Читать книгу Синар. Морские рассказы - Алексей Макаров - Страница 5

***

После ужина мы вышли на палубу. В вечернее время было не так жарко, как днем. Поэтому было очень приятно прогуляться по палубе.

Мягкий теплый ветер с моря ласкал лицо и слегка трепал волосы.

По крутым трапам мы поднялись на самый верх надстройки, на пеленгаторную палубу. С нее просматривался весь порт и высотки Дубая, которые светились почти рядом с портом.

Тележки кранов, которые грузили контейнеры по трюмам, носились прямо перед глазами. Создавалось впечатление, что контейнер несется прямо на тебя. Мы стояли у лееров на пеленгаторной палубе. Но от «летающих» перед лицом контейнеров, непроизвольно пришлось отойти от них подальше.

Крановщик, когда увидел, что на палубе стоит женщина, то даже приостановил свою тележку, высунулся в окно и помахал рукой. По всей видимости, это был пакистанец. Операторы кранов – это высокооплачиваемая работа, на которую берут только толковых мужиков после соответствующего обучения.

А вот грузчики, которые работали в трюмах, те вообще женщин не видят годами, потому что в Дубае они живут в отдельном поселке и их оттуда привозят на работу в специальных автобусах.

В Джабель-Али, который находился в двадцати километрах от Дюбая в порту, для портовых рабочих даже была построена своя специальная зона. В этой зоне жили рабочие (в основном пакистанцы). Из этой зоны они вообще никуда не могли выйти. У них – только работа и собственный поселок. Они так живут и работают два-три года. Через три года им разрешается поездка домой на месяц, и после этого они опять возвращаются, если хотят подписать еще контракт. Этот контракт будет уже на два года, с точно такими же условиями. И если у этого рабочего все будет хорошо, и его работа будет проходить без замечаний, то он может работать и третий контракт, на который ему привести к себе свою семью. Его семье будет выделена в коттеджном поселке небольшая квартирка. Вот так рабочие порта и жили, в этом Джабель-Али.

А в Дубае грузчики, особенно те, которые работали на кранах, это были ребята с образованием, со специальными навыками, это были не только пакистанцы, а иной раз и белые, которые нанимались туда на работу. Кстати, много ребят было с Украины, и с территорий бывшего Советского Союза, и иной раз даже попадались ребята и из Москвы. Все хотят отдать свои силы и навыки за приличные деньги. А тут, в порту, за хорошие деньги, по сравнению с Россией, можно было неплохо заработать.

Мы обошли всю надстройку, а когда спускались вниз, то подошли к бассейну.

На подходе к порту я специально набрал в него воды. Но, так как спускной клапан немного пропускал воду, то она из бассейна постепенно уходила, и сейчас в нем осталось только три четверти от полного объема. Так что залезать в него не было никакого смысла. Мы только постояли и смотрели на остатки плещущейся воды.

В бассейне было хорошо купаться, когда он был полон до самых краев, чтобы вода немного переливалась через край. Вот тогда в нем можно было плавать, как в море, и даже наблюдать за горизонтом.

С пеленгаторной палубы я увидел, что к борту судна подъехал магазин duty free. Это был большой, белый грузовик, с прицепленным к нему таким же белым контейнером, специально переоборудованным под магазин.

Он останавливался напротив каждого судна, или через судно. Моряки туда заходили, чтобы купить спиртное, сигареты, видеокамеры, фотоаппараты, плееры, магнитофоны, кое-что из вещей, различные сувениры и золото. Золото было, конечно, дороже, чем в самом городе, но что-то купить было можно, если учитывать, что стоянки у контейнеровозов считанные часы и в город попасть невозможно.

Я предложил Инночке:

– Пойдем, сходим туда, – кивнул я в сторону магазина, – Может быть, что-нибудь там тебе прикупим в память о твоем приезде.

Та сразу же согласилась:

– Пойдем, посмотрим, а то я здесь была только в продуктовых магазинах. А об эмиратском золоте ходят легенды по всему миру.

Мы спустились на причал, и чтобы нас не сбили проносящиеся машины с контейнерами, осторожно перешли на противоположную сторону причала, где стоял передвижной магазин.

Из него как раз вышел водитель, он же и продавец. Он поставил ступеньку перед входной дверью и открыл двери своего заведения. Я пропустил вперед Инночку. Водитель услужливо открыл дверь перед ней, и мы вошли вовнутрь.

От неожиданности увиденного внутри контейнера, она непроизвольно воскликнула:

– Ой, сколько здесь всего! – и принялась осматривать содержимое полок этого передвижного «рая». Сначала она прошла в спиртной отдел, просмотрела и перетрогала там все бутылки. Видя ее нерешительность, я посоветовал ей:

– Давай еще бутылочку вина купим.

На сей раз, я выбрал бутылку французского красного вина и положил в корзинку. Мы тут же перешли в другой отдел. Инна подходила ко всем полкам и подробно изучала их содержимое, расспрашивая о ценах. Опять осматривала очки и пыталась их примерить, потом осмотрела электронную технику, как будто что-то оттягивая. И, как потом и оказалось – это был прилавок с золотыми украшениями.

