Читать книгу Волость Баглачево - Алексей Михайлов - Страница 9

Экономические отношения, без сомнения, играют важнейшую роль во всех сферах общественного бытия. Рост или упадок экономического благополучия закономерно отражается на быте, культуре, мировоззрении и даже характере населения. В конце концов высокий уровень экономических отношений позволяет позитивно управлять социальной сферой, помогая развиваться ответственному и благодарному гражданскому обществу. Исследуя развитие социально-культурных процессов, происходящих в Баглачевской местности после отмены крепостного права, мы должны учитывать, что они тесно связаны с уже рассмотренными нами экономическими изменениями и где-то даже детерминированы ими.

Начать свое исследование мы хотим с весьма неоднозначного мнения М. Раевского, сформулированного им в период крестьянской реформы. Отмечая неравномерность развития условий и фактического состояния экономических отношений в левобережной (нагорной) и правобережной (луговой) частях Владимирского уезда, М. Раевский соотносил это с характером местного населения. В частности, опираясь на бытовавшее в то время мнение, он отмечал, что народ Ополья вольный, выросший «среди широких полей и ясного неба», самостоятельный, смелый, предприимчивый, физически и нравственно крепкий. «Это народ жесткий и суровый, но в нем нет лукавства», – пишет данный автор и далее отмечает, – население на правобережной части Владимирской губернии вследствие бедности подавлено. Нет в нем самодеятельности и отваги». «В жителях мещерских лесов, – продолжает он, – много хитрости и лукавства». Население же Баглачево (живущее между жителями Ополья и мещерских лесов) М. Раевский характеризует следующим образом: «Это народ некрупный и мягкий. Нет у него довольства, крепости и упорной самостоятельности поселянина Опольщины, нет и бедности, подавленности и беспечности мужика заклязьменского»[130]. Такая довольно нелестная характеристика жителей правобережной части Владимирского уезда, да и жителей южных и восточных уездов губернии, на наш взгляд, во многом связана с наличием определенных стереотипов.

Так, например, в военно-статистическом обозрении Российской империи 1852 года отмечалось, что жители Муромского, Меленковского, Гороховецкого, Судогодского и южной части Покровского уезда отличаются по внешнему виду от жителей Владимирского, Суздальского, Юрьевского и Александровского уезда. Первые – ленивы, невежественны, малорослы и имеют во внешнем виде много финских черт. Они потомки местного финно-угорского населения (мери и мурома), смешавшегося с пришлыми русскими. Вторые – сметливы, ловки, деятельны, смышлены, отличаются высоким ростом и являются потомками русских с новгородской земли. Не вдаваясь в полемику по поводу правильности и корректности подобных замечаний, отметим ряд принципиальных моментов.

Во-первых, обращает на себя внимание, что спустя десять лет после этого описания, к числу «ленивых» потомков финно-угорского населения М. Раевский отнес уже и жителей Владимирского уезда (в частности, его правобережной части, т. е. баглачевцев), что, на наш взгляд, свидетельствует об определенной схематизации суждений, опирающихся на некоторые тенденциозные взгляды, которые не учитывают всего комплекса объективных факторов, влияющих на культуру, быт и социально-экономические отношения населения.

Во-вторых, и история заселения Баглачевской местности, и более поздние высказывания о нравах баглачевцев, сделанные непосредственными исследователями этнографического материала, и, наконец, объективная оценка развития экономических отношений в Подольской волости, позволяет сформулировать вывод о глубокой предвзятости подобной точки зрения. Не отрицая возможного различия в физиологических типажах жителей правобережной и левобережной части Владимирской губернии, мы с полной уверенностью можем утверждать, что и для тех, и для других свойственны предприимчивость, трудолюбие и смекалка. То же самое мы можем сказать о восточных и южных соседях Баглачева, хотя специальной цели доказывать это перед нами не стоит.

Само заселение Баглачевской местности, активная часть которого заняла всего пятьдесят лет на рубеже XV–XVI веков, связана с предпринимательской активностью бортников. Мы помним, как в XVII веке баглачевские крестьяне возделывали землю за 40 километров от своей волости, как они самовольно захватили монастырскую пожню у Владимира. Разве не это свидетельствует об их смелости, трудолюбии, предприимчивости и стойкости?

