Читать книгу Дачный сезон - Алексей Казарин - Страница 7

Мы ехали в Россию, на родину отца!.. Наш товарный полувагон то и дело останавливался, подцеплялся к другим паровозам, останавливался в пути. Особенно запомнилась остановка у Каспийского моря. Весь берег в белых ракушках, и железнодорожная насыпь почти из ракушечника. Пока стояли, собрали ракушки. А море так и манил: вода прозрачная, видна каждая тростинка и с берега нет никаких обрывов, можно идти по воде как Иисус Христос на сотни метров вперед. Видимо из-за этой красоты и остановился состав. Но вот сигнал паровоза и мы едем дальше. На каком-то полустанке отец купил целый мешок грецких орехов. Ну, думаю, поедим! Отец дал нам каждому по нескольку горстей. Однако потом этот мешок кудато исчез, маме объяснил, что отправил своей сестре на Кубань. Где-то задержался, и ему пришлось нас догонять. Хорошо, что состав шел медленно и его долго где-нибудь задерживали. Явился с перевязанной головой, где-то ударился, когда перелазил вагоны на путях. Там же где-то на железнодорожных путях и закопал свой пистолет, нельзя было его ввозить в Россию.

Усть-Лабинск запомнился уже при подъезде к станции. Это двадцатиили пятидесятилитровые пузатые бутыли, наполненные томатным соком, сотнями стоящих на эстакада, справа вдоль железнодорожного пути. И позднее, когда приезжал в Лабинск я встречал такую же картину. И уже не смотришь на название промелькающих мимо других станций, следишь только на подходе к ним за этими бутылями и если они появились, то и понимаешь, что это ты уже подъезжаешь к Усть-Лабинску. Или коротко его называли просто Лабинск. Это можно было бы сделать гербом этого городка. Помидоры там хорошо росли, продавали даже телегами, причем недорого. И мама однажды купила такой воз, засолила их целую бочку вместе с капустой, и мы пользовались этим малосольными овощами сколько хотели всю зиму.

При приезде у нас не было своего жилья, потому снимали дом, с верандой и большой комнатой, а сама хозяйка ютилась где-то сзади этого дома в маленькой комнатушке, т.е. мы жили как господа. Только за водой приходилось мне ходить к водонапорной башне, где за пять копеек отпускали ведро воды. Иногда за водой ходил за водой и на реку Лабу. Ну, и конечно, за хлебом бегал, проблем с эти не было. Отец при приезде дал на каждому по 10 рублей и я часто ходил на эти деньги на рынок, выбирая чашку мелких ренеток. За эти деньги я ходил несколько раз и торговки-старушки меня даже приметили и при моем появлении как-то сразу оживлялись. Меня определили в садик, куда я ходил самостоятельно, нравились мне там играть с большими игрушками паровозиками.

Жизнь была как-то интереснее, чем в Австрии. Помню, на новый год, на праздничной елке я читал стишки, где с апломбом, основная идея которых заканчивалась строкой: «наша русская кровь на морозе горит!..». Мне, конечно, аплодировали, а я был горд, что так серьезно высказался, как никто из детей на этой елке.

Местные ребятишки мои сверстники в отличии нас, «приехавших из-за границы», всегда были полуголодные. Помню, как они до смерти были рады, когда я раздавал им кусочки черного хлеба, с намазанными свиным салом, и присыпанными солью. Всего за двадцать рублей один пацан предлагал мне целый альбом почтовых марок, в которых были не только довоенные, но и старинные. Сейчас им бы не было цены. Но мама вернула этот альбом родителям, которые так и не вернули мне даже задаток. В Усть-Лабинске мама нас уже «взрослых» свела в церковь и окрестила. Особенно неприятно было окунаться в ванне со святой водой. А крестные жили у нас напротив. Крестный только что вернулся, и работал где-то в пригородном хозяйстве агрономом, часто привозил арбузы, и всякий раз когда я к нему приходил, то он обязательно давал мне какой ни будь один арбузик. Они были мелкими, но вкусными, видимо это был сорт Огонек. Помню, дров у нас не было, топили сухими кукурузными «палками», коих много оставалось на полях сразу за городком. Увидев как-то не спрятанные мамой спички, и оставшись одни, нам интересно было разжечь в комнате маленький костерок из бумаг на полу возле комода. Бумаги быстро разгорались и только кто-то из старших затоптали их.

Еще запомнился случай, когда рядом, через дорогу отравилась маленькая девочка полтора или два годика. Она съела тюбик с мылом, которое давали на фронте солдатам для бритья иностранного производства. Это мыло было красивое красного цвета, в маленькой сантиметров пять жестяной упаковке, на вид как конфета. Конфет, как таковых, мы не имели даже в Австрии, иногда только доставался кусочек плитки шоколада. Очень красивый этот тюбик я тоже, не зная что это такое. Часто пытался его поесть. А полутора годовалую так и не удалось спасти. Скорбил пожалуй весь небольшой город. А ведь можно было промыть желудок, но врачей практически не было. Весь город Усть-Лабинск переживал этот случай и когда везли гроб на кладбище, то к траурной процессии присоединялся почти весь город, особенно много было детей. После похорон всех детишек угощали конфетами, но мне обидно было, что мне их никто не предложил, видно на всех не хватило. Девочку похоронили не крещеной, не успели.