Под стеклом была целая гора колец и цепей. К ней сразу же подошел продавец, и она его стала пытать:

– Покажите мне это, да покажите мне вон то. Сколько стоит вот это колечко, а сколько – вон та цепочка.

Продавец послушно выполнял все капризы дотошной покупательницы. Он доставал и взвешивал то, на что указывала Инночка, щелкал клавишами калькулятора и выдавал цену.

Инночка перемерила десятка два колец и серег. Но каждый раз они ее чем-то не устраивали. Но потом, когда она дошла до дутых серег, в виде цветка, и примерила их, то было сразу понятно, что серьги ей очень понравились.

Это были небольшие дутые серьги, с инкрустацией. Замок английский. Я сразу понял, что это надо брать. Серьги выглядели массивно и очень внушительно. Золота там было всего, может быть, граммов на пять-шесть в каждой. Но выглядели они очень красиво, и кошелек вынулся сам собой.

Инночка не остановилась на новом приобретении, она все перебирала и перебирала кучу украшений, которые перед ней вывалил продавец. Он только и успевал укладывать их на весы и щелкать клавишами калькулятора. Видя, что азарт все больше и больше стал овладевать моей женой, я попросил ее:

– Мамусь, не надо тут больше ничего покупать. Ладно, вот это ты сейчас купила, тебе очень хочется, пусть оно у тебя и будет, но по приходу назад в Дубай мы съездим в город. Там есть золотой базар, и на этом базаре ты сможешь выбрать все намного дешевле, лучше и красивее. Здесь же только ширпотреб, который рассчитан на моряков – вот смотри, тут цепи, кресты… А там, в городе есть то, от чего у тебя глаза разбегутся. Я даже и не могу представить, что ты сможешь там выбрать.

Она недоверчиво посмотрела на меня, но неохотно соглашаясь, сказала:

– Ладно, остановимся пока на этом.

У меня с собой были полудрагоценные камни. Это штук двадцать гранатов, довольно-таки неплохих и крупных. Еще штук сорок мелких рубинов. Они были очень маленькие, и я не знал, что из них можно сделать. Также, несколько изумрудов среднего размера.

Приобрел я эти камни в Коломбо на Цейлоне. Это когда мы еще ходили туда на «Александре Фадееве». Тогда я не выдержал атаки местного продавца камнями. Он так энергично их мне расхваливал, чуть ли не вылезая из кожи. Он был настолько красноречив, что я не выдержал и все это купил. Обошлись тогда мне все эти камни долларов в сто пятьдесят.

С тех пор я постоянно возил их с собой, в надежде на то, что может быть получится сделать из них какие-нибудь украшения. Но тут со мной была Инночка. Поэтому я был уверен, что мы уже вместе с ней закажем у Джимми что-нибудь по ее рисункам.

Поэтому, глядя на Инночку, как она перебирает все эти цепи и кресты, я обратил ее внимание на другую полочку:

– Смотри. Тут еще есть золото в плитках. Вон, смотри на ту, что весит 20 граммов. Давай-ка мы купим эту плитку золота, а когда вернемся в Индию, то сходим к Джимми, и попробуем заказать у него серьги или браслеты с моими камнями. Может быть, он сможет сделать что-нибудь стоящее. У него есть каталог, и по этому каталогу можно будет сделать заказ. Или ты нарисуешь серьги или браслеты, чтобы он сделал их по твоим рисункам.

Конечно, надо было все это говорить доходчиво, спокойно, с внушительной интонацией, а не «а ну-ка, все, ничего не покупай, этого тут не делай». Такой тон мог бы ее обидеть. Естественно, в первый день мне этого не хотелось, и поэтому я все доводил до ее сведения спокойно, надеясь на ее благоразумие.

Она посмотрела на меня и поняла, что все это я не просто так говорю. Вообще-то моей задачей была оттащить ее от этой блестящей желтой кучки изделий. По ее глазам было видно, что она не в силах оторваться от прилавка, на котором было столько золота. Но реальная действительность взяла верх. И поэтому мы купили только пластинку золота, серьги и бутылку вина.

Пришли в каюту. Сели. Инночка прошла в спальню и примеряла купленные серьги. Потом она примерила и те, которые сделал Джимми. Она была очень довольна. Ну, и я конечно тоже, что смог доставить жене столько радости.

Тут раздался стук в дверь. Это был капитан. Приоткрыв дверь, он вежливо спросил:

– К вам можно зайти?

– Конечно, Андрей Сергеевич, заходите.

Капитан сел на диван у журнального столика, и рассказал нам о погрузке и предстоящем отходе.

Конечно, ему тоже было скучно сидеть одному у себя в каюте. Ему надо было что-то делать. Поэтому он и зашел к нам, чтобы скоротать время до отхода. Час, который он провел у нас, пролетел незаметно. Капитан сам взглянул на часы:

– Да, надо идти, а то уже смеркается. Через час, будет отход. Вот-вот должен подъехать Фарид с документами.

В подтверждение его слов, раздался телефонный звонок. Я поднял трубку телефона. Это капитана приглашали пройти к себе в каюту, где его уже ждал Фарид вместе с документами на отход судна.

Капитан ушел, а мы вновь обнялись и долго сидели так, ощущая, близость друг друга. Но, это продолжалось не так уж и долго. Минут через двадцать-тридцать капитан позвонил мне:

– Ну, что, Владимирович, давай машину готовить, через полчаса будет отход.