Н. А. Добротворский, лично посетивший Баглачевскую местность спустя 15 лет после высказанного М. Раевским мнения, описывал местных крестьян совершенно по-другому. Он отмечал, что бедность и безземелье развили в местных жителях «необыкновенную предприимчивость», «промышленный дух», которые начинают охватывать «поголовно все крестьянство»[131]. Следствием этого явилось широкое распространение отходничества и кустарного промысла среди местного населения. Безусловно ленивый, некрепкий, несамостоятельный, трусливый человек не способен на риск и тяготы, с которыми связано ремесло отходника. Сказанное заставляет нас не согласиться с мнением, обозначенным М. Раевским.

Переходя непосредственно к социально-культурным отношениям в Баглачеве, следует, на наш взгляд, затронуть в первую очередь духовную сторону жизни ее населения. Это связано не только с тем, что местность эта находилась под прямым управлением Православной церкви. Вера являлась основой культуры и быта местного населения, хотя, как отмечал Н. Н. Златовратский, вера эта была весьма специфическая, домашняя. Крестьяне редко посещали церковь, молясь дома. И при этом с большим радением приглашали священника на мольбы в свои деревни и постоянно прибегали к его помощи, считая, что моление перед иконой в своей деревне «крепче», чем в церкви»[132]. Несмотря на все последующие гонения, духовные скрепы в Баглачеве устояли и сегодня продолжают объединять эту местность, передавая ей новые смыслы и открывая новые перспективы.

В XIX веке духовная сфера занимала центральное место в мировоззрении человека. Например, в переписи населения Владимирского уезда нет ни одного человека, который бы не относил себя к какой-нибудь конфессии. Причем подавляющая доля населения была православными (97,9 %). Число старообрядцев в структуре населения Владимирского уезда составляло 2,1 %. Другие конфессии (в частности, католицизм и протестантство) были представлены единичными случаями[133], а иные религии во Владимирском уезде и вовсе не были зарегистрированы.

Стоит отметить, что значительное число старообрядцев проживало именно в Баглачевской местности, где были как полностью старообрядческие деревни, например, Коняево, Подольная, Федурново, Вышманово, Ремни[134], Рогово, Каменец, Нижняя Занинка, так и населенные пункты, где проживали одновременно представители обеих течений русской православной традиции (например, Буланово, Федурново, Конюшино)[135]. Причем у старообрядцев Баглачевской местности вплоть до начала ХХ века не было своего храма.

Интересно, что благополучие старообрядческой общины, по всей видимости, во многом зависело не только от позиции официальной государственной и церковной власти, но и от подхода настоятеля Борисоглебского прихода. Так в дореформенное время наблюдается заметное давление на старообрядцев. В частности, в первой половине XIX века было зарегистрировано несколько дел о расколе. Например, в 1813 году расследовалось дело о свершении таинства исповеди среди жителей деревни Коняево священником Московского Рогожского старообрядческого кладбища А. Алексеевым. В 1845 году рассматривалось дело о чтении и пении крестьянином деревни Коняево Д. Андреевым в домах раскольников. В том же году, а также в 1846 году рассматривались дела о сходе старообрядцев деревни Коняево для моления в доме крестьянина Б. Степанова[136].

С момента, когда в 1855 году настоятелем Борисоглебского прихода стал И. И. Сперанский, ситуация несколько изменилась. Н. Н. Златовратский назвал Сперанского «истым русским сельским священником», который и требы совершал с убеждением и с проповедями не надоедал, разговаривая с прихожанами «от житейского»[137]. Возможно, из-за такой позиции в пореформенное время отказ от старообрядческой традиции случался среди местных жителей довольно часто. Местные называли такой переход «распинанием»[138].

Официальный подход настоятеля храма также изменился. Известно, например, что в духовно-приходской школе с. Борисоглеб учились одновременно и православные, и старообрядцы, хотя, конечно, старообрядцы стремились к определенной обособленности. Например, несмотря на близость, в духовно-приходской школе не учились дети из такой крупной старообрядческой деревни, как Коняево[139]. Причиной тому был страх родителей перед отказом детей от старообрядческой веры.

