Читать книгу Призрачный сфинкс - Алексей Корепанов - Страница 9

Доктор Самопалов вышел из больничной палаты и, держа руки в карманах халата, неторопливо направился дальше по коридору. Это не был обход с обычной свитой – просто доктор считал целесообразным общаться с пациентами не только в своем кабинете, но и по «месту жительства» больных, и порой такие беседы давали кое-какие результаты. Не в том, конечно же, смысле, что обнаруживались какие-то неизвестные ранее пути к выздоровлению, а в смысле лучшего понимания.

Хотя в клинику попадали люди самые разные, поведение и «пунктики» большинства из них укладывались, в основном, в рамки давно иэученных стереотипов; тем отчетливее выделялись на общем фоне личности в некотором роде уникальные. [2]. Доктор Самопалов хорошо помнил больного по фамилии Яковенко – тот лечился в клинике лет десять назад, а выписавшись, куда-то уехал из города. Обладая интеллектом имбецила, он в свои девятнадцать лет почти не умел читать и писать, несмотря на все усилия родителей. Однако у него была одна замечательная способность: стоило назвать ему любую дату за последние сто лет или дату на сотню лет вперед, как он почти мгновенно отвечал, ни разу не ошибаясь, какой это был или будет день недели. Механическим голосом, подобно роботу, Яковенко повторял вопрос и тут же выдавал ответ. Доктор Самопалов долго бился, пытаясь установить систему такого бессознательного счета, и, наконец, докопался до истины. Оказалось, что у Яковенко при сосредоточении на дате возникает в сознании определенный цвет – а всего их семь, и цвета эти в точности соответствует последовательности цветов спектра: от красного – воскресенья до фиолетового – субботы, хотя сам Яковенко даже не знал такого слова – «спектр»…

Другой пациент, месяц назад занявший одну из коек в пятой палате, накануне госпитализации пережил серию вспышек агрессивности, но постепенно его состояние стабилизировалось. Выяснилось, что память у него недостаточна и словарный запас ограничивается всего лишь тремя десятками слов. Но выяснилось и другое: до того, как угодить в больницу, он каждый день выходил к дороге, всегда в одном и том же месте, неподалеку от своего дома, и с поразительной быстротой часами бормотал номера проезжающих мимо автомобилей. Как убедился доктор Самопалов, пациент помнил номера тысяч грузовиков, автобусов и легковушек…

Вот уже три года не покидал больницу страдающий шизофренией тридцатисемилетний Долгушин. Он почти постоянно жевал мандариновые корки – эти фрукты приносила ему мать, – уверяя доктора Самопалова в том, что во рту у него, Долгушина, живет молодая клетка, которая может оплодотворять его мозг, давая новые идеи. Женщину, – как он говорил, – нужно рассматривать и запускать только как торпеду познавательного характера, чтобы узнать и познать то, что невозможно без наблюдательного синтеза. «Мандарин содержит ман-далу, дарящую инь, нейтрализующую ман-мужчину».

Самым удивительным для доктора Самопалова была даже не замысловатость суждений, а то, что шизофреническая, вне всякого сомнения, идея Долгушина, никогда не имевшего никакого отношения к науке вообще и к медицине в частности, вполне соответствовала новому направлению в психиатрии – эмбриональной тканевой терапии, направленной на лечение болезни Паркинсона, Альцгеймера и обширных мозговых дефектов…

Совсем недавно покинул больницу студент медицинского университета – и доктор Самопалов не взялся бы утверждать, что этот парень вновь не попадет к нему в отделение. Студент испытывал очень странные ощущения. Он чувствовал, как автомобили (в основном, легковые иномарки), проезжая мимо него, забирают с собой его руку или ногу; в этом случае нужно было прикоснуться к «отобранной» конечности, и тогда она возвращалась на место. Выходя из троллейбуса, он «забывал себя» и ему приходилось вновь вскакивать в тот же троллейбус, чтобы себя вернуть; для этого необходимо было взглянуть на то место, где он только что сидел. Как-то раз, побывав вместе с другими студентами в морге, он забыл свой взгляд в мозгу мертвеца, которого при них вскрывал патологоанатом. Вечером студент вернулся и, используя различные ухищрения, договорился с охранником и вошел в морг, чтобы «забрать свой взгляд обратно». Уже выходя из временного пристанища покойников, он почувствовал прилипание головы к дверной притолоке и взглянул на нее, чтобы «забрать голову». Этот студент избегал смотреть на других, так как его взгляд «оставался в их глазах» – и с доктором Самопаловым он всегда беседовал, низко опустив голову и уставившись в пол…

