Читать книгу Святая ведьма - Алексей Калинин, Алексей Владимирович Калинин - Страница 2

Я есть суд

Оглавление

Большой половой орган постукивает женщину по лицу. Красный, перевитый венами. А сам обладатель этого сокровища мирно беседует со своими подчиненными, которые видят его по видеосвязи. Видят только сверху, то есть деловой костюм, безупречный галстук и обязательный треугольник с крупными рубинами. А то, что гладко выбритый мешочек болтается возле женского носа… это зрелище доступно исключительно женщине-секретарю. Агрегат продолжает шлепать. Так может постукивать человек, который взял в руки карандаш и мерно отмеряет время.

– Я рад, что мы закончили с обсуждением миртового похода. Так же рад, что двести пятьдесят скрывающихся ведьм и колдунов нашли свой конец. Но из результатов похода вытекает следующий вопрос. Как вы знаете, в последнее время у нас было очень много расходов на магическую силу, что не очень хорошо сказывается на заложенном бюджете. Пора бы рассмотреть вопрос о максимальном сокращении издержек. И я хочу, чтобы каждый из вас подготовил мне отчет о возможных вариантах уменьшения расходов в разрезе ваших отделов. Я знаю, что экономить в принципе-то не на чем, но пояса требуют большей утяжки.

Его орудие также методично продолжает шлепаться на лоб. Женщина невольно каждый раз закрывает глаза. Уже имеет печальный опыт, когда сперма попала в глаз и потом замучилась отмывать и закапывать «Визин». «Шарики» продолжают колыхаться, словно бубенчики на свадебной тройке. Только что не позвякивают…

– Павел Геннадьевич, храмники и так ворчат, что идет урезание средств. Говорят, что скоро в туалетах будут пальцем вытираться, так как бумаги не хватает.

О! Это Григорий Ильич, командир элитных бойцов. Хороший мужчина, по крайней мере к секретарше всегда обращается вежливо и ни разу не было, чтобы не отпустил комплимент. Он тоже из Святой инквизиции, но не такой, как остальные. Гораздо добрее… Женщина лизнула гладко выбритую кожу. Мясистый агрегат шлепает чуть сильнее – понятно, нельзя отвлекать. Секретарь терпеливо ждет окончания совещания.

И кто ждет? Двадцатипятилетняя женщина модельной внешности с красным дипломом финансовой академии. Что она делает под столом? Глупый вопрос – получает членом по лбу. Наказание такое. За неправильно сделанный отчет. Такова участь ведьм в этом мерзком мире и не дай Бог родиться с колдовскими способностями и иметь глупость показать их кому-либо. Секретарь имела такую глупость и теперь носит клеймо на щеке.

Большая буква «В». Ведьма…

 Однако, она слышит усталые нотки в голосе начальника, а это означает только одно – скоро совещание закончится и придет её очередь. Надо опустить пальчики вниз и приласкать себя, чтобы быть готовой к завершению совещания. Чуть-чуть из тюбика-лубриканта на палец.

Шлеп, шлеп, шлеп…

– Григорий, я понимаю тяжелое положение людей, которые не могут обойтись без туалетной бумаги. Как выход, можно нарезать из использованной А4 листочки и сложить в лоток. А что? В деревнях так до сих пор делают. Ладно, шутки шутками, но попроси их потерпеть. Властительный Иорданий обещал в скором времени выдать хорошую премию за найденных.

– Попросить-то я могу, но вот согласятся ли. Среди них и так ходят разговоры о смене работы.

– Пусть ходят. Мы мониторим рынок труда и пока что у нас наиболее подходящие условия. Все храмники в других владениях получают гораздо меньше, а уж об отношении к ним вообще молчу, – раздается сверху и мясная дубинка сильнее бьет по коже, словно ставит точку.

Женщина морщится и чуть отшатывается, сдерживает рвотные позывы.

– Ладно, что-нибудь придумаем, – слышатся один за другим голоса.