А что можно ответить на такое предложение? Отход, так отход. Будем готовиться. Первый раз что ли?

Я тут же позвонил в ЦПУ. Трубку поднял второй механик. Я передал ему приказ капитана.

– Сейчас будет отход, давай готовиться, а я сейчас переоденусь и подойду.

Пока я переодевался, Инночка, глядя мне в глаза, попросила:

– Я тоже хочу с тобой.

Вообще-то я ждал ее просьбы, но ответил:

– Ну, что ты там будешь делать? Чтобы сидеть в ЦПУ и смотреть, как мы бегаем?

– Нет, мне не хочется оставаться одной. Я очень соскучилась по тебе. И я не хочу, даже на немного оставаться без тебя. Хочу быть рядом с тобой. Ну, и посмотреть, как вы там готовите машину, – просила она меня томным голосом.

Доводы были основательные, потому я нехотя согласился:

– Но только ты будешь сидеть в ЦПУ, и ничего не трогать, никуда не выходить, кнопки не нажимать, – уже строже предупредил я ее.

– Хорошо, – радостно согласилась она. В данный момент она была готова на все, лишь бы не оставаться одной в каюте. Я ее прекрасно понимал.

Только оглядев ее внешний вид, я посоветовал ей:

– Только брюки надень, потому что наша машина женщин не любит, там надо ходить только в брюках. Наша машина, она ревнивая, и если, не дай Бог, женщина появляется, и она это увидит, то так заревнует, что плохо нам всем придется.

– Правда? – не поверила она мне.

А я на полном серьезе настаивал на своем:

– Правда-правда. Только, давай, быстрее переодевайся. Времени нет, – я все время поглядывал на часы, – И из ЦПУ не выходи, пожалуйста, – это я уже говорил, когда мы спускались по трапам, – К окну, которое выходит на двигатель, тоже не подходи, потому что машина может увидеть тебя, и неизвестно, что еще потом будет.

– Ну, хорошо, хорошо, – соглашалась она. Чувствовалось, что она не верила моим словам, а воспринимала их, как компенсацию за свое желание.

Мы спустились в ЦПУ. Инночка тихонько прошла и села в уголочке за столом, где мы обычно пили кофе. К ней тут же подскочили дядя Витя с дядей Сашей. Они услужливо сделали ей кофе, налил его в кружку, сели рядом, и начали ей увлеченного что-то рассказывать.

Мне некогда было прислуживаться к этим разговорам. У меня была совсем другая задача. Вахтенным механиком был третий механик. Это был толстый, неповоротливый верзила. А так как и второй механик был в ЦПУ, то мы все вместе принялись готовить машину к отходу.

Запустили еще один дизель-генератор, взяли его в параллель, провернули главный двигатель валоповороткой, а затем и на воздухе. Спросили разрешения мостика на запуск главного двигателя. Это для того, чтобы быть уверенным, что под винтом никого и ничего не нет. А то винт размолотит все в щепки. У нас был винт регулируемого шага. Сейчас его шаг был выставлен на ноль и поэтому судно, при запуске главного двигателя, не получало хода. Это только с мостика можно было увеличивать разворот лопастей винта, когда судну был нужен ход вперед или назад. Закрыли индикаторные краны, и запустили двигатель на топливе

Двигатель как-то неохотно стал разгоняться, потом все быстрее и быстрее начал набирать обороты. Для начала, он набрал 105 оборотов. Это была его первая скорость.

После этого механики проверили работу всех цилиндров. Все форсунки на всех цилиндрах должны были работать нормально. Проверили температуру выхлопных газов по цилиндрам и на компьютере.

Я выставил на компьютере диаграмму, по которой можно было наблюдать за нагрузкой и температурой по цилиндрам, и следить за процессом прогрева главного двигателя. Когда температура по цилиндрам стала приближаться к 200 градусам, то двигатель был переведен на режим 175 оборотов. После того, как температуры и на этом режиме стабилизировались, двигатель оставили работать в таком же режиме.

Я доложил на мостик:

– Машина готова, можно пользоваться.

Только после этого управление было переведено на мостик.

– Иди, отдыхай, – обратился я ко второму механику, – Завтра утром, при подходе к Корфаккану, спустишься в ЦПУ, чтобы помочь Сереге и дяде Саше.

– Понятно, – уже бодро подтвердил мне второй механик. А то у него был что-то очень кислый вид. Наверное, он думал, что я его здесь буду держать до самого конца.

Ну, а нам теперь осталось только сидеть и смотреть за всеми параметрами. Все параметры были выведены на компьютер. Переключая схемы, я наблюдал за температурой и давлением масла на главном двигателе, воды, первого и второго контура, и то, как она поступает к некоторым точкам. На схемах было все видно. Поэтому мониторинг за работой главного двигателя и всех механизмов можно было осуществлять постоянно и без каких-либо проблем из ЦПУ.

На этой линии отходы и подходы были очень частым событием. Переходы были, как и на всех контейнеровозах длинные, а стоянки короткие.