Еще один пациент, бывший милиционер, был убежден в том, что кто-то превратил его в автомобиль. Громко портя воздух, он заявлял, что это «выхлоп газа от сгорания солярки»; в животе у него «урчал кардан», в сердце работала «камера сгорания», а в голове находился «пульт управления»…

А в палате номер семь вместе с Демиургом-Ковалевым проходил очередной курс лечения сорокатрехлетний грузчик Левченко. В свое время он смог осилить в школе только пять классов… При каждом общении с доктором Самопаловым Левченко уверял психиатра в том, что у всех людей, как и у него, Левченко, в теле находятся несколько компьютеров, управляющих движением молекул. Уже очень давно, еще до фильма о роботе-полицейском, он ощущал странные признаки автоматической активности в позвоночнике. Станции компьютеров, говорил он, вживлены в позвоночник, солнечное сплетение, мозг, и с помощью набора команд превращают тело в «зомби». Левченко двигался как робот, поясняя такую неестественную манеру командами процессора в животе. Мозг связан с Луной, растолковывал он доктору Самопалову, а спинной мозг – со звездами. Иногда перед глазами у него возникал мужской торс с прицелом и звездой, на котором он и фиксировал свое внимание…

Из года в год общаясь со своими старыми и новыми пациентами, доктор Самопалов обретал все большую уверенность в том, что человеку вовсе не нужны иные дальние миры в Туманности Андромеды, а нужно человеку погрузиться в глубины своей сущности и все-таки понять, наконец: а что же такое он есть? Ведь мало просто сказать: «Се – человек», нужно узнать ЧТО есть человек.

Доктор Самопалов потратил на поиски ответа на этот вопрос больше четверти века, но отчетливо осознавал, что сделал только первые шаги по длинной дороге, и дойти до конца просто не успеет – не хватит жизни…

Заглянув в окошко с толстым стеклом, прорезанное в двери палаты, Виктор Павлович увидел, что Левченко занимается медленными приседаниями в проходе между кроватями – это было его обычное занятие, когда «программа допускала ошибку и временно закрывалась»; приседания, по утверждению Левченко, помогали ему «аккумулировать энергию», и заниматься этой процедурой он мог больше часа, не реагируя ни на какие внешние раздражители. Ковалев умостился на узком подоконнике и, обхватив колени руками, смотрел в окно, едва заметно покачиваясь вперед и назад. Палата была рассчитана на четверых, но два места еще ждали пациентов, быть может, пока и не подозревавших о том, что не сегодня-завтра они окажутся соседями Левченко и Ковалева.

Доктор Самопалов вставил в отверстие съемную дверную ручку, сделав знак дежурившему в коридоре санитару оставаться на месте. Войдя в палату, он, как всегда, громко поздоровался, хотя знал, что ему не ответят, и, пройдя мимо «заряжающегося» с каменным лицом экс-грузчика – у того похрустывали колени, – остановился возле Ковалева, который продолжал смотреть в окно.

– Как дела, Демиург?

Ковалев перестал раскачиваться и повернулся к доктору. Взгляд у него был какой-то отстраненно-полусонный, словно в мыслях своих находился Демиург очень далеко отсюда.

– Вы насчет «Арго» справки не наводили, Виктор Палыч? – вопросом на вопрос тихим голосом ответил он.

– Вам там удобно? – Доктор Самопалов сделал шаг назад и опустился на стул у кровати. – Может быть, сядете сюда? – он кивнул на стоящий у соседней кровати такой же стул с привинченными к полу ножками.

В глазах Ковалева что-то мелькнуло – и тут же угасло. Он помолчал несколько секунд, а потом вновь поинтересовался:

– Так как же насчет «Арго», Виктор Палыч? Это же так просто: заходите в Интернет, набираете слово «Арго», и курсором – «найти». Только и всего.

