Читать книгу Стройотряд - Алексей Макаров - Страница 4

Окончен первый курс. У Леньки это был первый отпуск. У всех его однокашников отпуск составлял один месяц, а у него – два.

Это получилось из-за того, что он летнюю практику отработал зимой, а однокашники отрабатывали ее сейчас, летом.

Причиной этому было не то, что Ленька являлся трудоголиком и без работы жить не мог, а в более простом.

Папа, узнав, что Ленька хочет приехать в отпуск зимой, обратился к его сознательности.

Он объяснил ему, что дома с деньгами было напряженно. Работал он один, мама постоянно болела и на всех папиной зарплаты едва хватало, и он попросил Леньку домой зимой не приезжать. Уж очень дорого было из Мурманска лететь на Дальний Восток. Зато летом он пообещал ему устроить отличный отдых в тайге.

Ленька с папой был полностью согласен и остался на зимних каникулах в училище.

Он до сих пор помнил незабываемые дни, которые он провел в тайге после девятого класса и ему, в глубине души, хотелось их повторить. Поэтому он и решил, что в течение зимних каникул отработает практику, а летом лишний месяц побудет дома, среди друзей, да еще, вдобавок, и в тайге.

Во время первого семестра им преподавали «Технологию металлов», так что зимняя практика должна была закрепить знания, полученные на лекциях, с применением их на деле. Практика проходила в механических мастерских училища, где было несколько токарных, фрезерных и строгальных станков.

Работа на станках Леньке очень понравилась. Он с удовольствием по несколько часов в день работал на различных станках, таким образом, получая первоначальные знания и опыт судового механика.

К сожалению, практика продолжалась всего две недели, которые быстро прошли и началась прежняя учеба.

Особых трудностей она у Леньки не вызывала. Ему было все интересно.

Новые предметы, как начертательная геометрия, технология металлов давали ему азы понимания той профессии, которую он выбрал себе на всю жизнь.

А математика, физика и химия по-новому раскрывали свои тайны. Все было интересно. Ленька не пожалел, что выбрал именно этот факультет. Тут было что-то особенное, его. То, что он мог понять, потрогать и применить на деле все, чему его обучали.

Пока с мазутой и грязью, как в ЛВИМУ рассказывал ему один курсант, он еще не встретился, но запах горячего масла и металла, исходящего от стружки, ему очень понравился.

В течение последнего семестра их несколько раз водили в порт, где они разгружали пришедшие с промысла траулеры и сухогрузы.

В трюмах, конечно, воняло рыбой, и работа там была тяжелая. Он всегда знал, что работа рыбаков – это постоянный изнурительный труд, поэтому эти запахи и надрывная работа в трюмах, как грузчика, его не пугала.

Его тянуло к себе машинное отделение, в котором молча стояли главные двигатели и громко тарахтели дизель генераторы. Особая атмосфера машинных отделений как-то непроизвольно притягивала его и будоражила воображение. Особое уважение вызывали неразговорчивые механики, которые на стоянках все время что-то делали и ремонтировали. Вот сейчас он воочию и увидел, что такое мазут, который капает с ушей у этих механиков, их грязные, промасленные комбинезоны и озабоченные лица.

Механики как-то не особенно посвящали незнакомых пацанов в свои тайны и постоянно отмахивались от их назойливых вопросов.

Чувствовалось, что эти мужики свое дело знали и любили, чем вызывали некоторую зависть у Леньки. Ему самому, как-то непроизвольно, тоже захотелось быть похожим на них.

А еще много времени он уделял спорту.

Бокс он не бросал, несмотря на то, что тот отнимал у него много сил и времени. Условия жизни в училище и в самом деле позволяли заниматься им с полной отдачей.

Тренировки проходили по четыре раза в неделю, а перед соревнованиями и ежедневно.

Во всех соревнования, в которых участвовал Ленька, он занимал призовые места.

Учёба давалась легко, а занятия спортом дисциплинировали его отношение к учебе. Леньке было очень приятно, когда за свой правильный ответ он получал отличную оценку, за победу – очередную награду и это даже щекотало его самолюбие.