В этих районах вода никогда не опускается ниже 20 градусов. А летом, в Персидском заливе, она была еще выше. Иногда приближаясь к 36 градусам. Поэтому, наблюдение за температурами во время маневров было особенно важной задачей. У нас это наблюдение уже дошло до автоматизма. Мы уже знали значение всех температур наизусть, поэтому можно было сидеть в пол оборота к компьютеру, глядя одним глазом на приборы, и разговаривать между собой.

Ну, а сейчас конечно, все внимание было сосредоточено на Инночке. Дядя Витя и дядя Саша развлекали Инночку различными морскими побасенками.

Сереге – третьему механику, было лет двадцать пять. Это был высокий, под метр восемьдесят, жизнерадостный пацан весом за сто килограммов – покушать он любил. Сейчас он сидел спокойно на стуле перед пультом управления. Перед ним был журнал, который он периодически заполнял. Я сел с другой стороны от пульта. Там у меня был свой столик с компьютером, и тоже стал заносить данные по расходу топлива.

Оформив свои расчеты, я передал данные об остатках топлива на мостик.

После окончания маневров, почувствовалось, что двигатель стал работать с большей нагрузкой. Это значило, что лопасти винта развернулись вперед, и нагрузка стала постепенно увеличиваться. Для нас же это значило, что мы уже отошли от причала, маневры прекратились, и судно с лоцманом начало выходить из порта.

Главный двигатель еще работал с нагрузкой процентов на семьдесят. Потом, когда судно уже прошло все волнорезы, волноломы, то через борт послышался шум винтов подходящего буксира. Он уткнулся в борт. От его «прикосновения» судно даже немного качнуло, и через некоторое время шум его винтов стал стихать. Было ясно, что катер забрал лоцмана.

Тут же позвонил капитан:

– Все, лоцман сдан, набираем полный ход.

В ответ я отрепетовал ему:

– Тогда ставь ручкой телеграфа на полный ход, а я тут уже сам начну доводить его до режима полного хода.

Капитан поставил ручку телеграфа на «полный вперед». Я сразу зафиксировал это время в рабочем журнале. Механик прошелся по машине и записал показания счетчиков топлива, по которым я пересчитал количество оставшегося топлива. Эти данные я передал на мостик. Вахтенный механик постепенно стал добавлять нагрузку до полной.

Когда нагрузка на двигатель достигла полной, то дядя Саша перевел питание электросети на валогенератор, а Серега после этого пошел останавливать обесточенные дизель генераторы.

Когда он вернулся в ЦПУ, то я обратился к нему:

– Ну что, Серега. Оставляю тебя тут в гордом одиночестве. Наблюдай тут за всем. Мы тебя покидаем. В случае пожара меня выносить первым, – пошутил я вдобавок.

А потом обратился к ловеласам:

– Так, дядя Витя и дядя Саша, давайте-ка разбредайтесь по каютам. А то у Инны от ваших побасенок, наверное, уже уши опухли. Серега сам тут будет за всем смотреть.

Потом еще раз я обратился к Сереге:

– Когда все параметры войдут в норму, а это будет часа через полтора, то и ты можешь идти в каюту.

Когда главный двигатель в море работает в режиме полного хода, то на ночь мы все покидаем ЦПУ, и оставляем включенной только сигнализацию, переведенную в каюту вахтенного механика и еще несколько постов в надстройке.

Ночью в ЦПУ никого нет, и только периодически механик, который числится на вахте, раз в четыре часа, спускается в машину для осмотра работающих механизмов. Осмотрев все, он делает отметку в машинном журнале и возвращается к себе в каюту досыпать.

А иногда этого и не надо делать, потому что все отработано, все механизмы в норме, все надежно отремонтировано. Иной раз сутками ничего не надо было трогать.

Но, если механик заметит, что где-то начало подтекать топливо, то он его вытрет, повесит баночку, сделает запись в журнале.

А уже ремонт или капитальную приборку, сделают утром два моториста-филиппинца под руководством фиттера.

Мы с Инночкой вышли на главную палубу. Погода была изумительной. Ночной, теплый ветерок охлаждал тело. Огни Дубая остались уже за кормой. Зарево от его огней освещало полнеба. Темное море, штиль, и только шипение, которое раздавалось от волн, расходящихся от форштевня, нарушало общую идиллию.

Бурун воды от работающего винта за кормой определял наш путь. А так как в воде было очень много планктона, то вся кильватерная струя светилась серебром. Создавалось впечатление, что кто-то снизу, из самой глубины моря как будто кто-то просвечивал толщу воды огромным фонарем.

Для Инночки это было необычно. Она, завороженная красотой этой картины, смотрела, не отрываясь, на уходящую далеко за транец кормы кильватерную струю. Наконец-то оторвавшись от такой красоты, она посмотрела на меня:

– Вот это красотища!

Море было освещено на полнеба, от оставшегося за кормой Дубая и всполохи от его зарева занимали почти весь горизонт. Черное море и светящаяся кильватерная струя, уходящая вдаль, завораживали.

Обнявшись, мы постояли еще с полчаса, подышали прохладным ночным чистым воздухом и поднялись в каюту. Я закрыл светонепроницаемыми шторами лобовые иллюминаторы, и мы стали укладываться спать.

В шесть утра мне позвонил вахтенный механик:

– Все, Владимирович, сейчас будем выводить главный двигатель из режима полного хода.