– Хорошо, я посмотрю, – пообещал доктор Самопалов. – Но почему вы решили, что там должны быть люди? Согласитесь, если бы там были космонавты, весь мир знал бы об этом. Все-таки событие неординарное.

– У американцев есть все основания хранить это в секрете, – убежденно сказал Ковалев. – Они же там сокровища древних марсиан выкапывают.

Доктор Самопалов некоторое время поигрывал дверной ручкой, глядя в сторону, а потом спросил:

– Так вы считаете, что марсиане все-таки существовали?

Ковалев расцепил пальцы, развернулся и, опустив ноги с подоконника на пол, оказался в полусидячем положении.

– Я сегодня проснулся рано утром, – сообщил он, чуть подавшись к доктору Самопалову, – а потом опять уснул. И мне всякое такое приснилось…

– Что именно?

– Так, вообще… А знаете, Виктор Палыч, у меня тут возникла одна мысль. Если будильник разбудил вас июльским утром, в восемь, а за окном почему-то все еще темно – не спешите пенять на будильник: возможно, вы просто умудрились проспать конец света.

– Это вы сами придумали, Игорь Владимирович?

Ковалев поднял палец:

– Я Демиург, Виктор Палыч, Де-ми-ург. Я не знаю, откуда все это… – он запнулся, провел рукой по волосам, рассеянно посмотрел на поглощенного своим монотонным занятием Левченко. – Знаете, как древние египтяне называли Марс?

– Нет. Я, собственно, много чего не знаю.

– И я тоже не знал, а вот теперь… Точно такое же имя носил и Сфинкс. Тот, который возле египетских пирамид.

– И какое же имя?

– Горахти, то есть «Гор на горизонте». И Марс, и Сфинкс считались проявлениями Гора – сына звездных богов Исиды и Осириса. И еще я теперь, оказывается, знаю, что иногда Марс называли «Гор Дшр», или.

«Гор Красный», а Сфинкса долгое время, в древности, красили красным цветом. И это еще не все, Виктор Палыч. Именем «Горахти» называлось и созвездие Льва. Имя «Гор» в более ранний период произносилось как «Геру» – это означает «лицо». Тут есть какая-то связь с «Лицом» на Марсе, с Марсианским Сфинксом. – Ковалев замолчал и начал рассеянно рассматривать собственные ноги в домашних тапочках.

– Это вы сами так решили или где-то читали? – поинтересовался доктор Самопалов.

– Не знаю, – Ковалев еле заметно пожал плечами и добавил: – Да нет, не читал. Я такими вещами не интересуюсь. Вот если бы железки… А вы знаете, Виктор Палыч, – он взглянул на доктора, – что Каир получил свое название от арабов?

– И этого я не знаю. У меня тоже несколько другая специализация. – «Ты, милый, компьютерными железками интересуешься, а я чужими мозгами», – подумал доктор Самопалов. – А почему вы вспомнили о Каире? Из-за Сфинкса?

– Некрополь Гизы находится на южной окраине Каира. Арабы назвали этот город «Эль Кахира», то есть «Марс». И египетский Сфинкс – тоже Марс. Планета Марс проходит через созвездие Льва. Сфинкса красили в красный цвет, и Марс красного цвета. Сфинкс – это гибрид, существо с человеческой головой и телом льва. А в древних индийских мифах, между прочим, планета Марс называлась «Нр-Симхе», то есть «Человек-Лев». Сплошные зацепки, Виктор Палыч. Словно какой-то единый механизм…

Доктор Самопалов в который уже раз подумал об Интернете. Могут ли обрывки сведений, воспринимаемых, скорее всего, чисто механически, бессознательно, в процессе блуждание по разным сайтам в поисках нужной информации, отложиться в мозгу и образовать целые цепочки? Безусловно. Но зачем Ковалеву забираться на эти сайты, если его интересы лежат совсем в иной плоскости?

– Откуда у вас все эти сведения? – спросил доктор Самопалов. – Из Интернета?

Ковалев вновь слабо пожал плечами:

– Не знаю, Виктор Палыч. Просто что-то вдруг проявилось в голове. Как фотопленка.

