Читать книгу Ангелами не рождаются. Книга 1 - Алексей Макаров, Алексей Макаров Ленар Гафиатуллин - Страница 7

К Аннушке он не успевал. Голова болела нещадно, и Аннушка смогла бы, как всегда, помочь, положив сухие теплые ладони на пульсирующие болью виски. Придется растирать самому, если выдастся свободная минутка.

Аннушка – диво востроглазое, его Василек (потому что Васильева), многим так помогает, но, будучи по роду занятий портнихой, все больше заказчикам. Обещала сшить и ему кафтан, в котором и во дворце не стыдно показаться, но он отказался, потому как в казенном платье определенно спокойнее.

Умение снимать боль Аннушка связывала с бабкой, что сильной ведуньей была, но не черной колдовской породы, а «от светлого духа врачующей», а самой Анне, стало быть, ведовства только «по сусекам наскребли». Вот на днях просила Василек проявить осторожность, вроде как непростой день для него может случиться. Но он потусторонние материи не воспринимал до упрямства: бесов всяких, небесные трубы и цветок папоротника. Зато в силу духа русского верил, в Государя – Петра Алексеевича, в новое развитие государства российского (вон какой город на Неве царь воздвиг, и шведов подвинул, и в Европу устремился).

Если не продолжать дальше, а понять причину, по которой Николай Белов не успел к дорогому сердцу человеку, то причиной той был Яшка Дыбень – человек «на осведомлении» по важным для исполнения службы вопросам!

Яшка – глаза хитрые, цыганские. Как всегда, засален и неопрятен, в одеже, дурно пахшей, был сродни сказочному дьячку, знавшему о других такое, чего иные даже не нюхали. После непродолжительного разговора, не забыв выклянчить на оплату рюмашки, Дыбень «вспомнил» разговор портовых о голландском шкипере по имени Кунрад, приютившем у себя на корабле некоего недавно прибывшего в город австрияка, а после добавил, что о других шкиперах ничего такого не ведает, но шкипер тот облюбовал трактир на Троицкой площади.

Возможно, на упомянутом Яшкой корабле и правда притаилась важная для Белова личность – с бумагами, содержащими государственные тайны. В подробности Николая не посвящали, его роль сводилась лишь к розыску подобных личностей.

Узнали о тех бумагах, когда один графский отпрыск, изрядно набравшись, проговорился «верному» приятелю о шантаже со стороны торгового представителя из Австрии и переданных этому торговому представителю (под нажимом) бумагах отца, имеющих «некоторое отношение к внешней политике». «Приятель», не будь глупцом, донес, куда полагается. Отпрыска тотчас задержали и допросили. Во время допроса прояснилось, что когда-то на чужбине, где отпрыск постигал азы заморских наук, австрияк спас его от серьезных неприятностей. Напился тогда отпрыск с другим студентом и на улице кинулся защищать симпатичную барышню от преградившего ей путь грубияна. Пустил отпрыск грубияну кровь что петуху и барышню спас, но оказался грубиян сынком тамошнего вельможи. Схватила под белы рученьки отпрыска невесть откуда возникшая охрана поверженного, а тут и господин торговый представитель выскочил, как черт из табакерки. Решил вопрос как уважаемый в том городе человек. Естественно, неприятности с отпрыском случились не просто так, и звучная должность была «благодетелю» отпрыска только ширмой.

Еще после пары несильных оплеух отпрыск распустил красные нюни и дал примерное описание своего шантажиста. Облегчала положение особая примета «торгового представителя» – большая родинка на лбу. Сразу после допроса руководство Тайной канцелярии наказало «с особым рвением отыскать и австрияка и бумаги и доставить лично в руки при любых обстоятельствах». Следствием наказа явился прибежавший ошпаренным гусем майор Либергофф. Начальник Белова поручил своему подчиненному безотлагательно, но с допустимой осторожностью (дело иностранца касаемо, а Ушаков, если чего, так спросит, что костей не соберешь) перетряхнуть всех осведомителей и портовых и выяснить, кто мог слышать про обладателя родинки. По выяснении, а еще лучше по обнаружении тащить оного «обладателя» на аркане в Петропавловскую крепость.

Или звезды в тот день сошлись для Белова в правильном танце, или еще что-то нашло свое верное место в мозаичном полотне Судьбы, но шкипер оказался в названном Яшкой питейном заведении.

Голландец, в куртке-бостроге, коротких зеленых штанах и синих чулках, рассеянно слушал назойливого русского купца, слегка постукивая по полу башмаками с квадратными пряжками. Широкополая шляпа лежала на самом краю стола и могла свалиться на пол, потому что раскрасневшийся купец давил окладистой бородой (и охота ему по сто рублей пошлины в год уплачивать), наседал на шкипера, беспорядочно размахивая руками. При этом шкипер так сильно втянул голову в плечи, что едва не макал свою реденькую бородку в пузатую кружку.

