Читать книгу Откатчики. Роман о «крысах» - Алексей Колышевский - Страница 6

Закупщиками, как правило, руководит какой-то промежуточный между ними и коммерческим директором начальничек. «Ромашка» в этом отношении исключением не была. На должности так называемых «group manager» назначались, как правило, только лемурийцы или бабы, делящие с ними постель. Этих баб так и называли «лемурские соски», а чаще просто «лемурийские шлюхи». Лемурийские мужчины всегда были крайне похотливы и охочи до российских женщин. Оно и понятно! Стоит приехать в Лемурию, воочию увидеть тамошних красоток, и романтическое желание смотреть на женщин, как на прекрасные цветы, увянет надолго. Подобно большинству южных дам, лемурийки уже к двадцати пяти годам начинают полнеть, а к тридцати, времени расцвета наших прекрасных женщин, лемурийки превращаются в безнадежные бесформенные колоды. Попадая в Россию, лемурийский мужчина совершенно теряет голову от такого обилия женской красоты и пускается во все тяжкие, начиная, как правило, с того, что скоропостижно разводится со своей лемурийской половиной. Затем, в ряде случаев, следует брак с россиянкой, общие дети, быт и отъезд счастливой пары обратно в Лемурию с, порой, грустным возвращением разочаровавшейся женщины обратно в Россию. Чаще же всего лемурийцы имеют сразу по нескольку любовниц, законными узами быть связанными не слишком торопятся и чувствуют себя превосходно. В знак благодарности эти темпераментные и признательные мужчины стремятся обрадовать и возблагодарить своих фей и довольно часто устраивают их на руководящие посты в компаниях, имеющих отношение к лемурийскому бизнесу. Начальница Германа исключением не была. Путем каких-то женских немудреных хитростей она обольстила знатного лемурийца по имени Йохан, проводившего в то время инспекцию на стройке в ее родном южном городе. У «дочки пасечника», как она сама себя иногда с гордостью называла, это, возможно, был единственный шанс разменять улицу Красная, центральную улицу того самого города, на Бульварное кольцо и Тверскую. Йохан работал в Москве в какой-то лемурийской строительной организации, и Лариса, так звали эту слегка перезревшую южнорусскую чаровницу, вцепилась в него мертвой хваткой провинциальной тигрицы. Из своей инспекционной поездки Йохан вернулся с невестой, вскоре они поженились. Как и любой мужчина, да еще и восточный, Йохан жаждал поскорее заполучить наследника, но у Ларисы с этим были какие-то проблемы. Из-за трудностей на почве репродукции она буквально сходила с ума, и ее южнорусский характер, который и так-то, как известно, не подарок, совершенно испортился. К моменту знакомства ее с Германом Лариса представляла собой законченную стерву, и Гера понял, что она и есть его самая большая головная боль на новом месте. Все его попытки как-то подстроиться под чертовку Ларису успеха не имели. Никаких неформальных контактов наладить не получалось, и мало-помалу между Герой и краснодарской пасечницей установилась глухая взаимная ненависть, только и ожидавшая прорыва через образовавшийся кратер. Один из членов «большой шестерки», человек, осведомленный в различного рода интригах и коллекционер сплетен, как-то рассказал Гере о том, что эта самая Лариса сама является страшной откатчицей.

Однажды, во время традиционной еженедельной встречи, проходившей в ресторане «Ки-Ка-Ку», где, как известно, изрядная китайская кухня и пара прелестных живых экзотических уточек расхаживают прямо по залу, этот самый знаток интриг по имени Влад, передав Гере под столом пухлый конверт с деньгами, заявил:

– Знаешь, Герыч, я ведь про эту твою начальницу много чего могу рассказать.

– Давай-давай! Очень интересно!

– Она у вас руководит всей товарной группой «food», то есть «продовольственные товары», около пяти лет, правильно?

– Ну, как-то так. Да. Получается, с самого начала, с самых первых дней деятельности «Ромашки» в Москве.

– Она за это время наработала отличные откатные связи с несколькими компаниями. Здесь и «колбасники», и «консервщики», и «бакалейщики», и «кондитеры», и много кто еще. Вот только с «алкоголиками» у нее как-то не сложилось. А знаешь, почему? Это все из-за моей конторы. Она нас одно время попыталась, что называется, «придушить», а я своим эсбешникам приказ отдал на нее компромату набрать.