Доктор Самопалов периодически читал ростовскую газету «Перекресток Кентавра». Довольно интересная была газета, хотя авторы статей зачастую увлекались неожиданными, но необоснованными выводами. Феномен Ковалева газета объяснила бы в два счета подключением его сознания – преднамеренным или спонтанным – к гипотетическому единому информационному полю Вселенной. Оттуда и скачивалась самая разнообразная информация.

Но, во-первых, поле было гипотетическим, если не сказать фантастическим, а, во-вторых, почему скачивалась именно эта информация? Почему Ковалев зациклился именно на Марсе и египетском Сфинксе? Никаких точек пересечения с Черным графом и Екатериной Медичи как будто бы не наблюдалось… но в таких случаях самое главное – это глубинные течения, до которых попробуй-ка донырни… В общем, добраться до истины очень трудно, а чаще всего – просто невозможно.

– Почему вас интересует именно Марс и Египет? – спросил доктор Самопалов, предполагая уже, что именно услышит в ответ. Но такой вопрос он просто обязан был задать.

– Меня абсолютно не интересуют ни Марс, ни Египет. – Ковалев поерзал, поудобнее пристраиваясь к подоконнику. – Меня интересует компьютерная техника. Хотя, конечно, не только она, я же не фанат какой-нибудь. Просто у меня есть информация, а с кем же мне поделиться ею, как не с вами, Виктор Палыч? Этот, – Ковалев кивком показал на неутомимо приседающего Левченко, – меня вообще не слушает и не слышит… да и разве вообще кто-то слушает другого? Каждый слышит только себя, Виктор Палыч… И волей-неволей превращаешься в черную дыру – все в себе и ничего наружу…

«В чем-то он прав, – подумал доктор Самопалов. – С общением сейчас действительно туговато… и не только сейчас. Социум как сообщество изолированных друг от друга индивидов. Пережим, конечно, но тенденция достаточно давняя и заметная…»

Ковалев слегка усмехнулся:

– Понимаю прекрасно, что выслушиваете вы меня, Виктор Палыч, только потому, что это ваша работа. Беседуете, до причин хотите докопаться, до истоков. Только бесполезное это занятие. Еще один лик пустоты. Ну, изучите, докопаетесь – а зачем? Легкое дуновение, рябь на поверхности – и вот уже все исчезло. Вселенная наша исчезла – и проявился какой-то новый лик. На очередное мгновение. Помните? «Слово было у Бога»… Бог – это и есть пустота, а Слово – символ, код, созидающий Вселенную. Узнай я или вы этот код, и тоже сотворили бы новый мир. Впрочем, можно и безо всякого Слова, – Ковалев искоса взглянул на врача и тут же вновь перевел взгляд себе под ноги. – А миры эти – как матрешки, один в другом… Наш Создатель просто снится какому-то более высокому Создателю, тот – следующему, и так до бесконечности… Иллюзии, сны… Если копать и копать вглубь, получишь в результате все ту же пустоту…

– А вы не допускаете, что ваши убеждения могут быть ошибочными? – не удержался доктор Самопалов.

Ковалев хмыкнул, и его полурассеянный взгляд на мгновение стал пронзительным.

– Демиурги не ошибаются, Виктор Палыч. А если и ошибаются, то их ошибки становятся истиной, потому что это ошибки демиургов. Вы все-таки разузнайте насчет «Арго». Они могут полезть внутрь Сфинкса, а вы ведь видите, как тут все переплетено: Египет, Марс, Сфинксы… Таких случайных совпадений, пожалуй, не бывает, тут взаимосвязь.

– Вы считаете, что Древний Египет каким-то образом связан с Марсом?

– Или Марс с Древним Египтом. Они могут полезть внутрь Сфинкса и найти приключения на свою… голову. Потом полетят другие – и тоже полезут. И создадут себе массу проблем. Вы ведь слышали о «проклятии фараонов»?

Доктор Самопалов кивнул:

– Думаю, об этом все слышали, как и о Бермудском треугольнике или снежном человеке. А что, на Марсианского Сфинкса оно тоже распространяется?