Его пьянила красота бега во время тренировок, радость победы. Он мог пробежать до десяти километров в быстром темпе, с рывками и не устать.

Во время бега, будь то осенью во время дождя или снежной зимой при минусовой температуре, он всегда думал о том, как ему преодолеть эти временные трудности и победить.

И вот таким героем он и заявился в провинциальный городок под названием Свободный, где в прошлом году закончил школу.

Конечно, хотелось всем друзьям и знакомым рассказать, как он добился таких результатов в учёбе и спорте. Но его друзьям, так называемым друзьям, это было всё безразлично. Здесь была абсолютно другая атмосфера. Это были совсем другие люди, от которых он отвык за последний год. Это был совсем другой город со своими устоявшимися нравами и привычками. И все Ленькины друзья смотрели на него, как на разноцветного попугая. Их интересовало только одно в общении с Ленькой. Это то, что у него были деньги, и они с помощью их могли хорошенько погулять.

В их понимании погулять это было – взять пару бутылок дешёвого вина и сигарет. В парке всё это выпить и, хмельными и бесшабашными, заявиться на танцплощадку.

Иногда там случались и драки. Леньке, с его навыками бокса, не доставляло труда положить несколько соперников их предполагаемых девчонок. Чем он и снискал себе дешёвую славу у своих дружбанов и этих размалеванных красавиц.

Но разве он понимал тогда, что всё это лишь туман эйфории от вседоступности, вызванной алкоголем и табаком.

Покрасоваться перед местными красотками в небольшом подпитии и с сигаретой в руке! Да это же был верх мечтаний каждого местного пацана! Девчонки на такого «героя» обращали внимание. А он, такой гордый, такой удачливый и непобедимый выставлялся перед ними. Ему все реки – по колено. Матерки с язык срываются пополам с обычной речью, и «герою» – всё фиолетово. Какую-нибудь из этих красоток в таком состоянии можно было взять за плечики и увлечь в кусты обжиматься – целоваться. Ну – просто герой! Да и только.

Только вот Ленькиной маме надоело, что её сынок, умница, чемпион, отличник, где-то шляется по ночам и приходит полупьяный домой под утро. Она мечтала о том, что, когда он приедет, она с ним поговорит о новых книгах, фильмах, о его жизни, обсудит свои беды и заботы. И он, такой сильный и красивый сможет все это с ней обсудить и понять ее. Она так радовалась его успехам, которые он описывал в письмах, и хотела, чтобы в его жизни их было как можно больше. А тут вот такое…. Она пыталась что-то сказать, что-то изменить в поведении сына, а в ответ получала только одни огрызания, и терпенье ее, в конце концов, лопнуло.

В то утро, когда Ленька еще спал, после ночного возвращения домой, она попыталась с ним поговорить.

Он подошла к храпящему и излучающему миазмы алкоголя сыночку и попыталась разбудить его.

– Лёня, – она осторожно дотронулась до его плеча. – Проснись, сынок, нам надо поговорить, – ласково произнесла она.

Но в ответ на ее попытку поднять сына, тот только перевернулся на другой бок и, отмахнувшись от нее грубо выматерился.

Не ожидавшая такой реакции сына, мама стояла перед Ленькиной кроватью в растерянности.

Но тут, что-то обидное кольнуло ее в сердце. Как-то сразу в голове встала картина, когда ее пьяный отец в гневе гонялся за ней и матерью по дому.

Нет! Она не хотела, чтобы ее сын уподоблялся своему деду, которого и в глаза никогда не видел. Непроизвольно руки в гневе у нее сжались, и она начала стегать этого пьяного молокососа мокрым полотенцем, которое держала в руках.

Теперь перед ней был не ее сын. Теперь перед ней встали все обиды своего детства и от огромного нежелания, чтобы и с ее сыном не случилось то, что стало с ее отцом, она, сорвав с Леньки одеяло, со всей силой принялась хлестать его полотенцем.

