Читать книгу Бист Вилах. История одного Историка. Том 2 - Алексей Мерцалов - Страница 3

Извилистая дорога шла через лес, огибая холмы и овраги. Она была узка, неприметна и довольно круто вела в гору. Вокруг царила неприкосновенная тишина, и только конский топот заглушал её. Дариор уже вполне освоился в седле и теперь умудрялся даже думать на ходу. А думать было о чём. Как и зачем он здесь оказался? И он ли это вообще? Дариор ещё надеялся, что это очередной глупый эксперимент Бист Вилаха и всё вокруг – не более чем декорация. Однако местный пейзаж был слишком уж правдоподобным, и в нём было что-то… средневековое.

Ладно, можно допустить, что бесчувственного историка перенесли, облачили в древнее одеяние и подсунули ему ряженого оруженосца. Это ещё, хоть и с натяжкой, вообразить можно. Но позвольте! Куда в таком случае делась зима? Где снегопад и сугробы? О нет, превратить зиму в лето никак невозможно! А Дариор был уверен, что пробыл без сознания всего пару мгновений. Как же за этот ничтожный отрезок времени погодные условия могут так радикально перемениться?

Трудно было определить, в какой местности оказался Дариор. Солнце здесь ужасно пекло, а небо лучилось девственной чистотой. Сухая жёлтая почва хрустела под копытами лошадей. Вокруг раскинулся хвойный лес, а впереди мрачной громадой нависали хребты гор. Дариор неплохо знал географию, а потому, исходя из климатических и природных особенностей данного места, заключил, что находится где-то на юго-западе Франции или, может быть, в Испании.

Дариор не представлял, что ждёт его впереди, в этом таинственном замке, и существует ли он вообще. Он не знал, как себя вести и что делать. Быть может, безопаснее будет развернуть коня и поскакать обратно к кладбищу? Если Дариора перетащили туда, то должны же остаться какие-то следы! Но что-то подсказывало: никто его не переносил.

Он всё ещё продолжал тешить себя надеждой о непонятном розыгрыше, раздувая и охраняя её, как робкий костерок. Но вот тропа стала пологой, впереди открылось чистое поле – и надежды Дариора рухнули. Вдалеке возвышался громадный средневековый замок, словно сошедший со страниц летописей времён Иоанна Доброго. Кто и почему назвал его замком, было непонятно. Абсурд!

Город – вот более подходящее название этой громаде домов, стен и башен. Именно город! Под словом «замок» мы обычно подразумеваем одинокий дом феодала. Нечто монолитное, незыблемое, выдолбленное из цельного куска камня. А это был город – со зданиями, улицами, храмами и площадями.

К тому времени, как вдалеке показалась высокая стена замка, тянущаяся по массивному холму, солнце уже достигло зенита. Было очень жарко – такого пекла Дариор не ощущал давно.

Конь историка был явно выносливее и резвее лошадки оруженосца, потому Дариор весь путь гарцевал впереди, тем самым увиливая от разговора. Но вот Лафос неожиданно пришпорил лошадь и поравнялся с историком. Кажется, отношения между наместником и оруженосцем были весьма простецкими и не обременялись условностями. К тому же Лафос, похоже, уже забыл о странном поведении своего сюзерена.

– Уф, ну и жара! – пропыхтел оруженосец, протирая лоб мокрым платком. – Поскорей бы уж пошли дожди.

– Но, думаю, что в холод зимой было не лучше! – улыбнулся Дариор.

Лафос горячо закивал:

– О да, сир. Помню смерть вашей матушки. Ужасное событие – вы, должно быть, до сих пор подавлены?

Вот как! Выходит, наместник замка Вильфранш – сирота. Что ж, в этом он идентичен с Дариором.

Человеку, вышедшему из XX века, трудно представить, как должен вести себя средневековый рыцарь со своим оруженосцем. Да, Дариор был историком, но это вовсе не значит, что он должен знать всю историю! Насколько он представлял, рыцари средневековья постоянно разбрасывались клятвами и заумными пространными тирадами. Если верить сэру Артуру Конан Дойлу, то рыцарь и пяти минут не мог прожить, не сказав: «Клянусь святым Георгием» или просто «Клянусь душой». Это были довольно эластичные выражения, в обиходе порой заменявшие самые разные высказывания – от конкретного обещания до восклицаний вроде «чёрт тебя возьми» или просто «ничего себе».

Вот и сейчас Дариор решил начать с этого.

– Клянусь святым Ивом! – воскликнул он, откопав в памяти вечную клятву Бертрана Дюгесклена3. – Я до сих пор тоскую по матушке. Это был серьёзный удар по моему мужеству, клянусь… э-э-э… эфесом.

В современном мире человека, сказавшего такое, в лучшем случае просто не поняли бы. Ну, или как минимум посмотрели бы на него оторопелым взглядом и сочувственно покачали головой. Здесь, в каком-то там среднем веке, эта фраза, пожалуй, не вызвала бы удивления. Но нет – Лафос воззрился на историка так, будто тот сказал нечто совершенно невразумительное. Дариор мысленно выругался: «Ну, а что ты хотел, чёртов оруженосец? С небес или откуда-то ещё к тебе сваливается человек, и ты думаешь, что он будет вести себя согласно нормам этого времени?» Тут Дариор представил себя буквально падающим с небес и передёрнулся. Всё это похоже на сон, который никогда не кончится. Или всё-таки кончится? Ах, чёрт, сколько же вопросов!

А главное – найти ответы на них весьма и весьма затруднительно. Да и как их найдёшь, когда даже не знаешь, как заговорить с местными жителями? Дариор принялся вспоминать, не случалось ли чего-нибудь подобного с кем-то из литературных героев. На ум пришли «Принц и нищий» Марка Твена. Конечно, не самый лучший пример, но воспалённый мозг Дариора не мог отыскать в недрах памяти ещё что-нибудь подобное.

Как вёл себя нищий, внезапно оказавшись при дворе, о котором читал только в книжках? Никто из придворных не заметил подмены, и все приняли «гавроша» за юного Эдуарда. Почему? Да потому, что и вообразить-то такую подмену невозможно! Стало быть, здесь Дариору опасаться нечего. Кто ж поверит, что вместо знатного наместника в седле гордого гунтера4 восседает обычный историк из будущего? «Обычный историк из будущего», по правде говоря, звучит не так уж и обычно.

Итак, что сделал нищий, оказавшись в другом мире? Ведь, по сути, жизнь у престола была для него другим миром. Ещё более далёким, чем прошлое для историка. Да ничего он не сделал. Просто пытался соответствовать своему новому статусу. А все вокруг считали, что бедный принц просто заболел и потому забыл, как подобает себя вести, как разговаривать, как отдавать приказы…

Выходит, и Дариору необходимо сделать то же самое – притвориться больным! Любого обычного человека, внезапно сошедшего с ума, наверняка бы отправили на костёр. Но ведь он наместник! Иоаннит! А кто посмеет хоть пальцем прикоснуться к столь знатной особе?

В голове историка созрел план. Одно это уже обнадёживало.

– Видишь ли, Лафос, – начал Дариор, тщательно подбирая слова. – Я действительно сильно ударился головой. Мне нужен лекарь. Я многого не помню… Мой разум словно окутан туманом в летний рассвет.