Ковалев в очередной раз поднял голову и, рассеянно глядя мимо врача, начал говорить тусклым монотонным голосом, не делая пауз между фразами; слушая его, доктор Самопалов подумал о том, что Ковалев напоминает ретранслятор – принимает откуда-то информацию и просто озвучивает ее.

– Духи прошлого витают в долине мертвых. В средневековых арабских хрониках есть описания магических «стражей пирамид». Одну из гробниц охраняла статуя, во лбу которой был спрятан змей, нападавший на всякого, кто приближался; другую пирамиду сторожил колосс, вырезанный из черного и белого оникса, с позолоченной головой и копьем в руке. Стоило появиться непрошеному пришельцу, как статуя издавала глухой звук – и приблизившийся к пирамиде падал замертво. Третью пирамиду охранял каменный страж, обладавший такой силой, что он сбивал с ног и убивал любого пришельца. Пирамиды также охраняли духи. Был некий «владыка кладбищ», он являлся то в виде юноши с длинными зубами и пожелтевшей кожей, то в виде обнаженной женщины; своей призрачной красотой она завлекала грабителей, а потом насылала на них губительные чары. Видели «духа пирамид» и в образе старца, которой бродил вокруг гробниц, размахивая сосудом с огнем. Духи прошлого витают в долине мертвых… Духи прошлого витают в долине мертвых… – голос Ковалева становился все слабее и слабее. – Духи прошлого витают…

Ковалев застыл, ссутулившись и прижав к животу сложенные руки. Его монолог казался речью автомата, неустанно твердящего свое «ждите ответа… ждите ответа…» И видеть эту сцену неподготовленному человеку было бы, возможно, так же жутко, как встретиться со «стражами пирамид». Доктору Самопалову невольно вспомнилась фраза из прочитанных им не так давно записных книжек Чехова: «Зачем Гамлету было хлопотать о видениях после смерти, когда самое жизнь посещают видения пострашнее?!»

Впрочем, для него, врача с более чем двадцатилетним стажем, эти видения были вполне привычны – со слов пациентов.

– Вы думаете, у Марсианского Сфинкса тоже есть стражи? – доктор Самопалов задал этот вопрос исключительно для того, чтобы вывести Ковалева из оцепенения.

– Я не знаю, Виктор Палыч, я ничего не знаю, – безжизненно и не сразу отозвался Ковалев. – Что-то внутри меня, в глубине, – он прикоснулся рукой к виску и тут же безвольно уронил ее. – И все это вовсе не случайно… Хотя… все равно и это – тоже пустота. Маска. Вся Вселенная – это маска, и у каждой вещи тоже есть своя маска. Можно создавать новые маски – например, Черную Маску Смерти.

– Понятно, Игорь Владимирович, – доктор Самопалов оглянулся на неутомимого Левченко и поднялся со стула. – Постарайтесь думать о чем-нибудь кроме Марса, масок и пустоты. Свет же на них клином не сошелся.

Психиатр, конечно же, знал, что пациент вряд ли последует его совету – больной просто не в силах перебороть свою иную сущность, руководящую и управляющую им из запредельной глубины, практически не поддающейся, в большинстве случаев, детальному зондированию. Но ведь бывало и такое, что вовремя сказанное нужное слово врача включало некий механизм защиты, блокирующий эту внутреннюю сущность – правда, чаще всего, только на время. Однако были же, были и случаи полного и необратимого возрождения! Главное – использовать любую возможность, перебрать все ключи, которые могли бы открыть дверь в потайное убежище иной сущности…

– Я постараюсь, – Ковалев отрешенно кивнул и обхватил себя руками за плечи. – Вот, пожалуйста, это уже не о Марсе. Знаете казармы на Ковалевке, напротив парка, где раньше ракетчики располагались?

– Знаю. Теперь там спецчасть, «дубль бэ».

– Вот-вот, «борьба с бандитизмом». У них на днях трое бойцов пропали, прямо на задании.

– Что значит «пропали»?

– Именно пропали, словно испарились. Бесследно. Были – и исчезли, как сквозь землю…

– И что? – спросил доктор Самопалов и подумал: «Очередной вираж… Куда-то занесет?..»