– Давай, зови дядю Сашу, второго механика и запускайте вспомогательные дизеля, – моментально очнувшись от сна, приказал я Сереге.

– Да мы все уже здесь, – бодро ответил Серега.

Процесс перевода с валогенератора на вспомогательные дизеля очень чувствительный. Тут нужно было делать все опытной рукой.

После запуска вспомогательного дизеля до взятия его в сеть и вывода из сети валогенератора был запас всего лишь на 35—40 секунд. Этот перевод надо было сделать очень умело и четко. Если не угадать, или прозевать время перевода, то был риск обесточивания судна. А это при подходе в порт было очень опасно. Третий механик со вторым механиком это уже делали не один раз самостоятельно. Сейчас они оба были в ЦПУ, и я был спокоен.

Трубку телефона взял второй механик:

– Владимирович, не волнуйся, спускайся потихоньку, мы тут все сами разрулим.

Я осторожно, чтобы не разбудить Инночку, встал с кровати. Поцеловал ее. Это ее разбудило, она перевернулась на другой бок и махнула рукой:

– Иди, иди, иди. Я еще посплю.

Я еще раз поцеловал ее:

– Конечно, поспи, что тут такого? Все нормально.

Умылся и только стал одеваться, натягивая на себя комбинезон, как вдруг – бах, трах, тарарах, бумс!!! И все обесточилось. Темнота. В этой темноте и тишине только послышался запуск запускавшегося аварийного дизель генератора. Сразу зажглись лампочки аварийного освещения. Тишина, главный двигатель только по инерции еще ухает поршнями. Что такое? Ничего не понятно.

Я, на ходу застегивая молнии комбинезона с рабочими ботинками в руках, кидаюсь в машинное отделение. Промчавшись по всем трапам, вбежал в ЦПУ. Непроизвольно бросаю взгляд на механиков. Они все стоят в растерянности. Сигнализация орет, двигатель еще по инерции немного вращается. Лопасти винта остались развернутыми на передний ход, и он потихоньку, чух-чух-чух-чух, начинает глохнуть. Винт работает в турбинном режиме, под воздействием инерции судна. Масляные насосы стоят. Все стоит. Запустился только аварийный дизель, и было дано аварийное питание на освещение.

Тут же звонит капитан:

– Что случилось? Почему обесточились? – начал засыпать он меня вопросами.

– Понятия не имею, что случилось, сейчас будем разбираться, – попытался я хоть немного его успокоить.

– Давай. Действуй осторожно. Под нами глубина семьдесят метров. Якорь бросить невозможно. До берега далеко. Вблизи проходящих судов не отмечается. Хорошо, что танкерная стоянка осталась слева. У нас впереди через полтора часа уже должен быть Корфаккан. Наше место у причала еще свободное, – уже спокойнее добавил он, – Давай, решай проблему. Найди причину и попробуй запуститься, как можно быстрее.

– Сейчас попробуем. Вначале разобраться надо, что же случилось.

Ну, так как механики пускали только один вспомогательный дизель, я сразу подошел ко второму дизелю, и попытался его запустить.

Он только издал какое-то непонятное «дыр-дыр-дыр», бух, и заглох. Я кинулся к третьему дизелю. Попытался и его запустить. Но он тоже издал «дыр-дыр-дыр», и тоже заглох.

Что такое? Непонятно. В машине стоит непривычная тишина. Можно уже не орать. Полумрак рассеивали только лампочки аварийного освещения. Тишина. Оба механика, ничего не понимая, стоят около меня.

Я тоже ничего не понимаю:

– В чем дело? – а они так же тупо хлопают своими ясными очами.

Тогда меня озарила мысль:

– Ну-ка, тащи ключ на семнадцать, – говорю третьему механику, – Надо открутить заглушку на топливной трубке. Мне кажется, что топливо не поступает к насосам.

Третий мигом сгонял за ключом и открутил заглушку на топливном трубопроводе. А оттуда полилось не топливо. И даже не топливная эмульсия, а чистейшая вода. Что такое? Откуда вода? Как она попала в топливо? Где топливо?

Потом, когда стали разбираться, то выяснилось, что за сутки до прихода, этот наш умный третий механик Серега перебирал сепаратор. Он его разобрал и почистил. Но надо было поменять старые резинки уплотнения на барабане на новые. А это чучело взяло, и забыло, или поленилось поменять там то ли одну, то ли две резинки.

После отхода судна из Дубая он, пока оставался один на вахте, решил пополнить расходную цистерну свежим топливом и запустил сепаратор. А так как уплотнение было нарушено, то вода из гидрозатвора сепаратора была перекачана в напорную (расходную) цистерну топлива для дизель генераторов. Цистерна была расположена над дизель генераторами, на высоте около шести метров. Поэтому в топливных трубках, которые подводили топливо к насосам высокого давления дизель генераторов всегда было давление 0,6 – 0,7 кг/см².

После каждой подкачки топлива в напорную цистерну, надо было обязательно спустить из нее отстой и проверить качество топлива в ней. Но Серега вчера этого не сделал, поэтому сегодня мы получили такой плачевный результат его деятельности.

Кинулись к расходной цистерне. Ну а там, естественно – вода. Сколько ее там находиться – определить невозможно. Темно и по мерительному стеклу ничего видно не было. Когда открыли верхнюю горловину на ней, то сверху плавало топливо без малейших признаков воды. Это уже радовало.

