Читать книгу Девятая рота - Алексей Макаров - Страница 6

Открыв хлипкую дверь, Лёнька вошёл в коридор, мало чем отличающийся от таких же коридоров общежитий, что ему пришлось видеть.

Длинный коридор шёл далеко влево и вправо, где находились широкие окна, дающие достаточно света, чтобы осмотреться. Тумбочка дневального сиротливо пустовала, одиноко прижавшись к стене слева.

Стены выкрашены ядовито салатной краской. Такого же цвета были и двери в кубрики, кое-где даже открытые, что свидетельствовало о том, что в них обитатели отсутствуют.

В середине коридор освещался лучше. По всей видимости, там находилась Ленинская комната. Но из-за отсутствия контингента, который вечерами расслаблялся в ней за просмотром телевизора, она оказалась заставленной вынесенными из кубриков койками.

Поудобнее перехватив свёрток с матрасом, Лёнька двинулся в глубь коридора на голоса, которые, как ему показалось, раздавались из одного из кубриков.

Лёнькины шаги гулко отдавались от голых стен со следами серых квадратов от недавно снятой наглядной агитации. Впечатление удручающее. И, чтобы нарушить нависшую тишину покинутого людьми помещения, Лёнька изо всех сил проорал:

– Есть кто живой?! – закончив свой вопль сакраментальными выражениями общеизвестного русского языка, без которых не обходится ни одна курсантская речь.

Через какое-то время в конце коридора открылась дверь одного из кубриков, и вываливший из неё огромный детина в курсантской форме, но без мицы проорал в ответ:

– Какого… и т. д., и т. п. …ты тут разорался? – красноречиво просигнализировал он, обозначая, что живые в роте ещё присутствуют, и не только присутствуют, но и несут вахту, охраняя вверенное им государственное имущество.

Такому ответу Лёнька оказался только рад. Это означало, что ему сегодня не придётся одному куковать в пустых кубриках.

Подойдя ближе к верзиле, Лёнька рассмотрел у него на рукаве сине-белую повязку, говорящую о том, что перед незваным гостем находится самый что ни на есть настоящий дежурный по роте.

Правда, от него даже на расстоянии в полтора метра шёл такой смэл, что можно было удивляться, как дежурный ещё стоит на ногах.

– Чё надо? Чё ты тут разорался? Абитуры тут нет, – голосом сильно подвыпившего человека прорычал верзила, подтвердив свои слова энергичным жестом.

– Да я не из абитуры. Я из девятой роты. – Лёнька поморщился от удушающего выхлопа верзилы и отошёл от него на шаг. – Меня Кузьмич из отдела практики послал сюда переночевать, пока «Орджоникидзе» не подошёл. Опоздал я на практику, так вот сейчас надо подождать, чтобы сесть на него, – тут же придумал Лёнька своё появление в роте.

– Так чё ты сюда припёрся? – Никак не мог понять верзила. – Чё? Вообще, что ли, зенки повылезали, что не можешь третью общагу от первой отличить?

– Да там абитуру поселили, поэтому и свободных кубарей нет, – изображая раздражение, пытался что-то объяснить Лёнька.

Тут его слова начали доходить до дежурного, и тот, сменив гнев на милость, решил:

– Ну, – с трудом выговаривая сложнейший текст, продолжил он, – если такая история, то проходи, садись, побазарим, – и широким жестом указал на открытую дверь, из которой только что вышел.

Лёньку уговаривать не потребовалось. Свёрток с матрасом порядочно оттянул руку, и тревожила только одна мысль: где бы его побыстрей скинуть.

В кубрике обстановка свидетельствовала о том, что выпускники тут расслабляются уже не первый день.

Койки не были заправлены, на них только небрежно накинули одеяла; полы не подметены, на тумбочках навалено невесть что, зато на столе, застеленном разорванными и замызганными газетами, в беспорядке стояли тарелки с остатками крупно нарезанной селёдки, корками хлеба и каким-то засохшим закусоном в замызганных тарелках, которые окружало множество пустых стаканов. Украшением стола являлась ополовиненная бутылка «Коленвала», а опустошённые её подруги скопились под столом. Всё свидетельствовало о том, что газ-ураган здесь продолжается очень долго.