В Баглачевской местности зафиксированы очень специфические религиозные традиции. В первую очередь следует упомянуть о «крикунах», о которых мы можем прочитать и в «Деревенских буднях» Н. Н. Златовратского, и в статье Н. А. Добротворского, и, в бóльшей степени, в исследовании Н. И. Сперанского «Крикуны». Само по себе это явление возникло благодаря особенностям Баглачевской местности, а именно – духовному единению населения довольно обширной территории, требующего окормления, но не всегда имеющего возможность посетить церковь. В связи с этим священники в Пасхальные дни обходили свой большой приход со службой, а крикуны (еще их называли богоносцы) – помощники из числа крестьян – следовали за ними, громогласно оповещая о прибытии пастырей с запрестольной иконой и помогая священникам в справлении обряда[140].

Известен странный баглачевский обычай ответа на пасхальное приветствие «Христос воскрес». Вместо «Воистину воскрес», многие местные старожилы выкрикивают «Воинственный воскрес!»[141]. Даже наставления священника не могут изменить эту, по всей видимости, старую укоренившуюся привычку.

Интересна традиция празднования послепасхальных пятниц, которые назывались «мольбами». В эти дни крестьяне не работали. Интересно, что эти пятничные праздники шли вразрез с воскресными церковными праздниками и влияли на численность воскресной службы. Причем пятницы были распределены между деревнями, и каждая деревня праздновала свою собственную пятницу. Н. И. Сперанский связывал эту традицию с памятью об избавлении от мора, когда баглачевские деревни обходили поочередно священники с иконами[142]. Нередко такие пятницы совпадали с храмовыми праздниками, как, например, в Борисоглебском погосте.

Следует отметить, что духовное единение способствовало и укреплению общины. Ярким примером этого является описание Н. Н. Златовратским колокола Борисоглебского храма, от звона которого дрожали стекла в избах, и не было слышно разговора. Звон этого колокола доходил даже до Владимира. На этот колокол, единственный на тот момент на весь уезд, деньги собирали всем миром[143].

В дневнике настоятеля Борисоглебского храма И. И. Сперанского сохранилась запись о поднятии, по всей видимости, именно этого колокола, поскольку записей о поднятии других колоколов в дневнике, который велся до самой кончины священника, нет, но присутствует запись о водружении крестов.

Запись из семейного «дневника» Сперанских: «1873 г. ноября 21 дня … поднят колокол третий в 61 пуд и 13 ф и еще в 5 пуд».

Важную роль Церковь играла в развитии образования. Еще 1855 году Палатой государственных имуществ было учреждено народное училище, располагавшееся в деревне Улыбышево. В 1864 году училище было переведено в дом священника, в 1868 году – в дом дьякона, о чем также сохранилась запись в дневнике И. И. Сперанского. С 1872 года училище расположилось в отдельном доме при церкви и содержалось на средства земства (количество обучающихся ежегодно составляло около 70 человек)[144]. При этом имеющиеся возможности, конечно же не отвечали потребностям населения в образовании.

Н. А. Добротворский отмечал, что это приходское училище располагалось в здании бывшей сторожки и занимало комнату, рассчитанную максимум на 25 учеников, в то время как желающих учиться было в разы больше. Отмечалась и нехватка учебной литературы. С учетом значительных размеров волости и больших расстояний, многие ученики из дальних деревень вынуждены были ночевать в прихожей училища и готовить себе еду[145]. Тем не менее, автор подчеркивал довольно высокий уровень грамотности среди местного населения.

В 80-х годах XIXвека бытовые условия обучения в Борисоглебе не изменились. По причине тесноты некоторым ученикам даже отказывали в зачислении. В 1884 году в школе числилось 53 ученика (44 мальчика и 9 девочек) в возрасте от семи до тринадцати лет. Учащиеся были как из самого Борисоглеба, так и из соседних деревень: Конюшни, Якушово, Кадыева, Гридина, Ванеевки, Прокунина, Фрязино, Коростелево, Осеева. Преподавали два учителя – А. Беляев и А. Тимофеев. Попечителем был купец Б. С. Трындин. Обучение было бесплатным. Среди изучаемых дисциплин были: Закон Божий, русский язык, славянский язык, арифметика, пение. Обучение занимало 5 часов в день[146].