– И что, собрали?

– Да оказалось легче легкого! В «Ромашке», чтобы ты знал, никакой службы безопасности отродясь не было. Менты на входе не в счет – это просто наемная охрана. Поэтому никто особенно свои солидные приобретения, скажем в недвижимости, скрывать не торопится. Эта Лариса за три года насобирала до того неплохо, что построила два дома в ближнем Подмосковье, а в самой Москве купила четыре огромные квартиры в элитных новостройках. И все оформлено на нее, представляешь!

– А как же ее лемур?

– Да и он тоже хорош! Он в «Ромашке», после того как со стройки сбежал, занимается распределением мест аренды. Помимо магазина есть же еще огромные площади в торговых центрах, которые сдаются в аренду всяким магазинчикам, ресторанам, лавочкам со всякой ерундой, и так далее. Так там откаты за распределение этих площадей тоже бешеные! Короче, колбасят они вдвоем, да так, что только звон стоит. Он – гражданин Лемурии, на него оформить никакую собственность в России невозможно, и поэтому они все записывают на Ларису. На работу они ездят на служебной «Реношке», а у самих бабла на «Майбах» хватило бы. Не светятся, естественно. Ну и, разумеется, кокаин. Без него тоже не обошлось.

– Да неужели? То-то мне пару раз показалось поведение странным, а вернее, до боли знакомым: глаза навыкате, чрезмерно возбужденное состояние… Вот в чем, оказывается, дело.

– Чудеса бывают? Так вот, я к ней пришел на переговоры. Сели мы за стол. Она и начинает мне задвигать, мол, «ваши условия для нас невыгодны», а я ей так ненавязчиво листочек, где все ее художества записаны, подаю и говорю: «Если вы не против, то у нас к этому листочку и перевод имеется на лемурийский язык. Для того, чтобы руководство ваше в самой Лемурии сразу поняло, о чем идет речь. И копии всех ваших документов о собственности. Так что давайте лучше с вами жить дружно».

– А она?!

– А у нее вся кожа пошла красными пятнами, от нее даже пахнуть стало как-то неприятно. Запах страха – он вообще-то неприятный. Короче, опуская подробности, скажу, что я все свои проблемы устранил, она пошла на уступки и больше нас никогда не трогала. Причем, видимо, у нее такой стереотип выработался по отношению ко всем алкогольным компаниям. Точно знаю, что она ни у кого из нашей отрасли на интересе не сидит. Побаивается. А тебе страшно завидует.

– Она разве что-то знает?!

– Знала бы наверняка, ты бы уже сидел дома. Догадывается. Да тут и догадаться – не великим умом надо обладать. Согласись, что, имея зарплату в семьсот долларов, не брать откаты невозможно. Да еще, к тому же, сидя на самом золоченом стуле из всех в твоем отделе. Я прав?

– Прав. И что мне делать прикажешь? Она меня достала своими придирками. Иногда хочется опустить ей монитор на голову, чтобы эта голова больше никогда ничего не сказала.

– Гера, держись. Крепчать надо. У тебя цель есть?

– Есть. Накосить побольше бабла и уехать отсюда навсегда.

– Ну так и помни о ней. А со вздорными бабами не спорь. Здесь лучше промолчать.

– Да я в курсе. Влад, я тебя, кстати, попросить хотел…

– О чем?

– Ты мне сейчас два процента платишь за оплату согласно условиям договора, так? Я хочу тебя попросить увеличить ставку. Денег выделяют мало, долги растут как снежный ком, и ты сам понимаешь, что мой бюджет становится все дороже.

– Сколько же ты хочешь?

– Четыре процента.

– Ну ты и засранец! Откуда я тебе четыре процента возьму?! Мне это экономически невыгодно.

– Слушай, не пудри мне мозги, ладно? Я тебе плачу как часы, у тебя в договоре прописано, что ты должен от «Ромашки» получать деньги через сорок пять дней после поставки товара, и ты их получаешь иногда даже раньше.

– Да пожалуйста! Но я тогда должен буду цены поднять, ты же понимаешь?

– Намного?

– Процента на четыре как минимум. У нас с тобой расчеты безнальные, а нал с каждым днем все дороже стоит, поэтому ты поднимаешь на два, а я на четыре.

– Да и поднимай. Мне по хрену, если честно.