После этого случая, мама решила всех нас сводить в церковь и окрестить крестить. И видимо вовремя, иначе всю нашу семью могли бы и убить. Крестный, бывший фронтовик, и теперь работал главным агрономом в совхозе жил рядом на улице напротив нашего дома и спас нам жизнь. Вот это было.

Однажды ночью мама проснулась от какого-то шороха возле окна. Почему-то не напрасно окна всегда у всех тогда, не знаю как сейчас, закрывались ставнями, с железными засовами, а внутри фиксировались клиньями. Она подошла и слышит под окном мужские голоса и поняла, что это бандиты. Дверь им было не попасть, т.к. они были крепкими, дубовыми. Вот и хотели залезть через окно, но, чтобы открыть тоже такие же крепкие ставни, им нужно было вытянуть изнутри через щель в коробке, в отверстиях которых проходили шпильки крепления ставень. Каким-то путем они это пытались, с помощью кусочка проволокиэтот только им понятно. Мама зажгла свечку, разбудила нас, чтобы бандиты видели, что в доме их обнаружили. Но они все равно продолжали пытаться открыть ставни. Тогда мама сняла со стены отцовское ружье и предупредила: «Уйдите, а то буду стрелять!». В ответ слышим под окном только мат.

Что делать? мама совещалась с нами. А мы только дрожали от страха. Она тогда на свой страх и риск, вышла в веранду, а там окно без ставни (как они этого не заметили) встала на табуретку, открыла форточку и заорала что есть силы: «Караул!.. Караул!..Спасите!..». На наше счастье этот крик услышал крестный, и как есть в кальсонах и в белой ночной рубашке, схватил пистолет и кинулся на помощь, выставив вперед пистолет, блестевший при лунном свете, крикнул: Сейчас всех перестреляю!.. Бандиты испугались и убежали. Пистолет же был даже не заряженный, крестный торопился и забыл зарядить патроны…

Отец в это время еще служил в Австрии. Мама напишет мне черновичок с несколькими словами крупными буквами «папа скучаем, целую…», я перерисую его на листке, сложу в треугольник, напишу адрес полевой почты и несу отправлять в почтовый ящик, без всякой марки. Все эти мои письма отец получал. К нам, в Усть-Лабинск, однажды приехала из Москвы в гости старшая дочь маминой сестры Ольга. Красивая была девушка, и сразу как-то познакомилась с молодым, уверенным в себе парнем, вечерами сидели они на ступеньках крыльца. Он весело рассказывал что-то, и я сидел рядом с ними, рассказывал тот случай, как нас хотели убить и ограбить, желая привлечь к себе расположение и сочувствия. Мне радостно было сознавать, что у нас есть защитник, внутри даже гордился, что у нас появился теперь такой человек. Но, увы, это было лишь мимолетная встреча. Ольга была у нас в гостях всего один или два дня. А нам так не хватало в семье мужчины…

Мясо мы не покупали. Сало соленое было. А для мяса мама купила поросенка, которого мы назвали всем известным именем Васькой. Это был душа нашей компании, всегда, «как хвостик» за нами бегал, и в глазах с веселой искринкой в глазах. Держали мы его не в клети, а в комнате. И спал он, не поверите-, с нами вместе в кровати. Перед этим мы, конечно, мыли его с мылом в корыте и вытирали полотенцем. Было очень забавно видеть, как он копировал все, что мы делали, ложился и также как мы подкладывал на подушку свои передние ноги под голову, пятачком нам к лицу. Мы же с ним спали вместе по очереди. Всем было приятно поспать с ним, приткнувшись рядом носом к его влажному розовому пятачку. Очень умный был и, главное, никогда в доме и тем более в кровати никогда не пурил. И это всего лишь немногим более двух месячном возрасте. Животные, считаю, по природе своей более развитые и смышленее, нежели человек. И если б Бог дал бы им еще возможность говорить, наши руки и соответствующее воспитание, то наверняка мир мог бы был потрясен высшим разумом и способностям этих существ.

Позже, отец увез меня на свою родину, в станицу Тенгинскую, где купил хату с коровой и позднее вся семья туда переехала. За лето Васька сильно подрос, и его пришлось прирезать. Так было жалко его и хорошо, что я не видел, как это делали. Говорили, что он чувствовал, понимал язык, что его готовили для этого и в последний момент у него появились слезы.

(В примечание. Об интеллекте животных)

Из всех животных для химер нужно предпочитать свинью. У нее даже кровь близка к человеческой, в отличие от всех других видов животных. Потому нет смысла ставить эксперименты и делать какие-то выводы при экспериментах, к примеру, на мышах или других животных. Вообще, животные более приспособлены к жизни и быстрее развиваются нежели человек, они более самостоятельны уже при рождении. А что касается «ума», то животные думаю не глупее, а более умные, нежели человек, однако у них нет таких «инструментов» (руки, речь), благодаря которым они могли бы достичь современных человеческих технологий. Что касается эпитета, что «свинья грязная» могу поспорить. В детстве у нас был двухмесячный поросенок, с которым мы, дети, поочередно наперегонки с ним спали в кровати, с нами, как друг, бегал за нами в компании и играл в прятки. И видели бы вы с каким восторгом в глазах он это делал! Конечно, мы каждый раз мыли его в корыте. И он никогда в доме, и тем более в кровати не пурил, или не гадил. И лежал на подушке, подложив свои лапки, подражая нам пятачком к нашим носам. И таких животных можно было бы быстрее воспитать к культуре поведения, нежели человека. Не смейтесь, я это видел.