Читать книгу Откатчики. Роман о «крысах» - Алексей Колышевский - Страница 1

– Ты с чего такой помятый? С похмелья, что ли?

– Ну да… И с похмелья тоже, да и вообще…

– Что случилось?

– А ты не знаешь разве? Все в нашем гнилом мирке только об этом и говорят.

– Откуда мне знать? Я прилетел только вчера поздним вечером из Парижа. А там я даже телефон не включал, чтобы побыть хоть немного в иллюзии свободы. Так что последних сплетен смрадный тлен еще не вкусил я. Рассказывай!

– Меня с работы уволили. Вчера днем.

– Так… Приплыли…Что хоть сказали-то?

– Честно говоря, этого я как-то не расслышал. Находился в этот момент слишком далеко от офиса. Я, видишь ли, если можно так сказать, решил сам себя уволить. Ушел из офиса якобы на обед, а оказалось, что навсегда.

– Тебя кто-нибудь сдал? Есть по этому поводу соображения?

– Думаю, что никто специально не сдавал. Случилось то, что должно было случиться. Я элементарно попался. Думаю, что там, наверху, устали на мои невинные шалости сквозь перья ангельских своих крылышек смотреть. Сколько можно зажигать, бухать и трахать кого ни попадя!

Этот не совсем заурядный разговор в легком миноре происходил в вестибюле бывшего здания СЭВ: высокого дома, похожего на раскрытую, поставленную стоймя книгу, построенного в самом конце Калининского проспекта, ныне переименованного в улицу Новый Арбат. В глубоких уютных креслах, друг напротив друга, сидели два молодых человека. На первый взгляд особенных различий между ними не было, и даже не самый опытный наблюдатель мог бы с уверенностью сказать, что едят эти двое из одной тарелки или, что вернее, достаток их и социальное положение вполне схожи. На обоих были отлично сшитые костюмы из замечательной итальянской, очень дорогой ткани. Оба предпочитали одну и ту же торговую марку «Zegna», причем коллекция была явно не прошлогодней, а значит, цена одному такому костюму в Милане была не меньше, чем полторы тысячи евро. На запястье левой руки одного сверкал огромный золотой хронограф «Brietling for Bentley», руку собеседника украшал столь же огромный «Panerai Submersible» в белом золоте. Молодые люди сидели в одинаковых позах, закинув ногу на ногу и обхватив колено той ноги, что была сверху, замком из пальцев рук, отчего рукава пиджаков сдвинулись ближе к локтям, а часы сияли и их гильошированные в Швейцарии и Италии циферблаты генерировали множество солнечных зайчиков, посылая их во все стороны подобно тому, как маяк посылает свой свет в кромешную океанскую ночь. Поднявшиеся кверху брючины обнажали похожие как близнецы ботинки ручной работы «Berlutti», что в том же самом Милане без особенной уценки стоили где-нибудь в районе трех тысяч. Галстуки «Armani» были повязаны небрежным «косым бизнесом». На безымянных пальцах правой руки молодые люди имели по кольцу «Tiffany». У ног одного стоял портфель «Blue marine», другому принадлежал портфель аргентинской фирмы «Casa Lopez». На разделявшем их низком столике застыла огромная пепельница «Dunhill», по форме напоминающая войсковой оборонительный бетонный ДОТ. В пепельнице лежали две выкуренные наполовину сигары «Cohiba reserve». Рядом стояли два брендированных коньячных бокала-тюльпана «Hine». При том, что час был ранний, не более, чем одиннадцать утра, официантка Наденька из бара, находившегося там же, в вестибюле, уже не раз доливала в эти бокалы славный дубовый экстракт, которым, как известно, прекрасно лечится любое, даже самое тяжкое похмелье. Респектабельность же экстракта в любых условиях непоколебима и находится вне всяких сомнений, как и чувство собственного достоинства члена какой-нибудь уцелевшей императорской фамилии. Проделывать подобное Наденьке было не в диковину. Она работала не первый год и знала, что серьезные господа, имеющие честь трудиться в бывшем здании СЭВ, иногда не против были поправить не вполне уверенное в себе утреннее здоровье именно таким вот незамысловатым способом. Причем особенной популярностью у них пользовался именно тот самый «Hine», а толк в подобных вещах эти господа отличнейшим образом понимали и что попало в себя, да еще и по утрам, не вливали.