– У тебя на полке цена будет выше, чем у остальных. Не страшно?

– Да брось, кто за этим смотрит?

– Гера, откуда в тебе эта дурашливая уверенность? Ты сидишь на мешке с золотом, а за тем, кто сидит на мешке с золотом, всегда смотрит не одна пара глаз. Любой твой шаг оценивают, анализируют, заранее подозревая тебя в намерении несправедливо нажиться. Делают выводы, концентрируют информацию и затем, предоставив ее в соответствующем виде твоему руководству, добьются твоего вылета. И будешь ты вместо мешка с золотом восседать на куче дерьма.

– Влад, ну я не знаю тогда, что мне делать. У меня денег очень мало. Отдавать этот мизер за два процента для меня крайне невыгодно.

Влад задумался. Отхлебнул из чайной чашки тончайшего фарфора. Поднял чашку на уровень глаз и зачем-то внимательно поглядел на нее. Наконец со вздохом поставил чашку на блюдце.

– Красивая чашка. В красивом ресторане и чашки красивые. Следят за мелочами ребята. Молодцы. Красивая чашка. И не дешевая, кстати. И чай в этой чашке не дешев. Хотя он такой же, как и везде. Просто чашка сделала его дороже. Вот видишь, Герман, я человек не бедный, я просто люблю этот сорт чая и везде заказываю именно его. А делаю я это почти каждый день, так как я каждый день обедаю в разных ресторанах. И поневоле запомнил, сколько и где он стоит. Чисто автоматически. А если человек каждый день в твоем магазине покупает одну и ту же бутылку водки, то ему не безразлична ее цена, и как только она увеличится, он перестанет эту бутылку у тебя покупать. Надо тебе это? Думаю, что нет. А мне тем более этого не нужно. Я стану у тебя меньше продавать и больше за это платить? Я похож на идиота?

– А я?

– Гера, ты жесткий переговорщик, черт бы тебя побрал, прости за выражение. Тогда мне придется поднять цены везде, ты это понимаешь?

– Ну и что? Поднимай.

– Это долго и сложно.

– Влад, еще раз тебя прошу: ну не еби ты мне мозги! Что долго?! Что сложно?! Да ты так же, как со мной сейчас, ты так же встречаешься с целой толпой моих коллег. Я что у тебя, один-единственный на откатах сижу?! Да я уверен, что все! Ну или, во всяком случае, процентов девяносто закупщиков, так же, как и я сейчас, получают от тебя такие же конвертики. Ты знаешь, я бы назвал наш цех, наше сообщество закупщиков «Клубом Любителей Белых Конвертов», сокращенно КЛБК, а для конспирации КОЛОБОК. Все мы, закупщики, вот такие вот «колобки». От бабушки ушли, от дедушки ушли и к тебе пришли за денежками! Дай нам конвертик, дядя Влад!

– Ладно, не паясничай… Договорились.

– Тогда присылай мне письмо с официальным обоснованием повышения цен прямо завтра, и я все одобрю.

– А Лариса твоя не должна это письмо подписать разве?

– Оно как раз для нее.

Влад усмехнулся, жестом подозвал официантку в красном кимоно, попросил ее принести счет. Закурил, выпустил несколько колечек дыма вверх и вдруг рассмеялся.

– Ты чего хохочешь?

– Знаешь, Герман, всегда находится кто-то, кто за все платит. И за эти четыре процента и вообще за все откаты. Народ за все и платит. Все откаты ложатся на плечи рядового потребителя. Получается, что ты должен всему народу!

– Да отвали ты, демагог хренов. Поживи на семьсот долларов в месяц, тогда говори про народ.

– Так живут! Тот же народ и живет! И не на семьсот живет! А на гораздо меньше! В деревнях, вон, вообще люди на натуральное хозяйство перешли: там деньги – это такая редкость, что деревенские друг другу рассказывают, как пятьсот рублей выглядят, а кто видел тысячную купюру, тот на завалинке в авторитете!

– А зачем мне равняться на того, кто на завалинке сидит? Знаешь поговорку: «Не учился, так ворочай, в жопу ебаный рабочий!»? И не надо тут уравниловкой заниматься. Я, видишь ли, выпускник МГУ, а не слесарь Метростроя.

– Надо же! Какая классовая ненависть! А у самого небось дедушка первые колхозы создавал?