Шкипер изъяснялся по-русски с незаметным акцентом, а из обрывков фраз, долетавших до Белова, было понятно, что товар купца на голландский борт не берут. Купец негодовал, пытался быть убедительнее, но шкипер осторожно отодвинул от себя купеческие «грабли», уже изволившие взять иностранную персону за грудки и, оставив на столе несколько монет, но забыв шляпу, выбежал из трактира. Купец презрительно сплюнул в сторону исчезнувшей на глазах спины шкипера. Николай спешно направился следом за голландцем.

Петербург погружался в ночной мрак, на улицах освещения было столько, что хоть глаз коли. Несколько раз мимо Белова прошли пьяные гвардейцы и проскрежетали плохо смазанными колесами кареты, развозившие господ с увеселительных мероприятий. Но силуэт шкипера Белов из виду не упускал, а «объект преследования» ни разу не осмотрелся…

Шкипер уверенно двигался к причалам. Скоро показались корабли. Они едва заметно качались на воде, отбрасывая горбатые призрачные тени. На причале шкипер остановился у высокого трехмачтовика. «Голландцам Государь благоволит (ведь торговые пути налаживают), а они этим пользуются, позволяют себе нехорошие игры», – думал Николай, наблюдая, как по опущенному с корабля трапу к шкиперу спускается закутанный в плащ человек с факелом в руке. Перебросившись парой неразборчивых фраз, шкипер и встречающий поднялись на корабль. Пока Белов решал, как попадет туда же, по затылку что-то ударило. Тупое и железное. С таким приложением силы, что треуголка слетела с головы на мостовую, а сознание полностью отключилось.

* * *

– Ко-ля Бело-о-ов… – кто-то звал его сквозь звон трещавшего по швам затылка.

Белов почувствовал запах пота и приоткрыл глаза: над ним навис мужчина в темно-зеленом заштопанном кафтане с почти отсутствующими медными пуговицами в петлях на обшлагах, в кюлотах, за которыми начинались давно не белые чулки, и разношенных ботфортах. Растрепанные черные волосы, подбородок с глубоким шрамом, тревожные огоньки во взгляде, большой нос… Знакомый профиль. Не может в одну ночь быть таких совпадений.

– Степа? – голос Белова хрипел.

– Признал, шельмец? – обрадовался большеносый. – Ну, не смотри так, не совсем опрятный я, не то что ты – свежий, в камзоле справном, новеньком.

Конечно, Белов его признал. Сколько питейных заведений они посетили с этим молодцем в гвардейском прошлом, в скольких драках участвовали!.. Не перечесть. Даже девушку одну любили, но она Степку не выбрала.

– Не чудится ли мне? – с сомнением спросил Николай.

– Не чудится, – Степан заключил Белова в крепкие объятия, – только тише говори, услышать могут: проник я сюда тайно, пока все спят… окромя вахтового.

Затылок Николая заныл сильнее, еще нестерпимее ныли связанные за спиной руки и предусмотрительно обездвиженные ноги.

– Где я? – спросил Белов, безнадежно подергав ногами и руками. – Не в раю, случаем?

– А ты все тот же, – прищурился Степан, – не без озорства.

– Без озорства иногда тошно, – признался Николай.

– Мы на корабле, следующем в Голландию, – сказал Степан. – Я узнал, что на горбу какого-то шпиона принесли. Когда к «шпиону» присмотрелся, глазам не поверил.

– Сам не ожидал такой «оказии», – вздохнул Николай. – Но у меня-то – обстоятельства, а ты как здесь очутился?

– «Обстоятельства»… не у тебя одного могут быть, – сглотнул вставший в горле ком Степан.

– Бывший гвардеец Преображенского полка подался в матросы? – с сомнением произнес Николай. – Не развяжет ли он меня, наконец?

– Неприятная история, – опустил глаза Степан, – проигрался в пух и прах, вот и закабалили. Плаваю теперь на судне иностранном, соленым воздухом дышу…

– Только воздухом свободы его не назовешь.

– Не рви душу, Коля.

– Помоги мне разобраться с одним делом. – Николай решил использовать выпавший ему шанс.

– Тем делом, что в вонючий трюм привело? – хмыкнул Степан.

– Если выберемся, могу помочь… – многозначительно сказал Николай.

– Как? – с недоверием посмотрел Степан. – Если вдруг вернусь, сразу под трибунал попаду.