При том, что оба наши модника были некоторым образом упакованы в одинаковую своеобразную униформу со схожими знаками различия, все же одна деталь не позволяла отождествить их друг с другом полностью. Это выражение лица. У одного, что, как уже было сказано выше, прилетел из Парижа минувшим вечером, оно было умиротворенное. Он благосклонно взирал на собеседника, а равно и на окружающий мир из-под чуть прикрытых век, и щеки его, румяные от коньяка, своей полной формой придавали лицу приятную здоровую округлость. Изредка он протягивал руку к пепельнице, лениво брал сигару и, набрав в рот дыму, выпускал его вверх тонкой струйкой, иногда, впрочем, превращая эту струйку в небольшие аккуратные колечки, ухитряясь выпускать их одно за одним в ряд. Да так ловко, что в воздухе получалась на некоторое время эмблема автомобиля «AUDI».

Собеседник же его был мрачен. Глаза его блестели откуда-то из глубины провалившихся и черных от бессонной ночи впадин черепа нездоровым красным отчаянным блеском лопнувших сосудов. Щеки, покрытые, как и положено в последнее время, легкой щетиной, впали, отчего все лицо как-то по-птичьи заострилось и молодой человек напоминал грустного страуса. Он жадно опрокидывал в себя коньяк бокал за бокалом, вконец загоняв Наденьку, и часто и глубоко затягивался сигарой, чего, как известно, делать не следует. Но, похоже, в тот утренний час молодому человеку было наплевать и на табун лошадей, потенциально могущий быть умерщвленным тем огромным количеством никотина, который содержала его сигара, и на собственное здоровье, которое он уничтожал столь безжалостным образом. Гнетущая молодого человека забота словно создавала вокруг него физически ощущаемое на приличном расстоянии негативное поле. Он постоянно ерзал, менял позы, перекидывая ноги одну за другую, то разваливаясь в каком-то изнеможенье в глубоком кресле, то, наоборот, всем телом наклоняясь к своему собеседнику, широко раскрывая рот и, как овчарка Блонди, вываливая наружу зеленоватый от сигары и бессонницы язык.

– Да уж, что верно, то верно, – ответил прилетевший из Парижа. – Ты в последнее время что-то совсем расслабился и в разнос пошел. Помнишь, в фильме «Место встречи изменить нельзя», в последней, пятой серии, Горбатый произносит крылатую фразу: «Говорил я ему: кабаки и бабы доведут до цугундера». Вот так же и с тобой получилось. Сболтнул, что ли, по пьяни кому о своих доходах?

– Наверное… Не помню… Впрочем, да. Этой лярве из «Сан Экспобрю». Ну, ты ее знаешь. Такая… Ну, губастая такая.

– Жанка, что ли?

– Да нет! Ты что! Какая там Жанка! Жанка – удивительный человек. Я бы на ней с удовольствием женился, не будь у меня такого комплекта, мать его… Жанке что угодно можно было сказать – это все равно, что в сейф положить. Она своя баба, к тому же питерская, на окраине выросшая и сама наверх пролезла не через передок, как некоторые. Недаром я ее «мамой» зову. Она, блин, в натуре, как мама: всегда советы давала толковые и про сучку эту губастую тоже говорила, только я, дурак, ее не послушал. Думал, что ревнует по старым дрожжам. Знаешь ведь, как оно бывает.

– А у тебя с Жанкой было чего?

– У меня?! С Жанкой?! «Чего»?! А с кем я, по-твоему, в Ниццу на казенные деньги четыре раза ездил, жили в «Ritz», в люксе, а по утрам я ее белужьим кавиаром под «Dom Perignon» заряжал, а?

– С Жанкой?! Ни фига себе! А мне не говорил ничего, змей!

– А ты и не спрашивал, хм… Она же сама зарабатывает прилично и поначалу слегка артачилась, недолго, правда.

– Да это понятно. Зачем же долго артачиться-то, можно ведь и палку перегнуть.

– Ну, «палку» перегнуть можно только в позе наездницы или при особенно рьяном минете.

– Ха-ха-ха! Жжешь! Ну а что это за «губастая» такая?

– Ну, мы когда с Жанкой подвязали, я с этой познакомился. С Люсей.

– Подожди, подожди! Я что-то такое припоминаю, кажется! У нее еще фамилия такая смешная и словно с намеком. Сразу и не запомнишь. Ва… Ве… Вар…

– Воронкина у нее фамилия. Люся Воронкина.

– Точно! Людмила Воронкина! Она у них вроде за весь мерчендайзинг отвечает?

– Отвечает, ага! Она бы лучше за язык свой отвечала!

– Ну, расскажи же ты наконец! Что из тебя слово надо, как мину тралом, вытягивать?!

– Познакомились с ней. Она – баба одинокая, разведенка. Живет на «Речном» в новом доме на Дыбенко. Муж квартиру оставил, а сам в Америку свалил. Ее дочке столько же, сколько и моей старшей. Ну и начали мы с ней зажигать: рестораны, клубы, она и по ноздре первого двинуть никогда была не против. А трахаться негде. У меня – сам знаешь. У нее ребенок с нянькой в квартире постоянно. Куда нам?