В целом, условия образования не устраивали многих жителей Подольской волости, особенно проживающих на большом расстоянии от села Борисоглеб. В итоге, в 1892 году в деревне Буланово за счет средств местных жителей В. М. Тарасова и Ф. М. Наживина было построено училище[147], которое содержалось за счет земства. В 1895 году на средства тех же попечителей при школе была построена церковь[148].

Выпускники Булановского училища 1915 г. В центре В. М. Тарасов и священник А. И. Поспелов[149].

Кроме этого на средства купца Владимира Михайловича Тарасова в деревне Буланово были построены медицинский пункт и каменная церковь Владимирской иконы Божьей матери, освещенная 24 мая 1911 г.[150] Храм действует и в настоящее время. Вообще В. М. Тарасов был активным жертвователем в пользу не только булановских жителей, но и жителей губернии. Он внес крупный вклад в строительство Исторического музея во Владимире, о чем до сих пор свидетельствует памятная мраморная доска, установленная в музее. Во многом благодаря меценатству В. М. Тарасова, Буланово приобрело характер самостоятельного социально-экономического центра Подольской волости.

Село Буланово Владимирского уезда.

Освящение храма Владимирской иконы Божьей матери[151]

Меценатство было характерной чертой того времени. Обеспеченные люди, в большинстве своем выходцы из крестьянских семей, не понаслышке знающие о трудной доле крестьянства и его нуждах, всячески старались оказать помощь общине. В ответ соотечественники сохраняли добрую память и старались платить тем же. Например, когда после революции у В. М. Тарасова изъяли все имущество, и он остался без средств к существованию, жители Буланова активно ему помогали, с благодарностью вспоминая его заслуги перед общиной.

Довольно распространена была меценатская деятельность и в старообрядческой среде, что, по мнению исследователей, объясняется определенным давлением на раскольников со стороны правительства и духовенства. Это развивало в их среде идеи взаимопомощи. Большое значение старообрядцы уделяли развитию церковного хозяйства, а также поддержке школ и больниц[152].

В Баглачевской местности примером этому может служить семья Е.Ф. Ковалева, усилиями которой в 1908–1910 гг. в деревне Коняеве был построен первый старообрядческий храм[153], разрушенный в советское время.

Семья Ковалевых на балконе своего дома.

Семья Ковалевых на балконе своего дома. Общий вид[154].

По нашему мнению, меценатство и благотворительность, являются свидетельством добродетели, выражением заботы о будущем не только своей малой Родины, но и России в целом, а также прекрасным примером для подражания.

Следует отметить, что усилия, предпринимаемые земством и местной общиной в области развития образования, давали свои плоды. Так, по итогам Первой всеобщей переписи населения 1897 года отмечено, что грамотность во Владимирском уезде (34 %) заметно выше, чем в целом по губернии (27 %)[155]. При этом наблюдается отчетливая закономерность увеличения доли грамотности в зависимости от снижения возраста в исследуемых возрастных группах. То есть образование становилось все более и более востребованным у молодежи.

Согласно данным «Сборника статистических сведений по народному образованию 1898 года» показатель грамотности у учащихся мужчин, в связи с их большей экономической заинтересованностью в получении образования, во Владимирском уезде достиг почти 100 %[156]. Одновременно отмечается увеличение запроса на более длительный, нежели установленный 3-х летний, срок обучения.

Однако существовали и проблемы в сфере образования как в Подольской волости, так и конкретно в Баглачевской местности. Связаны они были с разнообразными факторами, и в первую очередь, с малым количеством учебных заведений, не позволяющим охватить отдаленные населенные пункты, недостаточным финансированием системы народного образования и неудовлетворительным уровнем обеспечения учащихся. Не случайно Епархиальный училищный совет, получив в 1895 году значительное финансирование, в первую очередь направил денежные средства на улучшение содержания учащихся и повышение зарплат учителям[157].

В начале ХХ века густонаселенная Подольская волость была поделена на т. н. «школьные районы», которые объединяли населенные пункты, находившиеся в относительной близости друг от друга. Всего было создано 6 районов. При этом часть населенных пунктов волости были приписаны к школьным районам других волостей. Предполагалось обустройство школы в каждом из таких районов.

