайший час не предвидится, то он рискует все-таки отбить себе самое дорогое. С этой мыслью он буравил взглядом алые плащи ближайших всадников, сидевших себе спокойно в седлах, да болтавших о всякой всячине. Седла у них были, конечно, убогонькие. В своем времени Григорий видел седла и покруче. Но, жить можно. И ездить можно. А вот ему даже на тихоходной Савраске без седла приходилось туго. Слава Богу, хоть связки копий, притороченные по бокам, имелись. На четвертом часу скачки механик приноровился на некоторое время вставать на них, давая отдых задней части тела, которая была более привычна к мягким сиденьям автомобилей, а потому уже ныла и болела. Радовало лишь одно, от такой тренировки попа скоро должна была закалиться, и стать крепче стали. Если удастся выжить, потом можно хоть на кактус садиться, все будет нипочем.

И вот когда новоиспеченному кавалеристу Забубенному стало уже все равно, в каком мире помирать в своем или в древнем, прозвучала команда «Встаем на ночлег». В это мгновение Григорий подумал, что воевода по-своему не такой уж плохой человек. В глубине души сохранилось в нем что-то доброе и душевное. Видно, походная жизнь не располагала к нежностям, а также излишней заботе о ближнем. Но за команду «Встаем на ночлег» в этот миг Григорий уже готов был простить ему все измывательства над собой.

Савраска, между тем, команды не слышала и продолжала двигаться на автопилоте в голову уже остановившейся колонны. Григорий решил, что ему пришел конец, ибо самостоятельно остановить это неуправляемое чудо природы он просто боялся. Но, к счастью, отрок Изяслав, видно знал о странностях своей подопечной. Он обогнал Савраску и на ходу ласково хлопнул ее по уху. Лошадь встала как вкопанная. Забубенный не ожидавший таких маневров от задумчивой кобылы, не успел подготовиться, резко подался вперед и рухнул вниз, прямо под копыта своему тяжеловозу. «Все, – промелькнуло в измученном сознании, – сейчас голову отрубят».

Однако, Путята рассудил по своему. Он велел всем ратникам, кроме Данилы, да ближайших помощников, отправляться на сбор сучьев, пока еще не совсем стемнело. Нужно было соорудить костер для обогрева и приготовления еды. Видать, еще долог был путь до Чернигова. Хитрил воевода, не зная, кто таков есть Григорий Забубенный.

Ратники по команде воеводы рассыпались по лесу, и скоро запылал костер на поляне, где едва смогли разместиться все воители, которых было не больше трех дюжин. Коней оставили, привязав рядом под деревьями. Предтечу Буденного воевода черниговский велел к костру принести, ибо сам Григорий ходить еще не мог. Лежал там, где и упал, под копытами своей Савраски, которая, к счастью снова потеряла интерес к окружающим, тихонько пощипывала кустики мха и лизала кору сосны ближайшей.

Отроки Черняй и Митяй сперва разгрузили Савраску, сняв с нее тяжеленные копья, а привязывать не стали, рассудив, что никуда она не денется. И лишь покончив с поклажей, вытащили из-под тягловой кобылы Забубенного. Был механик жестоко скрючен, словно заклинило его в позе наездника, или как он сам называл ее «стоя в стременах». Как был скрюченный, так и приволокли его отроки, да бросили рядом с костром под ноги воеводские. Само собой, что о побеге он теперь и не помышлял. Он вообще плохо соображать стал, как с кобылы сверзнулся.

Сколько времени Забубенный провел в полузабытьи, точно не знал и сам. Однако, постепенно затекшие члены стали размягчаться и распрямляться сами собой. Все это время ратники готовили на костре невесть откуда появившихся зайцев. А когда кто-то из них толкнул механика в бок и сунул под нос запекшийся кусок зайчатины, Забубенный и вообще воспрянул духом.

Запах свежезажаренного мяса приятно щекотал нос, по сравнению с запахом потной Савраски, который пытал Григория весь прошедший день. Григорий мгновенно позабыл про свои раны. Сел, привалившись спиной к сосне, и вцепился зубами в зайчатину. Мясо было жесткое, но механик, ничего не евший еще с прошлой жизни, буквально рвал его на части, поглядывая на остальных ратников. Сам Путята, Данила и все прочие воины, сидя вокруг костра, насыщались трапезой приятной. Но Григорий, быстрее всех разделался со своим зайцем и стал посматривать по сторонам, не дадут ли добавки. Голод вдруг в нем проснулся зверский.

– Да ты, я смотрю, ешь то по-нашенски, – похвалил его Путята, разделавшись со своим зайцем и вытирая руки о штаны, – Пора продолжить разговор наш пришла. Так из каких земель-то родом будешь, путник неизвестный?