– В «Балчуг», естественно!

– Во-во! Правильно все! Натурально, в «Балчуг»! А там, как водится, «дуз персон кон багажь», то бишь «двое без багажа», если на французский манер, а по-простому – «давай номер, трахаться, вишь, приперло».

– Да уж, блин… До боли знакомая тема. Ты ее, конечно, в черные чулки наряжал, шарики всякие использовал, да?

– Понятное дело – не без этого. У меня в машине всегда чемодан валялся с реквизитом: плетки всякие, маски, дидло латексные. А что мне, нельзя, что ли? Я же честный натурал! У нас вон, мне знакомый один рассказывал, в каком-то министерстве чижик работал. И был он пидором конченым. Ну и, знамо дело, при Боре-то особенно же никто не скрывался. Чижик брал конкретно за то, что решал вопросы по своему профилю. Ему по должности какая-нибудь «Волга» с дедком-шофером полагалась, а он, на все положив, из собственных, так сказать, средств содержал «Bentley», два «Гелика» с чоповцами и «Hammer» с ментами. И вот поехал как-то раз этот ответственный государственный деятель к своему любовнику задницу натирать, а перед самым его домом и говорит начальнику охраны: «Ой! Я чемоданчик важный государственный в кабинете забыл! Вы сейчас же вернитесь и мне его срочно привезите! Прямо бегом! А то я без него государственное дело решить не смогу!» И вот прикинь! Три слонопотама с мигалками через всю Москву несутся как угорелые за этим самым чемоданчиком. Привозят его на Кутузовский. А в подъезде охраннику любопытно стало, что это в чемоданчике постукивает, на бумаги-то вроде не похоже. Он и открыл! А там полный набор садо-мазо для пидорков: и фуражки «под СС», и плетки, и маски, и смазка для задницы… Прикинь!

– Вот крендель! А где он сейчас?

– Да сейчас-то хрен его знает, где он. Новая власть, новый курс. Таких сейчас не жалуют. Но я-то о себе хочу сказать! Если такое себе «там» позволяют и это через СМИ становится известно, то почему мне нельзя?! Если растление идет с самого верха, то удивляться тому, что все мы жулики, не приходится, правильно? И вот что я тебе скажу! У меня такое впечатление, причем оно во мне прямо-таки укоренилось, что «оттуда» уже не падают. То есть если человек попадает в этот тесный, но приятный мирок чиновников класса «А», он всю жизнь гарантированно пользуется всем, что положено и не положено. А то, что не положено, как известно, положено по умолчанию. И даже если его нет-нет, да и прижучат, то максимум, чем он отделается, это «переводом на другую работу». Н-да… С той орбиты не сойдешь. Вот только подняться до нее как?

– Святая правда. Твое здоровье! Мы, однако, от темы уклонились. Что дальше-то было?

– Ну, жгли мы с этой Люськой, а потом у нее на мой счет планы появились бабьи. Другими словами: она меня решила с Машкой развести и на себе женить. Мне, как ты сам понимаешь, такой расклад ни разу не в жилу! Да и Машку я люблю на самом деле…

– Да ладно тебе! Мне-то не гони! «Любит» он Машку! Любил бы, не паскудил так.

– Ой! Что я слышу! Вы посмотрите на этого поца! В Париже небось по всем подпольным борделям прошелся, а теперь к жене под теплый бок прилетел?!

– Ну, ты ладно, ладно! Замнем… Давай дальше.

– А дальше что? Продолжалось это безобразие полгода. Без выездов в Европу за казенный счет, знамо дело, не обошлось. Штук двести ушло на все развраты, одного первого снюхали, наверное, чемодан. А потом она мне вот это все и предъявила. А я ее послал жестко.

– Может, не стоило так сразу-то?

– Не знаю… Может, и не стоило.

Молодой человек, похожий на грустного страуса, опрокинул очередной «тюльпан» с коньяком, повел вокруг себя слегка мутным взглядом, затянулся сигарой, откашлялся и продолжал:

– И вот после того, как я ее послал, эта сучка начала всем своим подружкам направо и налево трещать про то, как мы с ней адски жгли, какой я, оказывается, подпольный миллионер и любитель сексуальных инноваций. Моя версия такая, что, известное дело, круги по воде расходятся быстро, среда обитания у нас у всех одна, шила в мешке не утаишь, и в нужные уши ее ахинея и влетела. А там дальше понятийный ряд известен: СБ, внутренний аудит, служебное расследование, прослушка и «гуляй, Вася, от нас подальше». И честное ведь слово! У меня все в деле налажено было! Еще пару лет бы ту титьку сосал! А все из-за этой Люськи. Легче ей, что ли, от того, что меня теперь с дерьмом смешали? И, главное дело, ведь никакой благодарности! Я на нее столько денег просадил, а она про это даже не вспомнила!