В кубрике стояло четыре койки. На двух, ближайших от входа, изволили возлежать в бессознательном состоянии новоявленные инженеры-судомеханики.

Стол окружало несколько «баночек», но сейчас занятыми остались только три.

Два представителя сословия новоявленных механиков в более-менее адекватном состоянии мимоходом и без всякого любопытства взглянули на вошедшего Лёньку и продолжили прерванный разговор.

Третий представитель, высокий, слегка лысеющий парень в курсантской форме с пятью лычками на рукаве, вертел в руках синюю корочку диплома, и до Лёньки донеслось окончание его речи:

– …никто не поверит, что Федя, пьяница и разгильдяй, – инженер. Маманя так первая, а корефаны в Корсакове – те только рассмеются…

Но его перебил парень, сидевший напротив:

– Да брось ты ерунду пороть, Федя! Диплом есть – значит, всё! Инженер. А как ты его получил – никого не касается. Главное, листок с оценками никому не показывай, – и со смехом хлопнул своего соседа по плечу. – Точно говорю, Лёха? – На что тот, недовольно скинув с плеча руку соседа, только хмыкнул:

– И это правильно! – И, показывая указательным пальцем на опустошённые стаканы, потребовал: – Наливай, Колян, чтобы даже и сомнений ни у кого не возникло, что мы – инженера́.

Сосед послушно протянул руку к бутылке и булькнул из неё пару бульков по стаканам.

Закончить осуществление процесса им не дал дежурный, вошедший следом за Лёнькой.

– Лёха, – обратился он к одному из сидевших за столом, – у тебя в кубаре, кажись, ещё не раздербаненные койки стоят?

– Ну, – протянул Лёха, – стоят. И чё?

– Да вот парню из девятой роты надо переночевать. Как ты посмотришь на то, что он у тебя поселится?

– Да пусть селится, – пожал плечами Лёха, – я всё равно ночевать не останусь, пойду к своей Таньке. – И, рассмеявшись, пояснил: – А то уеду в свою Манзовку, как же она без отметки останется? – Парни от его слов дружно рассмеялись, скрестили стаканы «камушками» и опрокинули в себя огненную жидкость.

Увидев, что парни не против его присутствия, Лёнька скинул на ближайшую тумбочку свёрток с матрасом и постельным бельём, заняв свободную «баночку».

Дежурный, которого присутствующие уважительно называли Батей, через несколько минут посмотрел на часы и констатировал:

– Пора бы и столы идти накрывать. Сколько там у нас сегодня будет наших?

– Сколько будет – все наши, – весело ответил Колян, разгрызая зачерствевшую корку хлеба.

– Так ты метнись по роте да посчитай, – приказал ему Батя. – А то чё мы будем лишнее накрывать. А что не зачифаним, то с собой заберём. Ты с нами пойдёшь, – посмотрел он на Лёньку.

Тот, чувствуя, что у него кишка на кишку протоколы пишет, тут же согласился. Ведь он с утра, кроме сосисок с чаем в «Кулинарии», ничего не ел.

– Конечно пойду.

– Тогда у тебя будет особая задача. – Для обозначения важности задачи Батя даже поднял указательный палец над головой. – Берёшь сумку, – он кивнул в угол кубрика, где валялись какие-то вещи, – набиваешь её жоревом и тащишь в роту. Понял? А то пацанам, кто попозже придёт, подкормиться надо будет.

– А чё тут непонятного? – Лёнька пожал плечами и бывало добавил: – Не раз такое сотворял.

– Ну, если всё понятно, то пошли, рассиживаться уже времени нет. – Батя поднялся с «баночки», посмотрел на Лёньку и указал ему на рундук: – Возьми там фланку, а то в твоей гражданке ты у нас, что петух на помойке. – Но тут же поправился: – Хотя абитуры тут шарахается немерено.