– Постараюсь привести начальству нужные доводы… – сказал Николай с непонятной Степану уверенностью.

– Слышал о тебе… незадолго до своей «одиссеи», – поморщился Степан. – В политический сыск занесло?

– Было дело…

– Про «дело» и толкую, – сказал Степан с недоверием. – «Словом» и этим самым «делом», значит? По любому доносу, на дыбу?

– Я только розыск веду… – осторожно сказал Николай.

– Государев цепной пес, значит? – возмутился Степан. – Цепку ослабили и понесся на все деревья мочиться? Превыше всего – дела государственные, и для исполнения – всяк способ дозволен?

– Не время, Степа, кости мне мыть, – вспыхнул Николай. – Но странно от гвардейца крамольные речи слышать.

– В прошлом гвардия, – ударил кулаком по своему колену Степан. – А что до крамолы, то она не сразу преданность сжигает, а по одному сомнению за другим. Мучиться приходится, менять норд на ост. – Степан немного остыл и продолжил: – Случайно тут услыхал, что важный гость нашего шкипера сначала побеседовать с тобой желает, а после – за борт выбросить.

– Чего? – подался к Степану Николай.

– Того! – почесал под мышкой Степан и оглянулся. – Вот и мучаюсь: помогать ли? Вроде как приятель старый, а вроде бы – шпион…

– На этом корабле шпион один – важный гость твоего шкипера, – на щеках Николая перекатились крупные желваки. – Тот, кто секреты наши выведывает и в своих грязных целях использует. За ним я шел!

В дальнем углу трюма кто-то зашевелился и застонал в несколько голосов.

Степан шикнул:

– Тише, окаянные.

Николай сразу напрягся:

– Кто там еще?

– А… – махнул рукой Степан в сторону голосов. – Трех девиц нетронутых в деревне похитили и везут к османам. Передадут в ближайшем порту на другой корабль. Девки нашенские, ладные, везде в цене…

– Тут и работорговцы плывут? – удивился Белов. – Даже у нас в этом году холопство отменили.

– Разные тут, Коля, разные, – уклончиво сказал Степан.

– Потопить бы этот вертеп греха, – побагровел Николай.

– Как это? – открыл рот Степан.

– Принять правильное решение, Степа. Пра-виль-ное.

– Что мы сделаем-то? – Степан приблизил лицо к щеке Белова, уколов показавшейся железной щетиной. – Пусть и хорош ты был в рукопашной и со шпагой обращался дельно, но поди растерял полезные навыки в конторе ищейской?

– Не растерял, Степа, – уверенно ответил Белов. – Главное, решение правильное прими.

– Ладно, Коля, более таиться не стану. – Снежин оглянулся по сторонам и сильно понизил голос: – Мне на самом деле может помощь понадобиться… Недалеко от нас российский двадцатишестипушечный фрегат, параллельным курсом следует…

– Чего же ты молчал? – Белов попытался приподняться, но завалился набок. – Что он здесь делает?

– Так море под нами пока еще Балтийское…

– Вот как? – обрадовался Белов. – Недалеко, значит, ушли!

– Да тише ты… – Степан вдруг шмыгнул в темноту трюма, но через минуту вернулся, вытирая со лба пот. – Уф! Показалось… Зная о фрегате, мы с Мотей, еще одним русским матросом, бежать решили. Подкупили вахтового, он глаза в нужный момент закроет.

– Почему же в Петербурге сбежать не пытались? – с сомнением в голосе спросил Белов. – Суша все-таки, а как на море качнет, не всегда угадаешь…

– Была мысль в порту скрыться, но едва успели пришвартоваться, как боцман нас с Мотей в кладовой запер.

– Бережет господин Элбрехт подневольных русских? – не удержался от иронии Белов.

Степан задумался, а потом посмотрел на Степана потухшим взглядом:

– Не совсем я доверяю своему подельнику. Потому, как тебя увидел, надежда во мне возродилась. – Степан неожиданно смолк. – А о трибунале я так сболтнул, все равно мне уже…

– Что с тобой? – обеспокоенно поинтересовался Николай.

– Заболел я сильно – с легкими что-то приключилось… – Степан закашлял, сплюнув под ноги черный сгусток. – Если решишь мой вопрос, хоть помру спокойно. Дома…

– Не раскисай, – подбодрил Николай. – Поживем еще…

– Всегда твоей уверенности удивлялся, – сказал Николай. – Морду тебе в кровь разбивали, а все равно кружку пива просил – умыться…

– Надо пробовать, Степа, – снова настоял на своем Николай. – Если побег удастся, подам фрегату сигнал, но сначала хочу гостя шкипера навестить. Проводишь?