– Родился я сам в Питере, – начал было Забубенный, но быстро поправился, – ну то есть в землях северных, что рядом с морем северным лежат. А сродственники мои, те вообще из Новгорода родом происходят.

– Вот значит, откуда ты, – довольно осклабился воевода, – из Новагорода. Теперь понятен мне нрав твой буйный. В землях ваших и князей-то уважать не хотят, всяк боярин на свой лад талдычит. Хотят, зовут к себе князя, хотят, изгоняют. У нас паря, не так. У нашего князя не забалуешь. Он у нас голова, не то, что ваши бояре, которые с жиру бесятся. Да воротят, что хотят. Никто им не указ. Новгород, оно конечно, богатый город, да больно своенравный. Разумею, добром это не кончится. Но и Чернигов, паря, не хуже.

«Ладно, хрен с ними, – подумал Григорий, – буду новгородцем, раз уж им так понятней. Тоже ничего, кстати, город. Не из последних. Да и правда это почти, по крови-то я как раз новгородцем получаюсь. Память предков заговорила».

– Да я что, – нашелся Забубенный, – Я разве что сказал. Классный город Чернигов, спору нет. И князь у вас молодец и воевода у него просто супермен. Даже бэтмен.

– Ты паря, говори да не заговаривайся, – остановил его Путята, – Не понять мне тебя иногда. Где это ты иноземных словесов понахватался? С караванами купеческими ходил, что ли в земли отдаленные?

Забубенный призадумался «Врать, не врать»? Решил врать. После освобождения от бесконечных скачек у него наступила временная эйфория. Требовалось расслабиться. Жаль, водки не было, зато хоть потрепаться можно. Все легче станет.

– Ну да, было дело. В загранку ходил многократно. Ну, там, в Швеции бывал, в Германии. Во Франции пару раз. А дальше всего ходил я за море-окиян западный на Кубу, такой отдельный остров в Карибском море расположенный. А дальше за ним большая земля есть, где живут индейцы. Ну, это люди такие, что перья себе в голову натычут, морду краской намажут и по полям скачут, охотятся. Или весь день поют песни.

– Это что ж за люди такие, – подивился один из ратников, – полоумные что-ли?

– Да брешет он, – заявил Данила, и уточнил диагноз, – Никто море-окиян переплыть не может. Как с Савраски сверзнулся, так у него сейчас только разговор прорезался. Вот и брешет.

– Нет, не брешет, – вдруг вступился за него ратник, сидевший по соседству с Данилой на поваленной сосне.

– А ты почем знаешь, Куря? – поинтересовался черноусый Данила.

– А потому знаю, что лет пять назад гостил в Новегороде. Не дружинником князя черниговского я тогда был, а воином свободных занятий. Нанялся я охранять местных купцов, а те меня к каравану добытчиков приставили. Вот и побывал я с новгородскими ушкуйниками в дальних походах. А они тогда ходили свои северные земли объясачивать. Вот в тех то походах и видел я промеж людей обычных, особенных людей, что украшали себе головы перьями, морды мазали краской, да выкуривали всякие зелья, а потом в пляс пускались, в бубен наяривая. Это они так духов лесных задабривали, чтоб на охоту везение выходило. А людишки те прозываются у них шаманами, то бишь колдунами по-нашенски.

– Это что же выходит, – рассуждал сам с собою Данила, – что Григорий бает, будто народы заморские все в шаманах-колдунах ходят?

– Да нет, мужики, – попытался объяснить Забубенный, – это у них как бы одежа такая из перьев, ну как у тебя штаны, да рубаха. А шаманов среди них тоже немного.

– Что же за чуда в перьях такие? – опять удивился Данила, – А погоды там какие? Тепло там или холодно?

– Да по-разному, – продолжал рассказывать Забубенный, – на одном берегу жарко. Там почти все голые ходят, крокодилы плавают в речках, да пираньи – рыба такие, что людей едят. А на другом берегу той земли холодно, как на нашем севере, все в мехах завернутые живут.

– Велика, видеть та земля, – вставил слово воевода, – А прозывается она как?

– Америкой прозывается, в честь одного морехода иноземного.

Путята призадумался.

– Викинга, что ли? – уточнил воевода.

– Нет, не викинга.

– Думаю я, что брешешь ты, маненько, Григорий, – рассудил воевода, – Нет такой земли на свете, чтоб викинги туда не смогли доплыть. Им все ведомо. А если есть земля большая за северным морем, то там и людей быть не может, ибо никто еще оттуда к нам не доплывал. Значит, должно там быть адским местам, да господним страхам. А людям там делать нечего.

Промолчал на это Григорий, не стал спорить с воеводой. Пусть себе думает, что нет Америки. Ее ведь и правда нет пока. А может и не будет вовсе.