Конец получился неплохим, и оруженосец тоже не заметил подвоха. Как и следовало, он помрачнел и принялся жалобно причитать. Тогда новоиспечённый наместник попросил его напомнить ему о прошлом, дабы воссоздать память. И Лафос принялся охотно рассказывать.

Оказалось, что Дариор жил в Париже и был сыном славного рыцаря Жака де Рено. Вместе с отцом он нередко отправлялся в походы против разбойников, тем самым заслужив уважение короля и ордена, – ну точно как в летописи.

В те дни на улицах царствовала чума, и даже жестокая война с Англией была шуткой по сравнению с ней. Болезнь играла с людьми, как с погремушками, то отпуская, то забирая обратно туда, откуда нет пути назад. Выходя на улицу, люди заранее прощались с близкими, потому что только самые удачливые, от кого не отвернулась фортуна, возвращались обратно. Несмотря на знатное происхождение, Дариор с отцом не смогли найти лекаря для матери и после её гибели перебрались из Парижа в Тулузу – подальше от смерти. Тут-то Жаку де Рено и поручили наместничество в замке Вильфранш. Этот замок был важным стратегическим пунктом. Как и предполагал Дариор, он находился в горах между Францией и Испанией.

А далее в рассказе оруженосца было что-то невразумительное. Якобы из Рима против госпитальеров направили целую армию. Зачем? Новый крестовый поход? Это бред – такого в истории не было!

Однако долго править Жаку не удалось – он скончался. И тогда орден призвал на освободившееся место сына бывшего наместника. И Дариор, вместе с верным оруженосцем, немедля покинул Тулузу. По дороге он решил навестить могилу отца, которого похоронили на кладбище иоаннитов, к юго-востоку от замка. Вот, собственно, и вся хронологическая цепочка. Теперь хоть что-то прояснилось.

– Спасибо, Лафос, – поблагодарил Дариор, – теперь я многое припоминаю.

– Это славно, сир! – воскликнул оруженосец, неописуемо обрадовавшись. – Вам нужно сохранять здравый разум – ведь только так вы сможете править наделом рассудительно.

«Выходит, я оказался на месте Дариора де Рено, – размышлял историк. – Того самого рыцаря из летописи. Но как? Неужто Бист Вилах каким-то чудом и впрямь перенёс меня во времени? Но если это так, то значит, что и всё остальное из его рассказа – отнюдь не вымысел. Первая цивилизация, бессмертие, тайное общество, повелевающее миром.… Неужели всё это существует?!»

Наместник так углубился в раздумья, что очнулся только, когда лес остался позади, уступив место холмистой местности, а кони начали подъём по крутому склону. Этот холм представлял собой довольно просторное плато-поле, обросшее плотными зарослями можжевельника с восточной стороны и облепленное накренившимися от урагана соснами с западного склона. Даже осмотрев его невооружённым взглядом, можно было понять, что он представляет мощную оборонительную позицию.

«Если на склоне возвести несколько аванпостов, – машинально подумал Дариор, – то можно будет держать под наблюдением участок более чем в пять миль». Незаметно для себя историк стал размышлять не как подопытный кролик величайшего мирового казуса, а как обычный солдат.

Наконец дорога пошла более ровно, чем раньше, и путники поднялись на пологое плато, откуда открывался захватывающий вид на утопающую в солнечном свете твердыню, на оплот веры и надежды – замок Вильфранш. Мощные стены полностью утопали в тумане, окружающие сосны наполняли воздух сладким запахом смолы, а внутри, призывая на дневную службу, мирно гудели колокола, эхом разливая уютный звук по бескрайним просторам этой неизвестной вселенной.

– Сир, вы не передумали? – пробормотал Лафос, заворожённо оглядывая замок. – Вы всё ещё можете отказаться.

«Не то слово, я всё могу», – ухмыльнулся Дариор. Однако что-то подсказывало ему: ответы надо искать именно в замке. А раз так – иного выхода нет.

– Я уже принял решение, – покачал головой Дариор. – Замку нужен наместник!

С этими словами он пришпорил коня и, огибая вековые сосны, поскакал к воротам. Оруженосец не отставал от него ни на шаг, отчего и без того напряжённому историку стало казаться, что его конвоируют.

Но чем ближе Дариор приближался к твердыне, тем сильнее нарастало его беспокойство: «Захотят ли люди встать под моё начало? И смогу ли я управлять средневековым замком? Да и нужно ли это мне? Мало того: из-за меня назначен какой-то крестовый поход!»

Пока ехали к воротам, Лафос принялся взахлёб поносить папский престол, уважаемых кардиналов – короче говоря, весь Ватикан. Из всей этой праведной, но невразумительной галиматьи Дариор сделал следующий вывод: около месяца назад разгневанный папа Бенедикт (тут-то и оказалось, что на дворе середина XIV века) из-за какого-то лживого доноса впервые объявил крестовый поход на католические земли! Это сообщение потрясло не только госпитальеров, но и коллегию кардиналов. Многие поговаривали, что папа сошёл с ума! Кстати, Дариор, как и его предки, всегда чтил законы церкви и был потомственным христианином. Донос же был отправлен дальним родственником Жака де Рено – кардиналом Мариусом де Гло. А это, надо сказать, был весьма мутный тип. Мечтавший о карьере купца, де Гло быстро разорился и был вынужден уйти в лоно церкви. И вот теперь, неистово завидуя Жаку де Рено, который сумел сделать отличную карьеру, он поклялся мстить всем его потомкам.

«Чёрт побери, – выругался Дариор, – какие средневековые бредни! А страсти-то какие! Не хватает только мафиозных разборок и пулемётной стрельбы! Ну, точно как в Чикаго!»

Но вот, наконец, путники подъехали к воротам. Дариор как раз задумался об алчных превратностях судьбы. И впрямь: одни господа всю жизнь, что называется, бьют баклуши и разгильдяйничают. А всё потому, что жизнь в один миг предоставляет им все возможные блага. Спрашивается: за что? За скудоумие и безнравственность? А другие всю жизнь взбираются по отвесной стене и непременно падают вниз, хотя гораздо более достойны благ, чем первые. Где, спрашивается, эта пресловутая справедливость?

Из раздумий его вывел хриплый оклик:

– Кто такие?!

Перед крепкими, обитыми железом воротами стояла маленькая сторожевая будка, очень похожая на будку московского городового. Рядом с ней находился бородатый стражник в чешуйчатой кольчуге. В руках его покачивалась громадная секира. Как ни вглядывался Дариор, ничего ложного или современного он в нём не заметил.

– Дариор де Рено и мой оруженосец Лафос

– А! Так это вы наш новый наместник, сын покойного де Рено?

– Да, это я, – улыбнулся Дариор.

Ему было приятно изобразить на лице приветливую доброжелательность, и он ожидал увидеть в глазах стражника отражение своей радости. Однако тот сразу помрачнел и с непонятным оттенком то ли усмешки, то ли злорадства прохрипел:

– Въезжайте, если хотите! – Стражник толкнул ворота, и те со скрипом отворились, открывая вид на извилистую улицу. – Однако я бы вам этого не советовал.

Он хрипло рассмеялся и отошёл в сторону, любовно поглаживая рифлёную секиру.