Теперь все стало ясно:

– Ну что, ребята? Давайте эту воду сливать. Да, побыстрее! Капитан ждет. Причал пока еще свободен, – пытался объяснить я всю сложность ситуации механикам.

Мужики как-то сразу сориентировались и работа закипела. Их не надо было подгонять. Дядя Витя, дядя Саша и оба Сергея быстренько приделали к спускному крану на цистерне шланг, направили его в цистерну грязного топлива, и начали спускать туда эту чертову топливную эмульсию.

Сколько в цистерне было воды? Как много времени займет ее спуск? Никто не знал.

Я тут же позвонил на мостик и рассказал капитану причину остановки, добавив:

– У вас там безопасно? Минимум час может занять спуск этой топливо-водяной эмульсии.

– Пока работайте, – чувствовалось по голосу, что капитан был недоволен.

В ЦПУ полумрак, везде горят красные лампочки. Сигнализация срабатывает постоянно. Я остался в ЦПУ, чтобы корректировать процесс. Вся же машинная команда была занята спуском эмульсии из напорной цистерны. Бегаю по ЦПУ от одного щита к другому, выключаю аварийные сигналы.

А тут дверь в ЦПУ осторожно открывается и туда входит Инночка. Она вошла осторожно, бочком:

– Ой, а что случилось? – осторожно и тихо спросила она.

– Что случилось? Да мы обесточились! Причину уже выяснили. Скоро все наладим и поедем дальше.

Она выглядела очень испуганно. Но как она потом мне рассказывала:

– Вы все носитесь, тишина, но ты так уверенно отдаешь всем команды. Все на тебя смотрят, и паника прошла только из-за того что ты был в абсолютном спокойствии. Ты не кричал, не орал ни на кого, и все под воздействием твоей внутренней силы действовали слаженно и направленно.

Ну, может быть, так оно и было. Кто его знает? Но, во всяком случае, моей задачей было находиться в ЦПУ и смотреть за уровнем топлива в расходной цистерне и обеспечить, чтобы она как можно быстрее опустошилась от эмульсии и наполнилась чистым топливом.

А топливо то где было брать? Топливо надо было набрать в запасном танке. Я поднял филиппинцев, те открыли горловину в днище второго дна, и оттуда черпали ведрами топливо.

Когда в расходной цистерне из спускного крана пошла уже густая эмульсия, а не гольная вода, то ее перестали спускать. Вернее, не перестали ее спускать, а стали добавлять в эту цистерну ведрами свежее топливо.

Из междудонной цистерны надо было зачерпнуть ведро с чистым топливом, отнести его на три палубы вверх, до платформы генераторов. А так как по скобтрапам с ведром не поднимешься на шести метровую высоту, то ведра поднимали к цистерне на веревках, и заливались в верхнюю горловину расходной цистерны.

Я подозвал третьего механика и приказал ему запустить второй дизельный сепаратор, который имел питание от аварийного дизеля.

– Но только не тот, который ты перебирал, а другой. Целый. Попытайся хоть как-то пополнить расходную.

Серега убежал заниматься сепаратором, а я попытался запустить один из дизель – генераторов.

Но не тут-то было. Дизеля не запускались, потому что вся система топлива была еще заполнена водой. Для начала мы спустили все обводненное топливо из трубопроводов. В расходную цистерну набрали около пятидесяти ведер чистого топлива. Это заняло больше часа. Все в мыле, в машине температура была далеко за тридцать. Но темп работ не снижали. Все работали слаженно, как часы.

Когда убедились, что в расходной цистерне уже нет воды, то снова попробовали завести дизеля, но дизеля опять не заводились, потому что в топливной магистрали все еще оставалась вода. Пока ее всю выпустили, затем выпустили весь воздух из топливных трубок, вот тогда уже и запустили все вспомогательные дизеля.

Запустили все три сразу, на всякий случай. Не дай Бог, опять что-нибудь случится. Когда убедились, что дизеля работают стабильно, то подали питание в сеть. После этого запустили все насосы и подготовили главный двигатель к запуску.

Вот только тогда я уже доложил капитану:

– Все! Мы готовы. Прошу разрешения на запуск.

Капитан не меньше моего был рад, что все неприятности позади и разрешил запускать главный двигатель. Двигатель запустился легко. После обычных тестов, я передал управление на мостик и с облегчение, чуть ли не проорал в трубку телефона:

– Давай ход! Поехали в порт!

Но так как мы опоздали к причалу, то пришлось встать на рейде Корфаккана. Глубина под килем была метров тридцать-сорок, но все равно якорь бросать было нельзя, и судно осталось стоять в дрейфе, ожидая разрешения на вход в порт. Машина была в полной готовности,

Делать теперь было нечего, и мы все собрались на корме.

Третьего механика я оставил в машине, чтобы тот наблюдал за работой своего дизельного сепаратора, как за своим собственным дитем. Чтобы каждые пять минут брал топливо на анализ и постоянно следил, не пошла ли в цистерну вода, и чтобы постоянно спускал оставшееся обводненное топливо из расходной цистерны, чтобы там вообще не оставалось больше никакой воды и эмульсии. Провинился – так работай.