И, повернувшись к Лёхе, уже другим тоном приказал:

– А ты поднимай всех живых, и через полчасика приходите в столовую. Я думаю, что к тому времени мы там уже всё накроем.

Лёнька выудил из рундука чью-то тёмно-синюю фланку и напялил её на себя.

Батя осмотрел его и, хмыкнув, оценил:

– Сойдёт. – И, махнув рукой, скомандовал подвахте: – Пошли! Чё расселись? – По его виду (если не подходить ближе, чем на полтора метра) сейчас вообще было незаметно, что этот человек с полчаса назад употребил полстакана. Ну, это если, конечно, не подходить, а если подойти, то от духана, исходящего от дежурного по роте, можно было улететь в нирвану.

Выйдя из общаги, Лёнька последовал за Батей, шедшим впереди с Коляном и ещё парой парней, одетых в форму, но без гюйсов и миц. Вольница! Они уже от дежурного офицера за нарушение формы одежды нарядов вне очереди не получат.

Непривычным для Лёньки оказалось то, что он в столовую не шёл в строю. Парни, идущие перед ним, шли шагах в пяти от него и о чём-то весело разговаривали. Да, им было что обсудить. Позади пять лет обучения, и теперь перед ними открывается дорога жизни. Что она для них приготовила? Никто не знал. Но и не боялся на неё ступить.

За то время, что Лёнька провёл с этими жизнерадостными ребятами, он узнал, что они уже получили направления в различные пароходства, а сейчас, после защиты диплома, у них заслуженный месяц отдыха.

Батю направили в дальневосточное пароходство, Федю – в сахалинское, Лёху – в приморское, на танкера, а Колян должен лететь на Камчатку. Там у него жили родители и ждала девушка.

До столовой дошли минут за десять, не спеша поднялись на второй этаж по неширокой бетонной лестнице и оказались в зале, заставленном столами.

Батя посмотрел на Лёньку:

– Делай то же, что мы, и не ошибёшься. – Но, увидев, что Лёнька чего-то колеблется, подбодрил его: – А ты не тушуйся, всё нормально. Давай помогай парням расставлять тарелки и хлеб, да не забудь про сумочку, – он взглядом показал на сумку, которую Лёнька прихватил из роты.

Лёнька огляделся и направился за парнями готовить столы.

Слева расположился прилавок, с которого велась раздача пищи, чуть дальше – посудомоечная, где надо было брать тарелки и расставлять их по столам, а дальше – хлеборезка.

Работа привычная. Он не раз выполнял её у себя в училище, когда находился в нарядах.

Когда они накрыли столы и в середине каждого поставили вместительную кастрюлю с каким-то жидким варевом, в зал начали прибывать те, кто изволил почивать после праведных трудов.

Парни привычно рассаживались за столами. В зале стало шумно от радостных голосов и прибауток прибывших.

Лёнька не знал, куда ему приткнуться, но его сомнения развеял появившийся Лёха.

– Лёня! – окликнул он его. – Чё мнёшься? Иди сюда. Садись, не стесняйся. У нас здесь, – он показал на один из пустых столов, – никого не ожидается. Так что можно будет позлобствовать от самого пуза.

Проголодавшийся Лёнька не противился и, устроившись за столом, налил себе полную тарелку варева.

В Мурманске он привык, что блюда готовились в основном из рыбы. Рыбные супы, рыбные котлеты. Иной раз казалось, что и компот вонял рыбой. Парни шутили: «Привыкай. Что наловили, то и съели».

Здесь же суп издавал мясной аромат. Лёнька даже выловил из кастрюли приличный кусок с хрящевой косточкой. Правда, варево содержало какую-то крупу, но всё равно – настоящий мясной суп. На второе была котлета с пюре и каким-то рыжим соусом. Но хоть котлета оказалась и с мясом, однако его присутствие значительно разбодяжили различными ингредиентами, во вкусе которых Лёнька не разбирался.