– Ах ты, алкаш малолетний! – зло кричала мама. – Я тебе покажу, как мать посылать! Я тебя научу, как надо с матерью разговаривать! Ты у меня научишься, как вести себя в доме, где тебя кормят и поят. Ты узнаешь у меня, как с матерью надо обращаться! – громко выкрикивала она, вкладывая всю силу в каждый удар по зарвавшемуся нахалу.

От такой побудки Ленька с вытаращенными глазами моментально соскочил с кровати и забился в угол комнаты. Но, разбушевавшуюся маму было не так-то легко остановить. Она и там достала Леньку, с прежней силой охаживая его мокрым полотенцем.

Удары мокрого полотенца были не сильными. Боли они особой не причиняли Леньке, только каждое прикосновение мокрой материи обжигало кожу.

Все выходы из угла, куда его загнала мама, были перекрыты, и Ленька, от наносимых ударов, только закрывался обеими руками, но поняв, что маму так не остановить, он применил отработанный прием, с которым иногда выходил из угла ринга, куда загонял его противник.

Он резко пошел к маме навстречу и, обхватив ее обеими руками, перекрыл возможность наносить удары.

– Мам! Ты что? – прокричал он разъяренной женщине, чтобы как-то привести ее в чувство. – Не надо! Перестань! Объясни! Зачем! Почему?

Рыдающая мама попыталась вырваться из объятий сына, но не тут-то было. Он крепко держал ее обеими руками. Почувствовав, что сил бороться у нее больше нет, она еще больше разрыдалась и, в бессилии опустив руки, уронила голову Леньке на грудь.

– Зачем? Почему? А тогда скажи мне, почему ты пьянствуешь? – уже причитала она. – Зачем ты ходишь и бродишь где-то ночами? Тебе что? Дома плохо, что ли? Разве я не делаю все, чтобы ты почувствовал себя дома? Разве тебе здесь не рады? Почему ты стал такой черствый и жестокий? – она залилась горькими слезами.

А что мог ответить Ленька на ее слова? Она была во всем права. Он зарвался и обнаглел. Действительно, он кроме себя любимого, вокруг ничего не замечал и делал только то, что считал для себя необходимым.

Если раньше, перед отъездом на учебу, он помогал маме во всем по дому, следил за братьями, то теперь он и палец о палец не ударил по возвращению домой.

Проснувшись утром и поев, он даже не мыл за собой посуду, не говоря уже о том, чтобы убрать за собой постель и навести порядок в комнате.

На улице он почувствовал эйфорию вседозволенности и вседоступности, поэтому не имел никакого желания подчиняться домашним правилам. Ему так надоела годовая муштра в училище, поэтому он всеми способами старался избавиться от порядков и условностей, которые ограничивали его свободу.

Мама, поняв, что сын не выпустит ее из рук, подняла на него голову, и сдавленным от рыданий голосом тихо попросила:

– Отпусти меня. Мне же больно.

Ленька разжал руки и мама, сразу развернувшись, пошла из комнаты, но в дверях она остановилась, обернулась на сына и еще подсевшим от рыданий голосом, но уже твердо, произнесла:

– Вот сегодня папа приедет, я ему все расскажу. Пусть он решает, что с тобой делать. У меня сил, бороться с тобой, больше нет. И, поверь мне, я ему распишу все твои похождения.

У Леньки что-то сразу ёкнуло под ложечкой. Вот этого он хотел меньше всего.

Папа для Леньки был непререкаемым авторитетом. Он всегда слушался его советов, когда они часто с ним беседовали. Сейчас же, после года учебы, таких задушевных бесед еще не было. Ленька хотел обо всем поговорить с папой, но тот, за то время, как Ленька приехал, только одну ночь провел дома, а остальное время находился на севере области на многочисленных приисках. Он хотел поделиться мыслями и планами с папой, но у того просто не хватало времени, так он был занят работой.

И сегодня, когда папа должен был приехать, Ленька хотел поговорить с ним о многих проблемах, тревожащих его. Но он никак не мог представить себе, что их беседа начнется с разборов его похождений.