– Да не без этого. Только заметь, что он их создавал, но сам колхозником не был и за трудодни в виде палочек не работал!

– Знаешь, ты мне чем-то напоминаешь американца.

– Кого? Это еще почему?

– А у них с молоком матери всасывается на всю их долбаную жизнь, что они – не больше и не меньше как повелители этого мира. Высшая нация на земле. Они в этом от фашистов мало чем отличаются: новые арийцы, заигравшиеся в демократию. Причем их демократия, на мой взгляд, мало чем отличается от доктрины национал-социализма, выраженной в агитках Геббельса наподобие той, где: «Честными и порядочными мы должны быть только по отношению к самим себе». Страна фашиствующих лицемеров, неоправданно считающих себя единственными, кто вправе вершить суд над целыми народами. Вот и ты мне чем-то напоминаешь такого же новоиспеченного арийца. Чего ради ты считаешь, что слесарь Метростроя хуже, чем ты сам? Тем лишь, что у него нет денег на кокаин и стресс он снимает с помощью бутылки водки за шестьдесят рублей, а не коньяком выдержки XO?

– Хотя бы!

– Нет уж, дорогой мой Гера! Никогда не суди о людях свысока, тем более рассуждая с позиции своего достатка. Деньги – не предмет. Воду нельзя назвать предметом: утекла сквозь пальцы, и все. И стал ты таким же, как все те, кого ты презирал.

– Влад, ты просто какой-то Савонарола – безумный проповедник, которого в конце концов сожгли за то, что он чересчур много говорил о том очевидном, с чем никто не хотел мириться.

– Так ты согласен со мной? Не надо столь пренебрежительно отзываться о людях. Это лишь множит всеобщую ненависть. Главный капитал – это умение сплачивать людей вокруг себя. Тот, кто этим умением владеет, никогда не станет прозябать в бедности.

– Хочешь, чтобы я сколотил вокруг себя секту последователей? И чему же я стану учить? «Откатничайте и наживайтесь – и будет вам счастье, братья и сестры»? Люди неравны между собой изначально. И это нормально. Пусть слесарь живет в пятиэтажке с видом на свалку, а я буду жить в пентхаусе.

– Живи! Никто тебе не запрещает же. Просто мысли свои о неравенстве держи при себе и вслух их никогда не высказывай. Слова, видишь ли, материальны, и в особенности плохие. Почва у тебя под ногами зыбкая. По сути – это даже и не почва, а болотная трясина. Если ты не тонешь прямо сейчас, то, значит, стоишь на кочке, но тебе необходимо двигаться дальше. Перепрыгивать с кочки на кочку, чтобы в конце концов когда-нибудь ощутить под ногами твердую землю. А при прыжках с кочки на кочку нужно внимательно глядеть вниз, не то можно промахнуться. Твоя же голова гордо задрана вверх, а задача у тебя – не утонуть.

– Признаться, Влад, ты меня загрузил под самый чердак. Даже и не знаю, что тебе ответить. А как же живут всякие там олигархи, политики, светские бездельники?

– Ты имеешь в виду нашу страну? Наших олигархов, наших политиков и наших светских бездельников?

– Ну, в общем-то, да. А разве они чем-то отличаются от остальных?

– Не готов говорить о различиях, но думаю, что дается тем и не забирается обратно лишь у тех, кто не думает о слесаре Метростроя как о полном говне.

– Да я думаю, что они вообще о нем не думают, если честно.

– Ты ошибаешься. Олигарху нужен этот слесарь, он на него работает. Политику он нужен, он за него голосует, а светские бездельники вообще не проживут без него, так как им не перед кем станет пиариться. И все они, заметь, все зависят от него. А если огульно называть народ «стадом» или «быдлом», то это самое «стадо» может и затоптать, чего доброго!

Влад откинулся назад так, что передние ножки стула повисли в воздухе, скрестил руки на груди и внимательно поглядел на казавшегося озадаченным Германа. Вдруг он неожиданно расхохотался:

– Да ладно, ладно. Шучу я. А вот и счет принесли. Ну что, по домам, как говорится?

– Да, пожалуй. Не очень я верю в то, что ты пошутил, но если ты затеял весь этот разговор для получения моральной компенсации за прибавку в два процента, то ты редкостный засранец.

– Не передергивай. Ладно, давай, до встречи.