Дизеля работали исправно, слава Богу, что все так обошлось. Андрей Сергеевич тоже спустился к нам на корму, отвел меня в сторону и говорит:

– Да, перетрухал я немного. Думал, вы сейчас вообще ничего не сможете сделать, позаклинивают у вас топливные насосы. Тогда вообще труба дело.

Ну, а что делать? Пришлось принять такой умный вид, и с важным видом сказать:

– Мы для того здесь и нужны, чтобы все работало нормально.

Сейчас только вахтенный помощник остался на мостике и третий механик в машине. Вооружили удочки, и давай таскать окуней.

Окуни были очень даже приличные. Все, как на подбор, сантиметров по двадцать пять, но иногда вместо окуня вытаскивали на крючке из воды только одни головы. Когда окунь клюнул, то сразу начинаешь тащить его из глубины. Тащишь его, но вдруг ощущаешь удар по руке – бах. И потом вытаскивается только одна голова. Это хулиганили барракуды, которые дефилировали на глубине в метров десять. Окуни же были донной рыбой. Когда его вытащишь на палубу, то от перепада давлений он сразу становился красным и глаза у него вылезали из орбит.

Серега, второй механик, даже поймал одну из хулиганок. Он оставил удочку с наживкой посередине, до дна он ее не опускал. Так и поймал одну из барракуд.

Успели наловить почти целое ведро окуней. Но тут поступила команда идти в порт. Рыбалка сразу была прекращена. Завели главный двигатель, и пошли в порт.

Когда встали к причалу, то агент сказал, что у нас во время погрузки должна произойти бункеровка. Надо будет заправиться топливом. На бункеровщике нас ожидали наши триста тонн тяжелого топлива.

Этого грека, который был капитаном танкера – бункеровщика, я прекрасно знал. Если мы берем триста тонн, то он всегда выдавал мне двести семьдесят.

– Это у тебя неправильная цистерна, это у тебя неправильная таблица. У нас все верно. Таблицы проверены DNV. Смотри вот сюда, – постоянно убеждал он меня в моей неправоте и совал мне под нос свои таблицы с замерами топлива.

Но мне было досконально известно, что на этом танкере есть какой-то неучтенный танк, куда он перекачивает все это «лишнее» топливо. И получалось всегда четко, что тридцать тонн топлива у меня не хватало. У меня даже сомнение какое-то возникло – может, он и прав, что у меня там что-то с моими таблицами замеров, с танками, и со всем прочим? Но если бы я работал один день на этом судне, я бы сомневался, а так у меня это был уже второй контракт на нем, то сомнений никаких не было, этот танкерный капитан меня обманывал.

И каждый раз мне приходилось биться за эти недоданные тонны. А если не биться, то вообще без штанов останешься.

Стоянка короткая, за это время капитану танкера ничего не докажешь. А если этот капитан увидит, что ты потерял контроль над собой и начал орать или брызгать слюной, то все. Лишишься ты своих тридцати тонн и документы, но на эти 270 тонн, все равно придется подписать все документы.

А если не подпишешь, то надо вызывать независимого сюрвейера и делать дополнительные замеры танков танкера и судна. На эту процедуру может уйти уйма времени. Это значит, что простой судна произошел по вине экипажа. А простоя у контейнеровоза быть не должно.

Но, иногда, этот грек, мне мог скостить двадцать, иногда и двадцать пять тонн. Но это если у этого грека было хорошее настроение.

Перед каждой бункеровкой я уже знал, что меня будут обманывать, но когда это произойдет, я не знал. То есть принцип гарема. Знаешь, что трахнут, но когда это будет – не знаешь.

После того, как мы встали к причалу, к нам подошел бункеровщик. Капитан, увидев меня, радостно помахал мне рукой. Я тоже оскалился в улыбке и также «радостно» поприветствовал этого грека.

Механики и мотористы начали подсоединение бункеровочного шланга, а я полез на танкер, чтобы сделать замеры.

Замеры были сделаны, я подписал предварительные документы и поднялся на борт.

Нам предстояло принять 300 тонн тяжелого топлива для главного двигателя. Танки для бункера были приготовлены заранее. Общий их объем составлял 450 кубов, надо было принять 330. Так что опасности переполнить танки не было. Да и грек вместо 330 кубов даст мне только 300. Я был в этом полностью уверен. Поэтому я был полностью спокоен.

Поэтому я взял Инночку и вышел с ней на палубу. У меня была с собой японская удочка, с очень меленькими крючками. На каждый крючок была надета фосфоресцирующая бусинка. Во Владивостоке такая удочка пользовалась большой популярностью у рыбаков, потому что на такую бусинку корюшка очень хорошо ловилась.

Я вооружил удочку, и позвал Инночку:

– Давай, попробуй. Порыбачь, – вручил я ей подготовленное удилище.

Тем более я звал ее на левый борт, с которого велась бункеровка. Так что мне не надо было никуда бегать для замеров топлива и контроля его по танкам.

– Да я никогда не ловила эту рыбу. Я понятия не имею, как это делается, – все сопротивлялась Инночка.

– Не переживай. Как только ощутишь, что что-то там под водой дергается, то сразу вынимай удочку. А я помогу тебе снять рыбку.