– Вот и хорошо. Сейчас трудное время, и нам важно удержаться наплаву. Так что объясните всем, а не только храмникам, что можно походить с грязной жопой, но с деньгами в кошельке, чем с чистой задницей, но с пустыми карманами.

Мурашки бегают по коже. Палец с безукоризненным маникюром скользит по влажным половым губам. Великий инквизитор продолжает похлопывать по точке над переносицей. Ещё немного и у на лбу выскочит шишка. То есть не та шишка, которая шлепает сейчас, а другая, гематомой которую называют.

– На этом я предлагаю наше совещание закончить. Со своей стороны, я обещаю подумать, как сократить расходы и выжать хотя бы самую маленькую копеечку, чтобы было чем «Бентли» заправлять. Надеюсь, что и вы за неделю сможете составить предложения и вынести их на следующем собрании. Всего доброго. До свидания.

Сверху слышится нестройный хор прощающихся мужчин, среди них прозвучали голоса двух женщин – главного бухгалтера и начальницы отдела безопасности. Двух грымз, на которых без слез не взглянешь. Мужикобабы – так их называют за глаза. Они не носят клейм, но женщина под столом уверена, что они тоже ведьмы. Но они наверху, а секретарь… А секретарь уже готова к дальнейшей «выволочке» за нечаянную погрешность в Екселе.

– Людочка, вы успели записать наш разговор? – под стол заглядывает верховный инквизитор, Павел Геннадьевич.

Моложавое лицо сорокалетнего мужчины благодушно улыбается. Безукоризненный пробор черных волос, сквозь которые видны седые нити, мягко качается над двумя продольными морщинами. Лицо гладко выбрито и уже готово влезть на обложку для журнала «Форбс». Самец, который управляет огромным концерном. Самец, по малейшему мановению пальца которого сгорают колдуны и ведьмы.

– Нет, Павел Геннадьевич, я была занята другим делом, – женщина показывает пальцы, как они блестят от клейковатой влаги.

– Эх, Людочка-Людочка, вам хоть кол на голове чеши, а вы всё обо одном думаете. Вылезайте, – он протягивает руку, и секретарь, словно нечаянно, мажет по ладони влажными пальцами.

Верховный инквизитор не отдергивает руку, смотрит на блестящий след и улыбается.

– Спасибо, Павел Геннадьевич. Я могу идти? – Люда как можно невиннее спрашивает у мужчины, который тоже поднимается и теперь встает рядом. Напрягшийся агрегат указательной стрелкой показывает на выход.

– Нет, Людочка, мне ещё нужно подписать необходимые документы. Помогите, пожалуйста. На столе мне писать несподручно, поэтому будьте любезны, наклонитесь немного.

Крепкие руки поворачивают её на сто восемьдесят градусов и давят на плечи. Женщина нависает над гладкой поверхностью стола, чуть прогибается в спине, когда чувствует, как жадные руки рвут вниз кружевные трусики. Вот-вот должна произойти «выволочка». Возможно, именно поэтому и совершила невинную ошибку. Исправить её дело пяти минут, но тогда пропадает вся прелесть от «выволочки».

А женщине нужно, чтобы инквизитор как можно больше к ней привык…

По коже бегут мурашки, когда юбка поднимается и оказывается закинутой на спину. Люда чувствует жар от большого предмета, который неторопливо покачивается в нескольких сантиметров от горячего влажного углубления. На спину шлепается стопка бумаги.

Он и в самом деле собирается их подписывать?

– Людочка, приблизьтесь чуть-чуть. Вот, ещё немного.

– Павел Геннадьевич, может, не надо? – с придыханием спрашивает женщина.

Именно этот вопрос заводит его больше всего. Мужчине надо иногда дать понять, что он не просто берет податливое тело, а завоевывает его, побеждает женское сопротивление. Мужчина должен ощутить победу на вкус, тогда и оргазм будет слаще…

– Ну как же не надо? Надо, Люда. Надо! – с последним словом он резким толчком входит в женщину.