Дариор окаменел. Что ждёт его внутри города, если даже первый встречный начинает разговор в таком тоне? Что, если охваченные ужасом горожане подняли мятеж против него, вернее – против наместника, на месте которого он оказался?

В любом случае, прежде, чем въезжать в замок, надо было ознакомиться с ситуацией подробнее. И Дариор вновь окликнул стражника:

– Что происходит в городе? Нам необходимо ознакомиться с нынешним положением дел.

Стражник был явно недоволен, что ему мешают наслаждаться поглаживанием секиры. Он раздражённо сплюнул:

– Внутрь заезжайте, господин, – сами всё увидите. И тихо проворчал: – Чёрт бы вас побрал! – но так, чтобы его услышали.

Хотя Дариор и был неописуемо растерян, однако оскорбления от первого встречного он простить не мог.

– Слушай, дядя…

Но, кажется, здесь было кому заступиться за историка. За спиной разразился яростный рык оруженосца:

– Ты что, забыл своё место, негодяй? Как ты смеешь так обращаться к прославленному рыцарю Дариору де Рено?! Может, тебе напомнить, кто ты есть на самом деле?

Лафос в мгновение ока выхватил из ножен меч и занёс его над стражником. Однако тот был тёртый калач, а потому ничуть не испугался и всё так же продолжал ухмыляться. Потрясённый его реакцией оруженосец на миг растерялся, но только на миг. Отбросив меч, он спешился, наотмашь ударил противника тяжёлой перчаткой и, повалив на землю, с победным криком начал молотить по животу.

– Вот тебе за твои шуточки! – Лафос придавил ногой отчаянно вырывавшегося и чертыхавшегося стражника. – В дальнейшем десять раз подумаешь, прежде чем…

– Хватит! – Громкий крик Дариора заставил разгорячённого оруженосца остановиться. Он покраснел, в мгновение ока вскочил с поверженного врага и робким голосом пробормотал:

– Простите, это больше не повторится.

Дариору, если честно, было, в общем-то, плевать, кто кого здесь побьёт или даже убьёт. Этих людей он видел впервые и вообще не был уверен, что они существуют в реальности. Однако всё же следовало соблюдать осторожность. Не стоит с первых же минут обострять отношения с местными жителями. Драка двух средневековых болванов – это, конечно, забавно, но нецелесообразно.

Поэтому пришлось снова напрячь память и заговорить грозно, в духе Чёрного Принца5.

– Хочу тебе напомнить, Лафос: мы приехали сюда, чтобы навести порядок в местных землях, а не валяться в канавах и подворотнях. Местный люд и так слишком напуган бесчинством испанских наёмников, нагрянувших в эти края, – мы должны вернуть надежду нашему народу!

Риск опростоволоситься был невелик. За долгие годы Средневековья испанцы регулярно подвергали экспансии приграничные земли французов, а раз замок Вильфранш стоит недалеко от границы – значит, и его постигает та же участь.

Что же касается надежды для народа… Если честно, Дариор мало верил своим словам. После всех страданий, пережитых горожанами вместо долгожданного смирения, церковь – последнее, что у них было, – отворачивается и мало того, встаёт против них. Такой «щедрой» награды историк не пожелал бы и самому злейшему врагу.

Тем временем обескураженный стражник, очнувшись от потрясения, поднялся с земли и, не в силах устоять, опёрся о стену караульной будки. Вид у него был жалкий и униженный. Седые волосы торчали во все стороны, сюрко было разорвано в трёх местах, а из носа струёй лилась кровь. С бессильной злобой меря взглядом оруженосца, стражник в отчаянии стал звать на помощь.

Заслышав отчаянные крики, из города стали выбегать зеваки и простолюдины. Будучи не в силах пропустить такое представление, они начали обступать путников плотным кольцом. Отовсюду послышались гиканье и насмешки в сторону избитого стража. Все эти люди казались абсолютно беззаботными, слишком простодушными и чересчур естественными, но от Дариора, к его же удивлению, не скрылось то, что многие горожане смотрят на него с нескрываемой злобой и отвращением.

«Что я им сделал? – Дариор застыл в безмолвном ужасе. – Грабил и жёг их дома? Бесчестил их жён? Предал веру? Изменил слову? Нет, это не так, но кто тогда настроил их против меня?» Выходит, прославленного рыцаря де Рено не очень-то жалуют в народе.

В этот момент из надвратной башни послышалось грубое лязганье доспехов. И вскоре из ворот, расталкивая в разные стороны горожан, выбежало с десяток солдат.

– Разойдись! С дороги! Куда ты лезешь! В сторону, чёрт возьми! – надрываясь, орал офицер лет сорока с угольно-чёрными усами. Несмотря на тяжёлые латы, он резво бежал впереди отряда и расшвыривал толпу зевак направо и налево.

Добежав до будки, он смерил насторожённым солдатским взглядом стражника, историка и Лафоса, а потом грубым тоном спросил:

– Кто вы и что здесь происходит, чёрт возьми?

– Меня зовут Дариор де Рено, – начал наместник и сразу заметил, как изменилось лицо солдата, когда тот услышал это имя. – Я прибыл сюда по депеше командира гарнизона мсье Бламбергье, вот она, – Дариор протянул письмо офицеру, и тот, быстро пробежав глазами содержимое, поклонился и смущённо забормотал:

– О, мсье де Рено, это такая честь для меня! Я сержант Люк Керье. Я рад… Вы… Я… То есть… У меня… Ладно, чёрт возьми, следуйте за мной! – нескладно закончил он и, подозвав солдат, двинулся в город.

Дариор и Лафос молча спешились и, взяв под уздцы коней, пошли вслед за ним. Первое, что с самого начала не понравилось Дариору, – солдаты шли плотным строем, окружив его, будто охраняли от кого-то или, что ещё хуже, конвоировали. Дариор, конечно, был не против лишней охраны, но какое-то странное предчувствие не давало ему покоя. Второе, что поразило его: в городе все смотрели на гостей с явной агрессией, а один старик и вовсе долго шёл рядом, а потом с диким воплем кинулся на наместника, но, получив от стража страшный удар древком копья, обмяк и повалился на землю.

– Проклятая рвань! – рявкнул в его сторону сержант и стал распихивать толпу, прокладывая себе дорогу.

«В какое мракобесное место меня занесло? – передёрнулся Дариор. Жизнь и достоинство человека тут, видимо, не стоят и франка!»

Остальная часть пути прошла без происшествий, и наместник смог спокойно изучить обитель госпитальеров. Город был красив. Бордовые черепичные крыши домов блестели на солнце, плавно кружили флюгера, лавки ломились от всевозможных товаров, в белоснежной церкви мирно звенел колокол, а по мощёной дороге игриво скакали солнечные зайчики.

Обычно в книгах, будь то научные трактаты или художественные романы, средневековый быт описывается мрачными, тёмными красками. Полотна современных художников, изображающие этот период, также не блещут пёстрыми тонами. Что у нас ассоциируется со словом «средневековье?» Нечто тёмное, какая-то болезненно-серая субстанция, камень, монолит и вечно ужасная погода. Всё это можно считать синонимами. Признаться, Дариор так же считал до этого дня. Но здесь, в замке Вильфранш, он полностью поменял своё мнение.