Нет, Ленька не боялся папы, но, когда он услышал обещание мамы, что она все расскажет папе, ему стало нестерпимо стыдно от того, что все папины надежды на своего сына провалились, и он не оправдал его доверия.

От того, что все его успехи и достижения, которых он добился за этот первый год учебы пойдут насмарку только из-за того, что он так нагло и нахально повел себя дома, а особенно перед мамой.

От стыда и таких переживаний он не знал, куда себя деть. Ему захотелось куда-то скрыться, провалиться. Поэтому, наскоро одевшись, он ушел в конец огорода и залез на бывший сеновал, где в свое время хранил сено для кроликов.

Там до сих пор было немного сена, на котором лежал старый матрас. Устроившись на нем, Ленька ждал возвращения папы и предстоящий нелегкий разговор, всячески выдумывая оправдания своему поведению.

Но от этих раздумий, в его голове только крутились невеселые мысли. И он все четче понимал, что полностью неправ и оправданий ему нет.

Вскоре он услышал, как в доме раздались веселые крики братьев, означавших, что они радуются приезду папы.

Ленька слез с сеновала и направился к дому.

Войдя в дом, он увидел стоящего в коридоре папу, которого с обеих сторон обнимали братья и маму, как-то рассеянно стоящую в стороне.

Папа окинул Леньку радостным взглядом:

– А, сынок! Здравствуй, родной! Иди, иди сюда, я тебя обниму, – протянул он руки к нему.

Но тот от этих слов только замешкался, и выражение радости на лице папы изменилось. Он в недоумении посмотрел на сына:

– Что случилось? – как-то настороженно произнес он и взглянул на маму.

– Случилось, – горестно выдохнула мама.

Ничего не понимая, папа стоял посередине коридора и смотрел то на маму, то на Леньку. Братья, увидев, что настроение папы изменилось, тоже отошли от него.

– Что случилось-то? – уже настороженно спросил папа, глядя маме в глаза.

Он всегда так беспокоился о ее здоровье, так оберегал ее от всяческих стрессов, что любое изменение в настроении мамы, его сильно огорчало. И для того, чтобы восстановить ее спокойствие, он предпринимал множество усилий, даже если это шло и во вред его здоровью.

Поэтому известие о том, что мама расстроена, его сразу вернуло из состояния эйфории и радости от встречи с семьей, к реальности.

Мама еще раз посмотрела с обидой на Леньку и, протянув папе руку, потянула его в спальню:

– Пойдем, я тебе все расскажу, – тихо произнесла она.

Когда дверь в спальне закрылась, то Ленька почувствовал себя самым несчастным человеком на свете.

– Что-то сейчас будет? – прокралась в его мозг трусливая мыслишка.

А того, что произойдет, пришлось ждать очень долго.

Порой, из-за двери спальни неслись то всхлипывания мамы, то папин раздраженный бас, то стояла тревожная тишина. Но вот, все громкие разговоры там утихли, и слышался только тихий рокочущий бас папы, который всегда влиял на маму, как успокаивающее средство.

Наконец дверь открылась, и папа прошел на кухню. Там послышался жалостный скрип стула, на который он сел и по дому разнесся запах папиросного дыма. Через некоторое время прозвучал рык, не предвещающий ничего хорошего:

– Леонид! Иди-ка сюда!

Ленька, как обгадившийся пес, на полусогнутых ногах просочился на кухню и встал у косяка двери, опасаясь пройти дальше.

Папа сидел за столом и, не глядя на вошедшего Леньку, курил. Докурив папиросу, он из-под густых бровей грозно взглянул на сына. Такой взгляд ничего хорошего не обещал.

Если бы это было лет десять назад, то Ленька был бы порот нещадно. Но с тех пор папа не прикасался к нему и пальцем, только при особых провинностях вел с ним разговоры один на один, не вмешивая туда маму.

Эти разговоры были похлеще, чем порка и надолго запоминались Леньке.

Вот и сейчас, он ждал, что с ним начнут душещипательную беседу и будут рассказывать ему, какой он нехороший и что надо будет ему сделать, чтобы загладить свою вину перед мамой.