Руки, обхватившие за таз, помогают толчку, и кажется, что он заполняет горячее лоно полностью. Люда вздрогнула, как вздрагивает бабочка, когда опытный энтомолог пришпиливает её огромной иглой к картонке. Лишь огромным усилием удается удержаться на подгибающихся руках. Боль от проникновения инородного тела тут же сменяется едва уловимым удовольствием.

Нельзя! Нельзя получать удовольствие! Ногти впиваются в ладонь, а зубы прикусывают верхнюю губу.

Верховный инквизитор замирает и… подписывает на женской спине бумагу.

– Вот, это нужно будет передать в бухгалтерию. Эх, если бы бухгалтерша не была такой страшной, я бы её тоже… – начальник несколько раз двигает тазом, показывая, чтобы он сделал с Маргаритой Ивановной.

Похоже, он думает, что секретарь не очень хорошо это поняла, выходит полностью и снова загоняет огромный агрегат в её влажную полость. Раз, два, три… Замирает…

Раздается чирканье зажигалки и ноздрей женщины касается легкий запах ладана. На спине, чуть пониже ложбинок возникает тепло, затем оно усиливается нажатием, и бумага с сургучовой печатью ложится на стол.

Первая бумага, а на спине их стопка.

Монолог, подпись, толчки, печать… Именно так, и не иначе. Он наслаждается своей властью надо женщиной. Люда старается расслабиться и помнить – зачем она здесь. Старается приспособиться к темпу, но темпа не было.

Монолог, подпись, толчки, печать…

Я здесь не просто так.

Монолог, подпись, толчки, печать…

Я здесь ради мести.

Монолог, подпись, толчки, печать…

Перед глазами встают горящие родители. Их крики режут уши, а взгляд матери устремлен на меня…

Монолог, подпись, толчки, печать…

Яркие языки пламени жадно пожирают их одежду. Гул костра напоминает тракторный рев. Запах горелой кожи мешается с дымом и вызывает слезы…

Монолог, подпись, толчки, печать…

Люде тогда было три годика, и почти каждую ночь ей снится этот эпизод. Она боится ложиться спать, но образы встают перед глазами. Родители взывают к ней и требуют отмщенья.

– Ох, как представлю всех жен рабочих, к которым они приходят после работы и вываливают монеты на стол…

Опять подпись, толчки, печать…

– Со мной вы представляете других? – с придыханием говорит Людмила.

Вот тут нужно издать стон. Показать, что мне приятно.

– Людочка, ну что ты, с тобой я представляю весь мир. Весь огромный мир Каурина.

Запах сургуча заполнил кабинет также, как и запах пота. Влажные шлепки убыстряются. Толчков становится больше, а времени на подписание бумаг меньше.

Людмила снова издает стон и ловит себя на мысли, что такой же стон издала мама, когда мягкосердечный солдат проткнул её сердце копьем. Этого солдата потом жестоко наказали, но это было потом. Вряд ли мама стонала от наслаждения, но от облегчения мук – точно.

Толчки усиливаются. Ещё немного, ещё пара листов и будет знакомый возглас. Его инквизиторская фишка. Возглас вырвется вместе с фонтаном белесой влаги. Её не хватило бы, чтобы затушить те костры, но Людмиле опять покажется, что в неё влили целую бутыль простокваши.

Людмила не видит лица Павла Геннадьевича, но может поклясться темной владычицей Комесой, что на нем возникает тоже самое выражение удовольствия, какое возникло на лице восемнадцатилетнего мальчишки-инквизитора при первом сожжении ведьминого семейства.

Меня пощадили. Он пощадил. Для себя.

Раздается возглас, и горячая влага влетает в разгоряченное лоно:

– Я! ЕСТЬ! СУД!

Святая ведьма

Подняться наверх