– Рисковый ты, – покачал головой Степан.

– Развязывай уже, – потерял терпение Николай, – пока утро не зашло. Если меня за борт выкинут, так вместе с Мотей и сгинешь.

– Тьфу на тебя. – Снежин снова сплюнул и с заметным кряхтением принялся ослаблять путы.

Корабль легко покачивало на волнах. Море нисколько не было взволновано тем, что происходило на деревянной посудине, отважившейся выйти на большую воду.

Команда спокойно спала в гамаках на своих палубах. Нервно оглядываясь по сторонам, Снежин провел Николая к нужной каюте. Охранявшего ее дюжего мужика в выпущенной поверх коротких штанов рубахе, с кинжалом за голенищем сапога, пришлось осторожно устранить. Получив по затылку, мужик кулем осел на пол.

– Будь на страже, а этого сейчас уберем, – показав на охранника, Белов передал Степану его кинжал и осторожно приоткрыл дверь каюты.

В каюте стоял тяжелый запах рома. Выставив волосатое пузо, торговый представитель громко храпел на койке. Белов затащил бездыханного охранника в каюту и начал обыскивать помещение. Во время обыска тот даже не шелохнулся.

Не найдя бумаг, Николай решил обшарить австрияка. Неприятно копаться в чужих штанах, но именно там, под правой брючиной, обнаружилась причина злоключений Белова. Когда Николай вытащил конверт, торговый представитель беспокойно заворочался. Почесывая зад, он вдруг дернулся, широко открыл глаза, но закричать не успел: сильный удар в лоб отправил австрияка в небытие. Спрятав конверт с бумагами в карман и прихватив со стола подзорную трубу и шпагу, Белов вышел из каюты.

Степана в коридоре не оказалось…

Такого расклада Белов не ожидал.

«Выходит, струсил Снежин? – подумал Николай. – Но на него это не похоже…»

Ответ пришел через мгновение: дверь с палубы приоткрылась, и перед каютой австрияка снова появился Степан. Тяжело дыша, он умоляюще произнес:

– Идем к шлюпке! Мотя ее уже спустил и ждет. Нервничает сильно…

Но произнесенные Беловым слова заставили Степана занервничать еще сильней:

– Надо за девицами вернуться… Негоже русским людям соотечественниц на произвол судьбы бросать.

Степан побелел, но подчинился. Ошеломленным девицам он объяснил, что нужно вести себя тихо-тихо, иначе из трюма их ждет только одна дорога – в рабство…

На лестнице, ведущей на верхнюю палубу, им встретился зевающий матрос. Не успев позвать на помощь, он получил от Николая под дых и свалился в трюм. Мягко, прямо на мешки с какими-то сыпучими продуктами. Но дальше возникли сложности…

Когда подкупленный вахтовый заметил странную процессию, он подбежал к Степану и непонимающе на него уставился. Девицы замерли в ужасе, Белов тревожно осмотрел палубу, а Степан что-то прошептал на голландском. Или голландский у Степы никуда не годился, или вахтовый решил все переиграть, поскольку еще за четверых ему никто не уплачивал, но понимания Снежин не достиг: вахтовый потянулся за пистолетом. Взъерепенившегося голландца пришлось оглушить и забрать его пистолет.

Через борт был сброшен штормтрап. Посмотрев вниз, Белов увидел шлюпку. В ней, с факелом в руке и задрав голову, сидел Мотя.

Степан быстро спустился в шлюпку, на ходу рассказывая Моте о незапланированных пассажирах. Не захотев ничего слушать, Мотя предложил уходить одним. Когда Степан не согласился, его попытались сбросить в воду, тыча в лицо факелом и едва не подпалив кафтан. Еле сохранив равновесие, Степан вырвал у Моти факел и вышиб подельника из шлюпки. Пытаясь вернуться обратно, Мотя получил веслом по лбу и с громким бульканьем скрылся под водой…

Наверху Николай помогал девицам спуститься за борт. Услышав, что они не смогут, а руки их обязательно соскользнут, Николай вспылил, попросив девиц сразу утопиться…

Спустя некоторое время, Степан уже усаживал трясущихся от страха беглянок на свои места. Когда шлюпка была готова к отплытию, Белов нос к носу столкнулся с кем-то разбуженной командой.

– Степа, отплывай! – крикнул что есть мочи Белов и схватился сразу с несколькими матросами. Он успел отбросить ногой одного, заколоть другого и располосовать щеку третьему, но, парируя удар очередного рубаки, получил ранение из фузеи. Бок сразу залило липким и горячим. Понимая, что разъяренная толпа его сейчас разорвет, Белов бросился за борт.