Но ничего такого не произошло.

Папа еще раз уничтожающе посмотрел в сторону сына и чуть ли не прорычал:

– Все! Хватит издеваться над матерью! Я не верил, что мне рассказывали про тебя, думал, что наветы, а оказалось, что все – правда. И эта правда оказалась даже страшнее, чем я себе представлял, – он сделал паузу, а потом, усмехнувшись, таким же строгим голосом, но с издевкой продолжил. – Ты же у нас взрослый парень! Ты у нас все можешь! И девок по кустам обжимать и водку с дружками лакать и на мать наплевать. Поэтому я с тобой антимоний разводить больше не буду. Завтра же поедешь в тайгу!

Ленька в недоумении посмотрел на папу. Ведь он помнил папино обещание о рыбалке и охоте в тайга.

Но папа произнес то, что Ленька вообще не ожидал услышать.

– Нет, не отдыхать ты туда поедешь, как я тебе обещал, а поедешь работать. Нечего тебе прохлаждаться на маминых харчах. Нечего тебе трепать ее нервы! Поедешь и поработаешь там. Тайга тебя научит, как себя правильно вести. Там мужики тебя сразу поставят на место, – многозначительно глянул он на сына. – Узнаешь, почем фунт лиха. Как жить без папочкиной защиты.

Ленька в недоумении смотрел на папу. Что? С ним не будут разговаривать, и не будут наставлять на путь истинный? А вот так просто дадут пинка под зад и отфутболят его к черту на рога?

Закончив говорить, папа взял еще одну папиросу, закурил и, отвернувшись от Леньки, долго смотрел в окно, думая о чем-то своем.

А потом, резко повернувшись к беззвучно стоящему сыну, вынес вердикт:

– Хотел я отдохнуть сейчас, но не буду, а пойду на работу и, поверь мне, найду место, куда тебя засунуть, чтобы тебе там небо показалось с овчинку. Все! Иди!

Ленька, послушно развернувшись, направился к себе в комнату, когда услышал в след:

– Из дома ни шагу! А завтра утром, чтобы духу твоего тут не было, – вслед прогрохотал папин голос.

Через некоторое время папа собрался и ушел из дома.

Мама же из спальни не выходила до вечера, наверное, папа дал ей успокоительных таблеток, и она спала.

Вернулся папа поздно вечером. После того, как он разделся и, разбудив маму долго с ней разговаривал, он вошел к Леньке в комнату.

– Собирайся, – грозно пробасил он. – Завтра утром за тобой заедет шофер и отвезет тебя в аэропорт. Поедешь на Золотую Гору. Будешь там, в стройотряде, со студентами работать.

И не желая больше разговаривать с проштрафившимся сыном он, закрыв за собой дверь, вышел из комнаты.

Леньке ничего не оставалось, как идти в кладовую за рюкзаком и лезть в шкаф за вещами. Вскоре он собрался и, чтобы хоть немного успокоиться, после всех сегодняшних разговоров, принялся за чтение очередного романа Станислава Лема.

Рано утром Ленька проснулся от грубого толчка. Над ним стоял папа.

– Вставай! – таким же раздраженным голосом произнес он. – Сейчас за тобой заедет шофер.

Едва Ленька умылся, как в дом вошел дядя Гриша, навстречу которому из кухни вышел папа.

– Ты этого оболтуса отвези в аэропорт, да на самолет посади, – уже более мягким тоном обратился он к дяде Грише. – Билет я ему заказал, так что выкупи его и проследи, чтобы этот бездельник сегодня же улетел.

– Понятно, – дядя Гриша спрятал в карман деньги, которые дал ему папа и, усмехнувшись, обратился к Леньке. – Ну что? Пошли горемыка, ты мой, отвезу я тебя, – и, развернувшись в коридоре, пошел к машине.

Ленька, подхватив рюкзак, последовал за ним, но тут дверь спальни открылась и оттуда вышла заплаканная мама. Она бросилась к сыну и обняла его.