Он был так голоден, что не обращал внимания на изысканность вкусов предложенных деликатесов.

Насытившись, он откинулся на стуле и осмотрел полупустой зал столовой.

Зал оказался заполненным меньше чем на треть, значит, котлет, хлеба и пюре должно остаться достаточно.

Тут он увидел жест Бати, который показывал ему, чтобы Лёнька занялся сбором оставшейся пищи.

Вскоре он заполнил сумку, и они вместе с Лёхой вышли на улицу.

– Стой тут, – скомандовал Лёха, указав Лёньке на угол обычной кирпичной хрущёвки, на первом этаже которой находился гастроном.

– Ты куда? – не понял его приказа Лёнька.

– Жди. Пять сек. Я щас, – отмахнулся от него Лёха, но соизволил пояснить: – Тут, на Авраменко, «Коленвал» не так разбирают, как в «Зелёном», да и салатики из морской капусты можно взять. Так что я сейчас, – и исчез за большими стеклянными дверями гастронома.

Ну, ждать так ждать. Лёньке после такого наполнения трюма двигаться вообще не хотелось. Он имел только одно желание – растянуться на кровати и расслабиться.

Лёха и в самом деле появился через несколько минут.

– Отлично, – прокомментировал он своё появление. – Всё окей, – похлопал он себя по неожиданно увеличившемуся животу, где, как предполагал Лёнька, и находился вожделенный «Коленвал».

«Ничто в курсантах не меняется, в какой бы точке Союза они ни находились», – отметил он про себя.

От этой мысли он усмехнулся, и они, поднапрягшись, ухватили сумку за ручки и доставили её в роту.

Затащив сумку в кубрик, Лёха указал Лёньке на свободную койку:

– Тащи сюда свой матрас. Тут будешь спать, а я пойду к Бате и хавчик ему отдам. – Он нагнулся к сумке и переложил из неё несколько тарелок с пюре и котлетами в тумбочку.

Они вместе вышли из кубрика, отнесли сумку Бате, Лёнька забрал матрас и вернулся в кубрик к Лёхе.

Тот в задумчивости сидел за столом.

– Чё заскучал? – поинтересовался у него Лёнька.

– Да чё тут говорить? – невесело вздохнул он.

Вся весёлость и бесшабашность, фонтаном бьющая из Лёхи, куда-то исчезла. Перед Лёнькой сидел обычный парень, которому присущи обычные чувства пацанов, когда с их лиц исчезает маска искусственной беспечности и бравады.

Лёха вздохнул и, глядя на Лёньку, застилавшего себе постель, поделился:

– Не хотел я в это чёртово «Приморское пароходство» идти. Ну никак не хотел! – чуть ли не надрывно вырвалось у него. – Хотелось в ДВ остаться, но тут, понимаешь, заковыка какая оказалась: блатные да женатики туда распределились. Нет блата – иди на танкера, на Камчатку или Сахалин. – Лёха со злостью махнул рукой и мастерски выругался. – Были корефанами-друзьями, а на деле что получилось… У кого лапа волосатее, тому – всё, а у кого ничего, тому… – и Лёха выставил перед собой согнутый локоть. – Как теперь смотреть на этих друганов? – Он вновь разразился забористыми перлами русского языка.

Но, успокоившись, посмотрел на Лёньку, прекратившего заниматься постелью. Лёнька выпрямился и внимательно смотрел на изливающего душу Лёху.

– Вот, например, я… – вновь начал Лёха. – Я с Манзовки. Так что? В ДВ оставили? Не-ет, – он горько усмехнулся, – на танкера направили. А у меня Танька во Владивостоке. Тоже учится. Год ей ещё учиться. А тут в Находку надо ехать. Где там жить? Как там дальше быть? – За поддержкой своих слов Лёха вновь посмотрел на Лёньку. – А никто не знает, – и он развёл он руками. – Чё делать? Понятия не имею. – Он на несколько мгновений умолк и уже другим тоном начал новую тему: – Надо сейчас до мамани съездить, хоть дипломом похвастаться. Пусть порадуется, – это он уже добавил мягко, представляя себе, как мать примет его.