Красный, синий, жёлтый, оранжевый – вот преобладающие цвета этого места. Ничего серого, ничего мрачного, ничего, боже упаси, болезненного и тоскливого! Лишь радость, красота и веселье! Люди, обычные горожане, были одеты не в траурные балдахины, а в пёстрые, расписные одеяния. Дома украшали яркие флаги и гербы. Вокруг мелькали броские вывески. А погода и вовсе была великолепной. Да отрежут язык всем тем, кто описывал средние века как мрачное, безрадостное время! Всё это ложь, и Дариор убедился в этом своими глазами.

От ворот вела опрятная улица, пронизывающая город-замок, словно артерия. Очевидно, это был главный «проспект» поселения. Его, то тут, то там пересекали маленькие улочки и узкие каналы, служившие доступным источником воды. Дома, шедшие в ряд по обе стороны «проспекта», были по большей части двухэтажные, с каменными стенами и черепичными крышами. Все нижние помещения занимали бакалейные и мясные лавки, кузнечные и ткацкие мастерские, а также харчевни и кабаки. Правда, за всё время пути Дариор насчитал пока лишь три питейных заведения. Впрочем, для маленького средневекового городка и этого вполне достаточно.

На улице иногда слышался испанский говор. Даже попадались вывески на смеси испанского с французским. В общем, чувствовалась близость Испании.

Вскоре путники прошли узким проулком, пересекли небольшую площадь и остановились перед родовым шато де Рено. Если сравнить этот средневековый особняк и поместье Мещанова, можно сказать, что рыцари XIV века жили куда скромнее, нежели нувориши XX столетия. Это было весьма красивое двухэтажное здание с остроконечной крышей и боковыми флигелями, отходившими в стороны, словно крылья исполинской птицы. Особняк располагался на возвышенности, к которой вела каменная лестница, и как бы наблюдал свысока за всем городом. Это был, в общем, небольшой дом, но очень статный и гордый – как, впрочем, и весь замок.

Над дверью дома красовался щит с гербом и девизом де Рено.

«Так вот это место, – обрадовался Дариор, – здесь жил мой покойный батюшка». Ни горечи, ни печали при этих мыслях он не испытал. В сущности, какое ему дело до смерти некоего средневекового рыцаря?

Тем временем Керье скрылся в шато, но вскоре вышел оттуда в сопровождении широкоплечего феодала лет тридцати с длинными, до плеч, волосами огненно-рыжего цвета. Остановившись перед наместником, тот спокойным голосом сказал:

– Здравствуйте, мсье де Рено. Я Мишель Бламбергье, начальник местного гарнизона. Хорошо, что вы приехали. Этому городу нужен сильный правитель.

Дариор внимательно взглянул на нового персонажа и попытался составить его краткий физиогномический портрет. Взгляд спокойный, непроницаемый, лицо приветливое, но при этом усталое и холодное. На лбу и щеках – едва заметные морщинки. Значит, человек много размышляет, но имеет обыкновение улыбаться. Над правым веком – застарелый шрам, а на подбородке – продолговатый след от копья. Лицо тщательно выбрито – значит, персонаж не стыдится, а быть может, даже гордится своими увечьями. Впрочем, шрамы ничуть не портили это благородное и красивое лицо.

Итак, это волевой неглупый человек, имеющий богатое боевое прошлое. Вполне жизнерадостный, но иногда проявляет настороженность. Ну, что ещё? Имеет обыкновение ездить на лошади – все руки рыцаря были покрыты заскорузлыми мозолями от уздечки. Впрочем, для средних веков это наверняка довольно распространённое явление. Дариор невольно глянул на свои ладони и ужаснулся: на них откуда-то уже появились точно такие же мозоли. Даже перчатки не спасли.

Начальник гарнизона явно видел Дариора впервые. Что ж, это превосходно. Не придётся долго объясняться и ходить вокруг да около. Историк не знал, в каком социальном статусе находится этот Бламбергье и как с ним надо себя вести. Судя по почтительному, но достойному наклону головы, этот человек имел более низкий ранг, но также обладал титулом рыцаря. То есть это всё равно, что статский советник и тайный: оба дворяне, оба амбициозны, но один неизменно подчиняется другому.

Заключив это, Дариор учтиво кивнул и запросто поинтересовался:

– Так это вы прислали мне депешу?

– Да, верно. Это был я.

– Хм, вы просили немедленно принять командование… – Дариор понизил голос и выжидательно посмотрел на рыцаря.

– Да, это так, – ответил Мишель, тоже шёпотом. – Но нам лучше поговорить об этом в шато де Рено – дело не терпит отлагательств. Сегодня вечером, по традиции замка Вильфранш, новый наместник должен устроить в шато де Рено званый ужин. Соберётся весь рыцарский состав гарнизона вместе с супругами, дабы представиться вам, и вы сможете со всеми познакомиться. Но я хотел бы поговорить с вами до этого знаменательного события. У меня имеются очень важные сведения.

«Тайны мадридского двора!» – усмехнулся Дариор. Впрочем, он, как и положено, сделал скорбно-понимающее выражение лица и согласно закивал.

– Рыцарский состав? Это много? Я могу их увидеть сейчас?

– Боюсь, что нет, сир. Господа отправились на охоту в западный лес. Впрочем, – Мишель, прищурившись, поглядел на солнце, – Жан де Борн и Озанн де ла Терра должны прибыть к полудню, но, возможно, задержатся. Вы и не представляете, какие здесь нынче развелись вепри! Двумя стрелами их надо валить, и лишь третьей удаётся довершить дело.

– Что ж, я подожду.

– Ваш оруженосец может заняться лошадьми, а потом Керье проведёт его в комнату слуг. А мы, если не возражаете, пройдём в шато.

Замолчав, он дал какие-то указания сержанту, потом почтительно пропустил вперёд Дариора, затем сам вошёл в шато и запер дверь на засов.

После обширного холла, увешанного геральдическими щитами и различным оружием, перед наместником открылся большой торжественный зал. Все было сделано с величайшим вкусом. Дубовая и буковая мебель плавно переливалась под лучами солнца, проходящими сквозь сводчатое окно. Пол был выложен бордовой плиткой, посередине зала стоял массивный обеденный стол, а справа от него возвышался громадный камин. В конце зала располагалась большая статуя Христа (видимо, обязательная для жилища иоаннита).

– На первом этаже только два больших помещения, – сказал Мишель, – этот зал и оружейная. Там спуск в подвал и выход в сад, что за домом. На втором этаже – спальня, гардеробная, библиотека ну и, конечно, кабинет.

Если бы Дариор мог выбирать себе место жительства, он бы остановился именно на этом шато. Его полностью устраивали как размер дома, так и расположение комнат. Дом вовсе не был тёмным. Публицисты-историки любят представлять средневековое жильё этакой мрачной берлогой, с серыми стенами и гнетущим полумраком. Но нет, шато Рено полностью ломало сложившиеся стереотипы. Это был светлый особняк с множеством окон, и не проглядывалось в нём ничего серого или мрачного. Наоборот, солнечная атмосфера дома от самого порога заряжала благими эмоциями.