А ловить было что. Около борта вся вода вокруг нас кишела мелкой рыбкой. Ее, этой мелкой рыбешки, было так много, что, по-моему, и вода отсутствовала. А в ней была только одна рыба. Это какой-то косяк каким-то образом зашел в бухту.

Я показал Инночке, как закидывать удочку и передал ее ей. Инночка взяла удочку и опустила ее в воду. И тут же неожиданно вскрикнула:

– Ой! Там что-то трепыхается! Что делать? – растерянно смотрела она на меня.

– Тащи удочку! Потом разберемся, что у тебя там трепыхается, – как можно спокойнее учил я ее.

Наконец-то мы вдвоем вытащили леску из воды. На леске было шесть крючков. А на трех из них трепыхались рыбки. Радости у Инночки не было предела. Глазки азартно заблестели, движения стали уже более отточенными. И бадейка, предназначенная для рыбешки, начала постепенно наполняться. Иногда леска путалась, и мне приходилось ее распутывать. Инночка нервно меня торопит, а потом, когда я распутаю леску, опять закидывает удочку. И, как результат по три-пять рыбок за один заброс. Таким образом, рыбачка Инна наловили бадейку почти в три литра. Так что за время бункеровки, которая длилась около полутора часов, она наловила почти полную бадейку.

Ну, а потом, когда меня уже позвали подписывать документы на окончание бункеровки, я ее оставил одну. Одной ей стало скучно ловить, и она пришла в ЦПУ, гда я считал топливо, с этой знаменитой бадейкой.

– А что делать с этой рыбой?

Я посмотрел на почти полную бадейку:

– Подожди, вот сейчас выйдем из Корфаккана, тогда и займемся твоей рыбой. Тут переход около двух суток до Кандлы. У нас еще будет время, что с ней сделать, а пока поставь бадейку в холодильник на камбузе. Пусть там стоит пока. Ничего с ней, с этой рыбой не случиться, вечером ей займемся.

Обманули меня, удивительно, на этот раз, всего лишь на пятнадцать тонн. Когда я начал возмущаться про недоданные пятнадцать тонн, капитан неожиданно предложил:

– Я вижу ты сегодня со своей женой на судне. Удачного тебе рейса. Давай сделаем по этому случаю, half and half, – то есть пятьдесят на пятьдесят, – Тебе половина, и мне половина, – добродушно смеялся грек.

Так и порешали, что сегодня у меня недостача будет только семь с половиной тонн.

Ну и ладно, подписали документы, как предложил грек. Времени для дальнейшего обсуждения уже не было. Контейнеры были полностью загружены, лоцман уже был на борту, и ждал на мостике, когда мы закончим оформление документов.

При подписании документов на полученное топливо я со смехом даже сказал Андрею Сергеевичу:

– Удивительно! Меня в очередной раз обманули, но только на семь с половиной тонн.

– Это ему сказали, что у тебя жена на борту, поэтому он сегодня такой добрый, – капитан тоже рассмеялся.

– Ну, и хорошо, пусть будет хоть так. Сэкономлю на переходах. Выкручусь.

И это называлось экономией – чуть-чуть нагрузки меньше, а считаем больше. В этом рейсе я не выдержал и составил программу по этой, так называемой экономии.

Инночка меня даже сфотографировала, как я сижу и сочиняю эту программу по «экономии» топлива.

Эта программа потом еще много-много лет, которые я ходил на других судах, помогала мне «экономить» топливо, которое мне недодавали бесчестные бункеровщики.

После того, как закончилась погрузка, и были оформлены все документы на полученное топливо, опять поступил приказ о подготовке главного двигателя для очередного отхода.

Я поднялся в каюту, чтобы переодеться. Комбинезон был весь мокрый от пота. Это был уже второй за сегодняшний день.

– Ну что, мамусь, пойдешь машину смотреть? – ехидно поинтересовался я у жены.

Она дернула плечиком:

– Нет, не пойду. А то опять ваша ревнивая девица, что-нибудь выкинет. Я уже все у вас там видела. Я лучше пойду на мостик. Андрей Сергеевич меня туда приглашал.

Тогда я почесал затылок и посоветовал:

– Опять же, надень брюки. А я говорил тебе, чтобы ты не подходила к окну в ЦПУ. А ты все-таки, наверное, подошла, – с интересом посмотрел в ее ясные глазки, – Машина тебя увидела и заревновала. Видишь, что у нас получилось? – не знаю, говорил ли я это в шутку или всерьез. Но эффект от моих слов возымел действие.

Инночка потупилась, но потом обняла меня за шею и извинительным голосом продолжала:

– Да. Это все из-за меня. Подходила я к окну. Ну, мне же было интересно посмотреть, куда вы все убежали – и заглянула мне в глаза.

От таких объятий сердце растаяло:

– Ты не переживай. Все же благополучно закончилось. Давай, надень брюки, и иди на мостик, чтобы машина тебя не увидела, – от этих слов мы оба рассмеялись.

Инночка, послушавшись меня, пошла на мостик, через две палубы наверх, а я спустился опять в машину. Так же подготовили двигатель. Завели его, и через час совершили очередной отход на Кандлу.

Лоцман был скоро сдан, и судно на следующие двое суток продолжило работать в режиме полного хода.