– Да… Не повезло тебе, чувачок. А ты знаешь, что я тебе скажу: вот ты все меня подкалываешь, что я по борделям колбашусь, верно? А ведь мои профессионалки-то честнее в сто тысяч раз, чем твои «белые колготки»!

– Хэх! Почему «белые колготки»?

– А ты сам подумай! Они ведь и впрямь как те самые литовские снайперши Басаева. Подкрадутся, прицелятся и р-раз! Прямо в голову! А голова вдребезги! И никто ничего такого не ждал. А в борделе все просто: пришел, дал соточку или две, отымел тушку, умылся и голова не болит.

– Ага, зато конец может заболеть, а то и вовсе отвалиться!

– А у тебя с твоими акулами, думаешь, не может конец отвалиться?! Они, по-твоему, вот прямо так сидят возле окошечка с кружевными занавесочками и ждут, когда ты к ним пожалуешь в гости? Жди-дожидайся! Они кошки свободные, ходят, где вздумается, и гуляют сами по себе.

– Да, блин… Дерьмо это все. На работу надо устраиваться опять, а сколько это времени займет, неизвестно. Что теперь делать-то?! Дома, что ли, сидеть, Машку в садо-мазо прикиды наряжать?! Я ж либертен, а не семьянин. Я так, пожалуй, и сторчаться могу за пару месяцев!

– Ну, в бренд-менеджеры тебя теперь навряд ли возьмут, я думаю. Слишком уж информации много о тебе негативной. Так что в торговых компаниях тебе ловить особенно нечего.

Любитель парижских борделей задумчиво почесал переносицу, затем пощипал себя за мочку уха. Это, очевидно, оказало благотворное воздействие на ход его мыслей, ибо он торжественно поднял вверх указательный палец и изрек:

– А ты их всех поимей!

Грустный страус-человек с пьяным гротескным непониманием уставился на своего собеседника:

– А именно?! Как?!

– А ты пойди работать закупщиком! Это сейчас самая что ни на есть модная тема! Бабло они косят, словно комбайном, и вообще, будешь в авторитете ходить. И уж точно – все милые привычки сохранишь, ха-ха-ха!

– Занятно… Но легко сказать, труднее сделать. Это же долгий путь, сам понимаешь…

– Ни фига! У меня знакомая девочка есть, она с родным братом моей жены живет. Так вот, она работает в отделе кадров одной торговой розничной сети. Иностранной. Лемурийской. Ну, ты ее знаешь, наверное, – это где собачка розовая на вывеске нарисована. «Ромашка». Ну? Слыхал?

– Конечно. И как я туда могу вписаться?

– Да очень просто! Эта девчонка мне пару дней назад говорила, что у них вакансия образовалась! Они там сами все из Лемурии. И тему алкоголя ведет какая-то девка. Говорят, тупая, как валенок. У нее как раз контракт заканчивается, и она обратно в Лемурию отваливает, а они ищут нашего, кто хорошо рынок знает. Тебе сам бог велел!

– Не путай. В таких делах не бог велит…

– Да откуда ты знаешь! Вот завел опять свою любимую шарманку про бога и черта! Да ведь это одно и то же!

– У тебя что – с первого совсем голова уехала? Что ты такое несешь?!

– А то и несу, что бог сам решает, что человеку хорошо, а что нет. Он тебя и ведет. Ты, главное, в это поверь, и сразу же легче станет.

– Ладно, потом к этой теме вернемся. А как бы нам решить вопрос-то? Мне это предложение нравится.

– Только там зарплата всего семьсот долларов.

– Зарплата… А что это такое?

– Ха-ха-ха-ха!

– Хо-хо-хо-хо!

– Знаешь что? Хватит тут атмосферу дымом отравлять. Поднимемся в мой кабинет. Составим тебе резюме и пошлем его этой кадровичке. Идет?

– Не знаю, как мне тебя и благодарить-то!

– Да ладно… Будет еще время.

«Парижанин» встал. «Страус» явно перебрал с выпивкой и поднялся весьма неуверенно. Его немного пошатывало, а на лице блуждала пьяно-счастливая улыбка обретшего надежду человека и ощущался близкий прилив ощущения мелкого для каждого доброго пьяницы моря. Пока его приятель расплачивался, а сам он пытался сфокусировать взгляд на глубоком Наденькином декольте, самое время будет написать об этой парочке с десяток страниц. Она того заслуживает.