Рыцари поднялись по дубовой лестнице на второй этаж, и Дариор чуть не запел от восторга. Здесь был самый настоящий кабинет, с письменным столом и грудами пергамента. Вместо перьевых ручек в углу лежала охапка гусиных перьев. А на стенах красовались древние гобелены, изображавшие поединки рыцарей-пилигримов с арабами Палестины. Эх, как Дариору не хватало кабинета в своей работе, как ему приходилось мучиться в своей крохотной квартирке, скрючившись над докладами! Будь у него хотя бы половина этого славного кабинета, он бы давно уже не носил старое пальто и не толкался в рядах нищих историков возле исследовательского центра.

В общем, дом был что надо. Жаль только, что нет радиоприемника и граммофона, но это уже проблемы временных рамок.

Бламбергье тем временем предложил Дариору кресло, чем-то напоминающее трон, а сам расположился на низком массивном табурете. Неуверенно присев, Дариор вопросительно посмотрел на Мишеля.

– Итак, – начал тот, – уже весь город знает о сложившейся ситуации: Бенедикт объявил против нас крестовый поход.

Мысленно Дариор улыбнулся: никакого крестового похода не было. Зря вы, ребята, вздумали дурить профессионального историка! Дариор хитро взглянул на собеседника: мол, говори что хочешь, сочинитель, но я тебе не верю. Историк снова начинал подозревать, что все вокруг куплены Бист Вилахом, и потому понимал, что надо быть начеку. «Спокойствие и осмотрительность».

А вслух сказал сладчайшим голосом:

– Именно. Это ужаснейшее обстоятельство.

– Всех это, как вы выразились, обстоятельство сильно взбудоражило, – продолжил Мишель. – Последние крестовые походы в Лангедоке были закончены ещё в 1330 году инквизитором Жаком Фурнье, который впоследствии и стал Бенедиктом XII. Мы были уверены, что походы в эту область закончены, но увы…

«Спасибо за историческую справку, – мысленно поблагодарил историк, – теперь я точно знаю, что нахожусь в дремучем XIV веке где-то недалеко от Лангедока. Ну, если, конечно, я действительно попал именно в прошлое».

Мишель тем временем замолчал, о чём-то задумавшись, а потом нагнулся к Дариору и суровым голосом произнёс:

– Мои разведчики докладывают, что в Париж к королю был отправлен папский легат.

Судя по всему, данное известие должно было вызвать у наместника бурю эмоций, но этого не произошло – Дариор попросту не понял всей серьёзности этого заявления.

– Вот как? – переспросил он. Потом немного подумал и, поскольку Мишель продолжал вопросительно смотреть, для верности добавил: – Неужели это так… плохо?

– Что я слышу, сир?! – поразился Бламбергье. – Мы наслышаны, что вы человек хладнокровный и стойкий, но я и представить себе не мог, что это известие не вызовет у вас и тени волнения! Наместник, я вам вкратце разъясню ситуацию. Бенедикт объявил против нас тайный крестовый поход. Понимаете? Тайный! Об этом не знает никто, кроме некоторых правителей европейских государств, самого Папы и его кардиналов. Ну, и рыцарей нашего славного ордена. Вы, конечно же, знаете о «палестинском братстве?»

Палестинское братство? Что за чёрт? А, это, наверное, пресловутое Оrdo Тenebris. Выходит, в средние века его называли палестинским? Занятно, весьма занятно!

– Так вот, – продолжил Мишель, – мы уверены, что это именно они повлияли на Папу. Вы, конечно же, знаете, что где-то здесь, в замке, хранятся древние труды, вывезенные нами из Палестины, пока тамплиеры охотились за Граалем.

Архивы! Именно из-за них Бист Вилах устроил все эти чудеса перемещений. Выходит, за этими архивами охотятся все кому не лень: и Мещанов, и Бист Вилах, и братство, и сам Дариор, а в прошлом – ещё и крестоносцы!

А Бламбергье продолжал, не замечая, что лицо Дариора обуревают все возможные эмоции сразу:

– Ватикан хочет овладеть этими трудами. Либо для себя, либо для Палестинского братства. Если первое, то это полбеды. Если второе – то всё гораздо хуже. Мы не хотим повторить судьбу храмовников. Если бы в наших руках оказались эти труды, тогда мы смогли бы противостоять братству. Но без них…

– Что значит «если бы?» – удивился Дариор. – Разве эти труды не у вас?

– А вы не знаете, сир? – в свою очередь удивился Мишель. – Симон де Метц перевёз труды с Родоса сюда по настоянию Великого магистра. Замок тогда только строился, и Симон соорудил где-то под ним тайник, куда и спрятал труды. Вскоре славный рыцарь погиб, и местонахождение тайника кануло в небытие. Эти труды – всего лишь часть тех сокровищ, найденных в Палестине. Как вы знаете, они сейчас хранятся в Родосе, в резиденции Великого магистра, но эта часть трудов самая важная. И, увы, она пропала. Пропала здесь, в Вильфранше. По нашим данным, флот крестоносцев придёт к побережью примерно через месяц. Оттуда до Вильфранша всего два дня пути. А самое худшее – то, что поддержки со стороны Франции не будет.

– Что? – Дариор в ужасе вскочил с места.

Дело обретало поистине плохой оборот. Крестовый поход, архивы, братство… А что, если Дариор здесь на месяц? Или даже больше? Тогда ему придётся присутствовать при штурме замка! Событие, конечно, весьма романтичное, но опасное для жизни. К тому же все эти люди явно ждут, что он поведёт их в бой. Он! Историк парижского исследовательского центра! Что может быть глупее?

– Поймите, – совершенно спокойно продолжал Мишель, – каждый человек любит деньги, но король Иоанн в особенности. Покрывать нас он точно не станет. – На мгновение он замолчал, а потом добавил: – Помощи не будет. Мы можем надеяться только на силу ордена. Крепитесь – возможно, в скором времени нам придётся воевать почти со всеми европейскими странами.

Слова Мишеля зловещим эхом пронеслись у Дариора в ушах, и он в который раз восхитился спокойствием своего собеседника.

«Кажется, зреет вторая Великая война», – горько ухмыльнулся наместник. Настроение его было испорчено, пожалуй, на месяц вперёд.

– Скажите, мсье, – обратился Дариор к Бламбергье. – Я с удивлением заметил неприязнь и даже ненависть к себе у жителей Вильфранша. В чём причина?

– Ох, сир! Не к вам! Не к вам лично. – Мишель злобно сверкнул глазами. – Не все жители города члены ордена, большинство – это пришлый люд, осевший здесь за последние годы. Когда погиб ваш отец, в городе не стало наместника, и они решили устроить тут что-то вроде самоуправления. Создали совет, который отстаивает именно их интересы. Заседают в ратуше и выдумывают новые правила и законы.

– Прямо Октябрьский переворот! – рассмеялся Дариор

– Почему октябрьский? Это было в июне, – пожал плечами Бламбергье. – Но сейчас, когда прибыл новый наместник, сын доблестного Жака де Рено (а надо сказать, что ваш отец правил справедливой, но жёсткой рукой), они понимают, что их вольнице пришёл конец. Вот и скрипят на вас зубами!

«Опять революция и контрреволюция, – сокрушённо подумал историк. – Ничего не меняется».