– Ты, Лёнечка работай там хорошо, – обнимая сына, жарко говорила она ему на ухо. – Не подведи папу. Не связывайся с этими забулдыгами больше. Не будет тебе от них никакой пользы, только одни неприятности, – поспешно шептала она.

Тут он почувствовал, что, обнимая его, мама нашла его руку и всунула туда какую-то бумажку. Потом она отстранилась от сына и так же быстро, как и вышла из спальни, так же и вернулась туда, плотно закрыв за собой дверь.

Папа по-прежнему строго смотрел на Леньку. Потом кашлянув, всплеснул руками:

– Это же надо! Он над матерью тут издевался, а она его Лёнечка, да Лёнечка…! Не стыдно тебе!? – последние слова он произнес чуть ли не с надрывом.

Ленька, сжимая кулак с врученной бумажкой, только молча смотрел на папу, который, не дождавшись ответа, грозно продолжал:

– Иди! Чего встал? Самолет ждать не будет! – и указал рукой в сторону уходящего дяди Гриши.

После такого напутствия, Ленька подхватил рюкзак и, закинув его на плечо, потопал, громко ступая сапогами по деревянной дорожке двора, к поджидавшей его машине.

Оглянувшись, перед тем как сесть в нее, он увидел только братьев, выскочивших на улицу. Ни папы, ни мамы видно не было.

Дядя Гриша быстро отъехал от дома, а так как он был очень разговорчивым человеком, то через несколько минут, когда они уже выехали на дорогу к аэропорту, обернулся к Леньке.

– Что же ты это Лёнь, мать то доводишь? Она же к тебе всей душой, а ты с богодулами связался. Правильно батька тебе про стыд сказал, не ценишь ты мать. Она тебе последний кусок готова отдать, а ты на нее наплевал. Не дело это, браток, не дело, – не отрываясь от дороги, выговаривал он молчащему Леньке. – Не ценишь ты того, что у тебя есть. Может быть, батька твой и прав, что отправляет тебя поработать…. Может, как-то и ума разума наберешься…, – и, обруливая очередной участок неровностей на дороге, он на минутку замолчал, а потом, переключившись на другую тему, продолжил. – На Золотой Горе директор – не подарок. Он там тебя мигом обуздает и в правильное стойло поставит. У него не забалуешь. Таких, как ты он в два счета обламывает. Там даже взрослые мужики от него стонут. Но ничего. План он выполняет. Золото дает. Поэтому его за это все там уважают.

Ленька, не проронив ни слова, сидел на заднем сиденье, слушая дядю Гришу. Ему было и так плохо, а тут еще этот дядя Гриша со своими нравоучениями…. Невольное раздражение начинало бурлить в нем.

Но тут он разжал кулак, в который мама всунула какую-то бумажку, и посмотрел, а что же она вложила туда.

В ладони лежала смятая бумажка, в которую была завернута купюра в десять рублей. Ленька некоторое время в недоумении смотрел на нее.

Как же это так? Вчера мама хлестала его и обзывала самыми обидными словами, а сегодня позаботилась о нем, вложив в ладонь деньги на первое время. Хотя в деньгах он и не нуждался. У него еще оставались отпускные, которые он получил в училище и не успел пропить со своими корешами. Но больше всего его удивило содержание записки, когда он прочитал слова, написанные торопливым маминым почерком:

– Сынок, работай хорошо. Будь всем примером, не подведи папу. Люблю и целую тебя. Твоя мама.

Прочтя эти слова, он как будто услышал ее добрый и ласковый голос, неожиданно прозвучавший в этом трясущемся УАЗике.

После прочтения записки, Ленька чуть ли не прикусил язык на очередной кочке, куда заехала машина. Он понимал, что причина всех бед – это он сам.

А тут – на тебе! Оказывается, мама его любит! Она его просила! Она на него надеется! А он, балбес, вообразил из себя черт знает, что и строит из себя обиженного на весь мир. Ему так захотелось вернуться домой и долго-долго просить прощения у мамы, смотреть ей в лицо и гладить ее нежные руки. Но машина уже приехала в аэропорт.