– Да ничего. Вы посоветовали не думать о Марсе, вот я и… Хотя Марсианский Сфинкс, возможно, к этому и причастен – как генератор иллюзий. Вот ведь какая штука получается, Виктор Палыч: хоть и сам иллюзия, но при этом порождает другие иллюзии. Это все равно как если бы мираж создавал другие миражи.

Ковалев коротко вздохнул, потеребил рукав футболки и вдруг съехал вниз и сел на корточки, опираясь спиной о деревянную полированную плиту, закрывающую расположенную под подоконником батарею парового отопления.

– Ладно, не буду, – сказал он, блуждая взглядом по палате. – Я же у вас не один… душевнобольной. Хотя и не в душе здесь дело… Я думал об этом, еще тогда, двенадцать лет назад… Просто мир поворачивается другой гранью. Тоже иллюзорной – но другой. Как бы мир с черного хода.

– Это как же?

– Да я и сам толком объяснить не могу. Просто такое у меня ощущение. Вроде все то же самое, что и в обычном мире, все на своих местах… только вместо черного белое, а вместо белого черное… как негатив… И тени в другую сторону, и… нет, словами это не передать, это чувствовать надо. Не знаю, с чем и сравнить, – Ковалев опять потеребил рукав футболки. – Ну, скажем, пример из школьной программы: Евгений Онегин. Там, в мире с черного хода, он совсем другой… то есть, он тот же Онегин, но как бы с изнанки, что ли… Отпетый негодяй. Когда Татьяна призналась ему в любви, просто, ну… поимел ее, а потом бросил, беременную, и приударил за Ольгой… И Ленского специально спровоцировал на дуэль, чтобы быть свободным в своих домогательствах. Это я просто для примера, но принцип именно такой. Те же люди и вещи – но как бы с другой стороны… Хотя и пушкинский Онегин, и тот Онегин с черного хода – все те же иллюзии, только разные… В общем, я себе это представляю, а выразить точно – не могу. Просто чувствую… Загружаю я вас, Виктор Палыч?

– Меня такие загрузы не грузят, – скупо улыбнулся в ответ доктор Самопалов. – Это моя работа.

– Я ведь понимаю, что вы меня больным считаете. Только я не болен. Болезни – тоже иллюзия, да и не может болеть тот, кого на самом деле не существует. Я уже по Губанычу соскучился… Тоже иллюзия, но приятная, – Ковалев вздохнул и как-то обмяк. – Устал я, Виктор Палыч, и думать уже ни о чем не хочу, а не думать не могу…

– Все будет хорошо, – заверил пациента доктор Самопалов, искренне желая, чтобы так оно и случилось; Ковалев не выглядел безнадежным, и мог рассчитывать на возвращение к нормальной жизни. Хотя дать гарантию, что рецидивы не возникнут, Самопалов не решился бы. – Идите, полежите, я распоряжусь насчет инъекции. Вам помочь?

Врач поднялся со стула и подошел к Ковалеву, но тот покачал головой:

– Не надо, все в порядке. Я сам.

Доктор Самопалов молча кивнул, потом изучающим взглядом посмотрел на Левченко – тот по-прежнему продолжал свое однообразное занятие – и, спрятав руки в карманы халата, направился к двери.

– В следующий раз я расскажу вам о сирруше, Виктор Палыч, – вслед ему сказал Ковалев.

– Хорошо, я послушаю.

Доктор Самопалов понятия не имел, что имеет в виду пациент.

Когда дверь за врачом закрылась, Демиург-Ковалев медленно поднялся и, потирая рукой висок, неуверенными шагами добрался до своей кровати. Соседа по палате он, казалось, вовсе не замечал.

– Как все переплелось… – пробормотал он, сел на кровать и сунул руку под подушку. И достал оттуда мягко блестящую желтую квадратную плитку.

Некоторое время Ковалев пристально рассматривал черный силуэт странного зверя со змеиным хвостом и длинным раздвоенным языком, а потом еле слышно повторил:

– Как все переплелось… И придут другие из небесных высот, и будут забирать сокровища, вторгаться в святыни и осквернять гробницы… Забирать сокровища…