Вскоре начальник гарнизона ушёл проверять посты, и Дариор остался один в целом доме. Впрочем, не совсем один: как понял Дариор, в правом флигеле шато жили кухарка, повар и слуги, а в левом расположился Лафос. Но Дариор не жаловался на одиночество. Ему было полезно наконец-то побыть одному, изучить новое жильё и спокойно поразмышлять о насущном. Этот чёртов званый ужин был назначен на восемь вечера. Часов в шесть кухарка и слуги, наверное, начнут приготовления, и сосредоточиться в такой суматохе уже не получится. Стало быть, у Дариора имелось примерно два часа на размышления. Но и это лучше, чем ничего.

Первым делом он направился в спальню и рухнул на огромную двуспальную кровать, созданную если не для жителя Олимпа, то уж точно для земного короля. Тут-то его и ждало первое потрясение.

На стене рядом с резным комодом висело большое, отполированное серебряное блюдо, исполнявшее роль зеркала. Дариор заглянул в него и обомлел. Сначала ему показалось, что в спальню вошёл другой человек, и только через пару мгновений наместник понял, что никто не входил – он видит себя.

Из блюда на Дариора смотрел суровый, несколько хмуроватый мужчина с густыми чёрными бровями. Да, он был похож, даже чрезвычайно похож на историка, но всё-таки многим отличался. Во-первых, Дариор имел около шести футов роста, а этот незнакомый господин едва ли достигал пяти с половиной. Зато он был гораздо коренастее, а его плечи оказались шире, чем у Ивана Поддубного. Во-вторых, Дариор, если честно, всегда считал свою внешность весьма привлекательной, а человек из блюда, хоть и обладал некоторым обаянием, был суров и неаккуратен. В-третьих, Дариор всегда старался вовремя бриться. Теперь же на его лице оказались целые южноамериканские джунгли. В-четвёртых, историк теперь выглядел на пять, а то и на десять лет старше. На лбу и скулах уже образовались редкие преждевременные морщины, а в глазах появилась скорбная усталость.

Закончив первый поверхностный осмотр, Дариор, постоянно чертыхаясь, принялся стягивать доспехи, чтобы провести более обстоятельное исследование. Однако сделать это было не так-то просто. От волнения руки историка предательски тряслись, а одежда оказалась, мягко говоря, немного громоздкой. Пришлось заодно провести и инвентаризацию амуниции. В итоге она составила:

1. Толстый стальной нагрудник с нанесённым на него родовым гербом.

2. Чёрный плащ с голубым подбоем и алыми краями (на плаще белой вязью вышиты восьмиугольный Мальтийский крест и тигровые лилии вокруг него).

3. Нарукавники и наголенники из цельной превосходной стали, эластичные и не сковывающие движений.

4. Высокие сапоги из грубой дублёной кожи на толстых каблуках и со шпорами, местами сбитые – очевидно, в обиходе не первый год.

5. Чёрно-белое сюрко. На груди – тот же Мальтийский крест.

6. Грубая, жёсткая, местами выцветшая льняная рубаха с широким воротом. Странно, что Дариору она не показалась неудобной. Надо сказать, он вообще не чувствовал дискомфорта в этом громоздком одеянии.

7. Мешковатые пузыристые штаны травянистого оттенка. Дурацкие, словно снятые с клоуна в цирке. Но, видимо, по меркам XIV века вполне пристойные и даже модные.

8. Кожаные ножны, обшитые бархатом. Что тут сказать – красивая, притягательная и приятная на ощупь вещь.

9. Узкий одноручный меч-бастард около трёх футов в длину. Лезвие ничем не примечательно, разве что сильно иссечено, а кое-где даже остались застарелые пятна крови – видать, новый наместник замка Вильфранш был лихим рубакой. Рукоять обмотана войлоком, а в узорный эфес помещён небольшой рубин. Это странно: ведь в боях мечи ломаются не реже копий, а потому деньги обычно вкладывают в качество клинка, а не в красоту ручки. Какой смысл в драгоценных камнях? Меч от поломки они всё равно не спасут.

10. Маленький кинжал, спрятанный в сапог. Что ж, вещь полезная и в своём роде незаменимая. Засапожник лишним никогда не бывает.

Ну, вот и всё. Кажется, к лошади ещё были прицеплены копьё, арбалет и шлем с забралом. Было бы неплохо осмотреть всё это, но тащиться в конюшню Дариор не хотел.

Итак, он остался совершенно голым и не без ужаса заглянул в блюдо. Впечатление вышло неоднородное. Сложен рыцарь-госпитальер был неплохо. Он имел широкие плечи, мощную грудь и прямую спину, был весьма тучен и коренаст. Однако если историк мог похвастаться наличием почти всевозможных мышц, то наместник этого сделать не мог. Он не был профессиональным культуристом, это уж точно. Да, сразу видно: человек работал с железом и много тренировался, но без должного понимания. Его тело было «мужицким» – мощным, сильным, подтянутым, но не рельефным. Впрочем, это не так уж и плохо, однако Дариора немного смутил живот. Дело даже не в том, что он весь был покрыт чудовищными шрамами, словно после кесарева сечения, – тело наместника вообще, можно сказать, не имело живого места, но это даже, напротив, имело некий брутальный оттенок. Дело не в этом, а в том, что живот наместника был, скажем так, не очень плотен. Что ж, надо тренироваться и править ошибки.

Тут Дариор поймал себя на том, что не пытается раскрыть подоплёку происходящего, а уже строит планы на будущее в этом мире. Хорош сыщик! Дариор ужасно разозлился и принялся расхаживать по комнате, при этом раздражённо размахивая непривычно короткими руками.

Вдруг из коридора послышались мелкие семенящие шажки, и дверь робко приоткрылась. Дариор в последний момент успел нырнуть под кровать и прикрыться плащом. В спальню вошла низенькая девушка в фартуке, убедилась, что хозяина нет на месте, и принялась с любопытством разглядывать оставленные на полу доспехи. Видимо, это была кухарка. Дариор, разумеется, не мог вылезти в таком виде и потому был вынужден оставаться под кроватью, отчего злился ещё больше. Более глупую ситуацию и придумать было нельзя: парижский историк сидит под кроватью в средневековом замке, прячась от кухарки!

А кухарка, кажется, и не думала уходить. Боязливо оглядевшись, она с почти божественным благоговением взяла в руки бархатные ножны наместника, повертела их в руках и с почтением отложила. Немного осмелев, примерила стальные нарукавники, но сморщила носик и вернула их на прежнее место – очевидно, не заинтересовавшись. Потом кухарка совсем обнаглела и попыталась поднять меч. Однако вскоре ей пришлось отказаться от этой затеи, ибо вес бастарда был для женщины непомерным.

Кухарка была одета в простенькое бордовое платье и остроносые башмаки, Дариор хорошо видел это из-под нижней планки кровати. Её блёклые волосы покоились под маленькой шапочкой, а из кармана фартука торчала поварёшка. Разумеется, далёкой от светской жизни женщине не чуждо стремление к романтике и ко всему прекрасному. Поэтому кухарка, недолго думая, натянула на себя сюрко наместника и, уставившись в блюдо, громко расхохоталась.

Тут Дариору окончательно надоело задыхаться на пыльном полу под кроватью, и он решил, наконец, проредить ситуацию.

После того как за спиной кухарки раздался душераздирающий рёв и неизвестно откуда появилась жутковатая субстанция, запелёнатая чёрным плащом, девушка истерично завизжала и бросилась вон из спальни. Таким образом, насущный вопрос был решён. Наверняка теперь пойдёт слух о том, что наместник оказался Дракулой… ну, или просто душевнобольным человеком, однако самого наместника это сейчас не слишком волновало. Он желал лишь одного: понять суть всего происходящего вокруг.