– Так едь к ней. Чё ты тут сидишь тогда и её, радёмую глушишь? – Лёнька кивнул в сторону тумбочки, в которую Лёха уложил еду и добычу из гастронома.

– Да, – вновь махнул рукой Лёха, – дела тут некоторые закончить надо, с Танькой объясниться, да и ещё кое-что. Вот я и взял билет только на завтра. Так что давай по пять граммулек на зуб примем, да я пойду. – Лёха поднялся и наклонился над тумбочкой.

– А может, не надо? – предостерёг его Лёнька. – Всё-таки серьёзный разговор у тебя с твоей Танькой намечается…

– Да ну тебя, учитель хренов! – Лёха распрямился, держа в руке бутылку, и, приподняв её, пояснил: – Это я так, только для храбрости. – Он задорно, как и прежде, ухмыльнулся, как будто и не было тех мимолётных грусти и слабости, которыми он поделился с Лёнькой несколько минут назад.

– Хозяин – барин, – пожал плечами Лёнька. – Я вот тоже со своей девчонкой перед отъездом из Мурманска разругался вдрызг. Нажрался и устроил скандал. Специально нажрался, чтобы она за мной никуда не ехала и отстала. Во где засела! – Он резанул себя по горлу ребром ладони, пояснив: – А то что-то уж очень много планов она на меня распланировала. Короче… Дрыснул я от неё таким образом, – и хохотнул.

– А может быть, ты и прав, – ответным смехом поддержал его Лёха. – Стоит сейчас нажраться, чтобы концы обрубить – и в воду… – Он задорно посмотрел на Лёньку. – А там будь что будет.

Достав стаканы, Лёха слегка плесканул в них, а после того, как они основательно закусили, принялся рассказывать о жизни в училище и нюансах этой жизни, что Лёньке казалось более интересным.

Ополовинив бутылку, Лёха собрался уходить. Причесался, надушился и, хлопнув Лёньку по плечу, подмигнул:

– Давай ложись-ка ты спать, а я пойду попробую устроить свою судьбу.

Лёха ушёл. Лёньку невольно начало клонить в сон, и он не стал этому сопротивляться. Разделся, по привычке аккуратно уложив на «баночке» сложенную форму, и, устроившись калачиком на такой привычной для него курсантской койке, отправился в царство Морфея.

Из глубокого сна его вывел неожиданно зажёгшийся свет и громкие маты, несущиеся из рундука.

От неожиданности Лёнька подскочил с койки и увидел валяющегося в рундуке Лёху. Тот оказался настолько пьян, что самостоятельно выбраться оттуда не мог, а только беспомощно размахивал руками и ногами, изрыгая при этом невообразимые маты.

Поняв, что без посторонней помощи новоявленный инженер-механик и уже, возможно, не жених выбраться из рундука не сможет, Лёнька подхватил это аморфное создание и переместил на койку.

Чучело, которое недавно было энергичным и весёлым Лёхой, от всех противоправных действий, которые с ним сотворил Лёнька, начало возмущаться.

Поняв, что при таком раскладе это возмущённое существо может ещё потянуть на подвиги или какие-нибудь разборки, Лёнька скрутил его, вытряхнул из штанов и фланки и заложил в койку, прижав всем телом и накрыв одеялом.

Почувствовав себя в родной стихии, тело под названием Лёха что-то ещё бормотало, но постепенно бормотание начало стихать и перерастать в богатырский храп.

Отдышавшись от пережитой схватки, Лёнька отпил воды из графина и, накрыв голову подушкой, чтобы звуки, исходящие с Лёхиной койки, не тревожили его, вновь провалился в темноту сна.