Обжигающе холодная вода едва не перекрыла дыхание. Николай с трудом преодолел несколько метров, когда под аккомпанемент гневных криков и выстрелов, к нему подплыл Степан.

– Давай руку, преображенец!

– Налегай на весла, не успеем!

– Я один много не нагребу!

– Я помогу!

– Как? Кровища вон, течет…

– Отставить болтовню, гвардии сержант Снежин! – приказал Николай, проскрипев зубами и переваливаясь через борт шлюпки. Сев на корме, он со стоном взялся за весла. Глядя на него, две девицы прекратили стучать зубами от страха и холода, и тоже разобрали по веслу. Третья девица распласталась было по дну шлюпки, но была посажена вперед, с врученным факелом. Белов забрал его, когда шлюпка немного отплыла от трехмачтовика. Николай встал, делая факелом круговые движения и наблюдая в подзорную трубу за фрегатом.

Глядя на Николая, Степан замедлил темп. Белов замотал головой:

– Греби, сейчас присоединюсь, только нашим условный сигнал подам.

– Нас же оттуда в трубу не зрят…

– Больше веры в себя, гвардия! – Николай размахивал факелом, пока не увидел в окуляре повторяющий его движения факел и спускаемые на воду шлюпки.

– Получилось! – радостно крикнул Белов, и они снова налегли на весла.

Белов чувствовал, что безнадежно слабеет. Степан же греб без остановки. Николай удивлялся, откуда в ослабленном пленом человеке столько сил.

В это время к борту голландского корабля подкатили две пушки. Команда зарядила ядра, подожгла фитили и начала охоту.

Когда ядра со свистом плюхнулись в воду, вздымая вверх брызги и опасно раскачивая шлюпку, девицы завизжали. Степан успокаивал девиц и продолжал грести, а обессилевший Белов опирался локтем о банку.

Но вдруг обстрел прекратился. Беглецы не могли видеть, как очнувшийся австрияк приковылял к шкиперу и потребовал прекратить пальбу:

– Не глупи, Кунрад! Ты повредишь документы, украденные бессовестными русскими ворами, и привлечешь внимание фрегата. Как мы объясним, зачем торговый корабль палит из пушек в границах русских вод?

– Бумаги, бумаги! – рассвирепел шкипер. – Людвиг, я предупреждал тебя, как опасно связываться с русским медведем! Своими метровыми клыками он всегда вгрызается нам в зад!

– Кто знал, что русский шпион окажется настолько прытким и найдет себе сообщников? – закричал торговый представитель.

– Замолчи, Людвиг! – отмахнулся от австрияка шкипер. – Я уступлю твоим мольбам, и пушки смолкнут, но терять «живой товар» не намерен! Или ты предлагаешь мне вернуть Йылдырыму полученный за дев аванс? – Шкипер подозвал нескольких матросов и приказал направить вдогонку еще одну шлюпку.

Вскоре за спиной беглецов вместо ядер засвистели пули. Они падали в воду рядом с бортом длинными, но неточными плевками. Степан заставил девиц пригнуться как можно ниже и бросить весла. В лопатку Снежину больно ударило раскаленное и смертельное, но он все равно греб, пока не упал вперед лицом…

Матросы с фрегата быстро сокращали расстояние между собой и шлюпкой. Испугавшись превосходящего числом противника, голландцы вернулись на свой корабль. Наблюдая за спешно меняющим курс трехмачтовиком, капитан фрегата спросил у старпома:

– Голландец не Летучий?

– Никак нет.

– Тогда далеко не улетит…

В шлюпке обнаружили смертельно раненого Степана и пребывающих в полуобморочном состоянии девиц. На месте, где сидел Белов, остались кровавое пятно и пустой камзол со штанами…

Умирая, Степан успел подумать: «Неужели во время лихой болтанки Колька из шлюпки выпал? Но когда же успел полностью освободиться от одежд?»

* * *

Уже на облаках Белов набрался смелости и спросил у старейшин, почему стал ангелом. Ведь агнцем божьим на Поверхности он не был, как и людским благодетелем. Чего-либо выдающегося, кроме побега с другим гвардейцем и несколькими девами, не совершил, даже государственные бумаги не вернул.

Белову ответили, что бескорыстное спасение трех невинных душ от рабского унижения и еще одной, заблудшей, но не потерявшейся окончательно – это серьезно, а «важные» бумаги, пусть и напрямую касающиеся внешнеполитической возни, просто тлен. Вот и оценивай после этого логику Чаши Небесных Весов.

А из Степана неплохой оперативник получился: и Гиранэль им доволен, и Михаэль.