Пока что складывалось три версии случившегося. Первая: он попросту сошёл с ума. Эта версия была бы основной, если бы не одна нестыковка. Есть железное правило: все сумасшедшие уверены, что они нормальные. Никто из них никогда не задумается, псих он или нет. А раз Дариор только и думает об этом, то многообещающая версия сумасшествия не является действительной.

Вторая: Бист Вилах на кой-то чёрт перевёз Дариора в другую страну, переодел и подсунул ему толпу ряженых средневековых воинов. Однако где и как он мог достать столько людей и с таким правдоподобием воссоздать замок средних веков?

Оставалась третья и самая невероятная версия: Дариор действительно перёнесся назад во времени. И дело даже не в том, что это невозможно. Главное – если он и впрямь переместился сквозь призму времени, выходит, что и остальная галиматья, сказанная Бист Вилахом, является правдой. Но это просто уму непостижимо! Получается, что в нашем мире живут какие-то подобные людям уникумы, каждому из которых не менее двух миллионов лет. Именно они управляют миром, и Бист Вилах – один из них. Первая цивилизация! Но если это так, то вся кропотливо составленная мировая история летит к чёрту!

Дариор обхватил голову руками и откинулся на кровать. Ему казалось, что мозг вот-вот закипит, будто вода в чайнике. Такую непосильную работу он просто не мог выполнить.

В тот самый миг, когда Дариор уже был готов отчаянно завыть, на пороге спальни появился долговязый чванный господин в тёмно-синем наряде, похожем на комбинезон.

«Ну а это ещё кто?» – мысленно простонал Дариор.

– Добро пожаловать в шато Рено, сир, – поклонился незнакомец. – Моё имя Эймери, я дворецкий.

Говорил он сухо и гордо, как будто считая себя важнее всех окружающих. На вид дворецкому было лет шестьдесят, не меньше. Однако, несмотря на возраст и величавый вид, его глаза лучились живостью.

– Я всегда на посту, вам стоит только позвонить, – и он указал на бархатную ленту, висевшую около кровати. – Или вы можете всегда найти меня в левом крыле дома, – объяснил Эймери. – Немедленные распоряжения будут?

Дариор подошёл к дворецкому и внимательно взглянул ему в глаза:

– Скажите, Эймери: вам знакомо имя Бист Вилах?

Ни одна мышца не дёрнулась на лице дворецкого. Он остался точно таким же невозмутимым.

– Нет, сир.

Тогда Дариор решил спросить о другом:

– Эймери, вы, должно быть, давно живёте в замке?

– Двадцать два года, сир. Ровно столько, сколько лет этому замку. Я прибыл сюда с Родоса вместе с доблестным Симоном из Метца и участвовал в строительстве стен.

Дворецкий отвечал спокойно, даже несколько уныло. Видимо, эти вопросы задавали ему уже не в первый раз.

– Вы, разумеется, ничего не знаете о Палестинских архивах? – спросил Дариор.

– Знаю, но не больше, чем все, – ответил Эймери. – Ваш отец в своё время задавал мне тот же вопрос, сир. И теперь я отвечу на него точно так же. Мы отплыли с Родоса вместе с каменщиками и плотниками на пяти галерах. В общей сложности двести человек. На одном из судов везли часть Палестинских архивов. Прибыв сюда, в горы, мы наткнулись на древнеримскую крепость «Aurea aquila», что дословно означает «Золотой орёл». Эта твердыня когда-то защищала Нарбонскую Галлию от нашествий иберов. Крепость, когда-то большая и грозная, была наполовину разрушенной. На её месте Симон де Метц решил возвести новый оплот иоаннитов. Первым делом мы отстроили шато для Симона и лишь потом приступили к возведению хозяйственных строений и стен. По моему скромному разумению, всё это время архивы хранились в шато Симона. Однако потом по его распоряжению римские клоаки и коммуникации, расположенные под замком, были расширены и превращены в целый лабиринт, куда Симон и поместил архивы. Но куда именно – неизвестно, поскольку через два дня в шато начался пожар. Сгорела половина здания, а вместе с ней – и Симон. Его изуродованные останки захоронены в склепе на родовом кладбище госпитальеров.

– А что с шато?

– Потом ваш отец отремонтировал дом и пристроил к нему флигели. Поэтому-то шато и носит имя Рено. От старого здания Симона здесь остались только первый этаж да винный погреб.

Стоило дворецкому умолкнуть, как с лестницы послышались торопливые шаги, и в спальне появился Лафос.

– Прощу прощения, сир, – молвил он, поклонившись. – Прибыли Жан де Борн и Озанн де ла Терра. Изволите принять?

Дариор нехотя поднялся. Знакомиться с очередными древними рыцарями ему, по правде говоря, не очень-то и хотелось. Но обстоятельства требовали:

– Я иду.

Раскланявшись с Эймери, наместник двинулся вслед за оруженосцем. Пока спускались по лестнице, Дариор решил ещё раз поджечь фитиль просвещённости.

– Лафос, это Бист Вилах нанял тебя? – спросил он прямо.

Оруженосец удивился, даже шарахнулся в сторону. Однако удивление его было неправильным – слишком уж непонимающим. Так не ведут себя уличённые во лжи.

– Сир? Дозвольте переспросить.

– Забудь, – раздражённо молвил Дариор.

И здесь промах! Либо Бист Вилах собрал актёров из самого Большого театра, либо это действительно настоящие жители средневековой эпохи, и Дариор на самом деле гостит в XIV веке. И если это так, всё очень, очень плохо…

Наместник и оруженосец вышли на улицу в жаркий день. Солнце палило так беспощадно, что по шее Дариора сразу же заструился пот. Однако двое незнакомцев, переговаривавшихся во дворе, явно не испытывали таких неудобств.

Это были два рыцаря, причём, судя по всему, весьма знатные. Оба держали под уздцы холёных жеребцов. Первый оказался здоровенным детиной средних лет, с косматыми усами и бородой до груди. На его мощное тело были натянуты лёгкая охотничья кольчуга и бурое сюрко с изображением родового герба: сцепившиеся медведь и лев на фоне чёрного восьмиконечного креста. Рыцарь носил толстые неухоженные сапоги, а руки его были облачены в грубые перчатки. К небогатому поясу были пристёгнуты ржавый клевец и короткий, но широкий меч.

Второй шевалье разительно отличался от первого, исключая разве что приблизительное сходство в возрасте. Растительности на его лице не имелось вовсе, а чёрные как смоль волосы томились в тугом пучке на затылке. На мощной жилистой шее пестрели старые шрамы, а скулы и губы были словно высушены многолетней жаждой. Зато глаза его отличались особенной характерной чертой. Если во взгляде первого рыцаря читались явное благодушие и расположенность, то очи этого сухаря оказались холоднее любого льда. В них словно затаился трёхголовый дракон: скорбь, ненависть и опыт. Одевался рыцарь тоже необычно: сюрко было ярко-красного цвета, а крест на груди – белого. Вышеупомянутую шею обрамлял шёлковый шарф в восточном стиле, явно захваченный в дни военного похода. На поясе в кожаных ножнах покоился дугообразный ятаган, а рядом с ним пестрел вышивкой небольшой бурдюк с водой.

Кони обоих рыцарей были сильными и статными – под стать хозяевам. К сёдлам жеребцов крепились колчаны со стрелами и крепкие охотничьи луки. Причём у первого рыцаря лук был высоким и тяжёлым, на английский манер, а у второго – коротким и удобным (видимо, как и шарф, он был арабским или берберским).

Первым рыцарем, разумеется, был Жан де Борн, характерный французский безземельный рыцарь. А второй, испанской наружности, носил знатную кастильскую фамилию де ла Терра и явно был богат.

Теперь оставалось понять, знают или нет рыцари Дариора. В первом случае придётся действовать по ситуации, а во втором – изображать учтивость и приветливость.

Впрочем, этот вопрос разрешился без затруднений. Стоило Дариору подойти, как рыцари учтиво поклонились и поспешили представиться. Судя по всему, Дариор был абсолютно новым человеком в замке и не знал никого из его обитателей. Что ж, это на руку.

– Жан де Борн, рыцарь одного щита, – заговорил бородатый детина. Голос его оказался под стать облику – хриплый и низкий.

– Озанн де ла Терра, – молвил второй, разглядывая наместника, – владелец замка Святой Евлании. К вашим услугам, сир.

– Дариор де Рено, – поспешил представиться и наместник, а дальше запнулся.

Что ещё сказать? Владеет наместник чем-то или нет, Дариор не знал. И, судя по всему, нельзя было ограничиться одним лишь именем.

– Новый наместник замка Вильфранш, – промямлил Дариор, не придумав ничего лучше.

Однако рыцарям этого оказалось вполне достаточно.

– Вы не представляете, сир, – радостно заговорил Жан де Борн, – какие вепри развелись нынче в лесу! Я уже восемнадцать лет в замке, но ни разу такого не видывал, клянусь Святым Иоанном! Просто кусок мяса на ножках! Причём ножки эти тоже очень мясистые.

Его спутник снисходительно взглянул на легкомысленного приятеля и заговорил о другом:

– Кабан не спасёт нас от гнева Рима. Война надвигается, и мы станем её непосредственными участниками. Сир, – он повернулся к Дариору, – сегодня у вас в шато де Рено званый ужин. Для нас большая честь присутствовать на нём.

– Буду рад, – скупо вымолвил наместник. И только тогда рыцари, наконец, удалились.

Дариор вернулся в шато и заперся в кабинете. Пора было, наконец, решить, как действовать дальше. История с подменой тел окончательно сбила историка с толку. Если рассудить логически, но забыть о здравом смысле, получается следующее: каким-то неведомым образом сознание выскочило из тела Дариора в XX веке и переместилось в тело его средневекового предка в XIV столетии. Полнейшая галиматья!

Даже теперь историк пытался успокоить себя, всё ещё надеясь на какой-то идиотский розыгрыш. Однако факты говорили об обратном. Настало время взглянуть правде в глаза и принять реальность. Титаническим усилием воли Дариор пресёк все нападки душевной мнительности и попытался трезво оценить состояние дел.

Прежде всего он решил подвергнуть очередному исследованию своё новое тело, дабы убедиться, что оно действительно «новое», а не видоизменённое какими-то сатанинскими кознями.

Историк доселе всегда пребывал в отменном здравии, и выполнение любого комплекса физических упражнений не вызывало у него труда. Интересно: а как с этим обстоят дела у наместника де Рено?

Недолго думая, Дариор принял упор лёжа и начал ритмично опускать туловище, касаясь грудью пола и прислушиваясь к любому отклику своего тела. Результаты превзошли все ожидания – новый наместник замка сумел сделать сто девяносто семь качественных отжиманий, в то время как его прототип из XX века мог похвастаться лишь половиной этого результата. Что ж – де Рено оказался на редкость крепким малым.

Продолжить исследование дальше не удалось, поскольку в дверь постучали. Дариор открыл и увидел Лафоса.

– Сир, – обратился тот с поклоном, – начали прибывать гости к ужину. Что вам приготовить: узорчатую тунику и шоссы6 или вашу любимую котарди7?

Уж в чём, в чём, а в средневековой моде Дариор не разбирался совсем. Актёрствовать и лицемерить ему надоело – пришло время поставить точки над «i».

– Знаешь, Лафос, – сказал Дариор, спокойно глядя оруженосцу в глаза, – реши за меня сам. Я действительно болен. Эта хворь распространилась во мне настолько, что я решительно не помню прошлого. И даже не знаю, какое одеяние надобно примерить теперь!

По лицу оруженосца разлилась непосильная мука. Видимо, он и впрямь беспокоился о судьбе своего господина.

– Печально слышать это, сир, – сказал он. – Вам нужны уход и покой. Я уверен: рассудок вернётся! Но никто не должен знать о вашем состоянии. Крестовый поход! Обитатели замка и так напуганы, но если они узнают, что их лидера поразила хворь, поднимется паника! Вы должны быть для всех абсолютно здоровым!

– Но как? – воскликнул Дариор.

– Нужно позвать лекаря, сир. Также я обращусь к начальнику гарнизона, мсье Бламбергье.

– Но ты сказал, что никто не должен знать!

– Мсье Бламбергье порядочный, опытный, а главное – умный человек, – уверил Лафос. – Без него нам не справиться, сир. Вам нужны его совет и поддержка. Но только господин Бламбергье. Больше никто не должен знать!

– Что ж, – решил Дариор, – будь по-твоему…

Мишель пришёл не скоро, и Дариор успел извести себя сомнениями. Он боялся, что его упекут в какую-нибудь средневековую лечебницу для психов. Однако шевалье не стал обходиться с наместником как с умалишённым, а заговорил совершенно спокойно:

– Насколько я понял из слов вашего оруженосца, вы не помните прошлого, сир?

– Перестаньте! – поморщился историк. – Что вы всё «сир», да «сир»? Вы ведь тоже рыцарь, к тому же моих лет. Называйте меня просто Дариор – по имени.

– Хорошо, Дариор, – спокойно кивнул Мишель. – Итак, вы забыли собственное прошлое. Как это случилось?

– Я упал с лошади и ударился о могилу, – соврал Дариор.

Мишель нахмурился.

– Хорошо себя чувствуете?

– Да, но прошлое – как в тумане.

– Вы вообще ничего не помните? Или какие-то сведения остались?

Дариор изобразил, что старательно задумался. Потом печально покачал головой.

– Обрывки. Помню отца и наш поход против разбойников. Немного помню Тулузу. И всё, пустота.

Мишель поднялся и начал задумчиво мерить комнату шагами.

– Это печальное известие, – наконец резюмировал Бламбергье. – Вы больны, Дариор. Однако я солидарен во мнении с вашим оруженосцем. Никто не должен знать! В замке могут начаться беспорядки. Настроения людей и так накалены до предела. Сегодня званый ужин – придут влиятельнейшие люди замка. Вы ничем не должны выдать своего состояния. Я помогу вам.

– И как же я могу не выдать себя, если даже не знаю, что надеть на этот чёртов ужин? – удивился Дариор.

Мишель примирительно возвёл ладони:

– Просто слушайте меня и внимайте знакам.