Всего же в 1902 году в Подольской волости числилось два учебных заведения – церковно-приходское училище в с. Борисоглеб (с. Борисоглеб, Конюшни, Кадыево, Улыбышево) и земская школа в д. Буланово (Луговская, Буланово, Мещеры, М и Б. Запруды, Артюшино, Деменниково, Михеево, Федурново). Интересно, что в самом крупном школьном районе, включающем деревни Коняево, Верхнюю Занинку, Малахово, Подольную, Улыбышево, Гридино, Коростелево и Керпчино (Фрязино) учебное заведение отсутствовало[158]. Ученики посещали школы в других школьных районах. Территориально-административная образовательная реформа совпала с усилиями местных жителей по открытию новых учебных заведений. Уже в 1901 году было завершено строительство здания новой школы, средства на которую выделили старообрядцы Е. Ф. Ковалев и С. И. Козлов, ставшие попечителями данного учебного заведения[159].

Положительной динамикой характеризуется и развитие медицинского обслуживания в Подольской волости. В октябре 1881 года Владимирский уезд был поделен на два участка с закреплением за каждым из них по врачу. Подольская волость была отнесена к 1 участку. Приемный покой был организован в Кадыеве[160] и охватывал не только Подольскую волость, но и соседние: Погребищенскую, Слободскую и даже часть Боголюбовской. Уездное земское собрание предусмотрело финансирование медицинской и ветеринарной деятельности, в том числе наем помещения для приемных покоев с освещением, наем лошади для разъездов фельдшера, приобретение медикаментов и медицинского оборудования[161]. Обращает на себя внимание то, с каким радением относилась местная власть к данной сфере деятельности.

В частности, очень детально велся учет заболеваемости и эффективности медицинского обслуживания. Например, в 1885 году отмечалось, что за период с 1 сентября 1894 по 1 сентября 1895 г. в Кадыевский фельдшерский пункт обратилось 2357 больных, все из числа местных жителей уезда. Среди болезней наиболее распространенными являлись: сифилис (91 пациент) и скарлатина (90 пациентов). Отмечено, что скарлатина впервые появилась в деревнях Нижняя Занинка и Верхнее Алферово, охватив затем Кадыево, Конюшино, Танковижу и Малахово. Большое распространение в означенный период приобрел брюшной тиф, от которого из 75 пациентов 4 умерло. Среди неэпидемических болезней были распространены кожные заболевания, связанные с нечистоплотностью (сыпи, лишаи), а также кишечные расстройства и поражения органов дыхания.

Фельдшеры активно занимались прививанием местного населения от оспы. Так, например, фельдшер Каменский привил 31 ученика Борисоглебской приходской школы. Всего же от оспы было привито 938 детей Подольской волости[162]. Сказанное позволяет отметить довольно высокий уровень медицины в Баглачево в конце XIX века.

Еще одним важным направлением развития медицинского обслуживания населения была организация его доступности. Например, после открытия фельдшерского пункта в Бараках и перераспределения потоков пациентов, врач участка лично ходатайствовал о переносе фельдшерского пункта из деревни Кадыево в Подольную или Улыбышево, где доступ населения к медицинским услугам был бы более удобным. Земское собрание удовлетворило эту просьбу.

Руководство Владимирской уездной земской Управы положительно разрешало ходатайства начальников земских участков и о списании недоимок за предоставление медицинского обслуживания с беднейших крестьян, которые не в состоянии были самостоятельно погасить задолженность. В частности за крестьянами Подольской волости числился долг в 99 руб. 56 коп.[163] В целом, это демонстрирует довольно позитивную картину социальной политики в Подольской волости и внимательное отношение местных властей к нуждам населения, несмотря на существующие сложности с финансированием, которые отчасти компенсировались меценатской деятельностью.

К концу первого десятилетия ХХ века на средства В. М. Тарасова был открыт участок медицинской помощи в деревне Буланово[164], рассчитанный на 8 коек и включающий родильное отделение. К отделению был прикреплен врач.

Здание больницы в селе Буланово Владимирского уезда[165].

Тем не менее медицинское обслуживание населения сталкивалось и с проблемами. Так, в 1912 году в том же Булановском медицинском участке практически 9 месяцев не было врача. Действующий врач Б. Д. Борисовский сначала отправился в научную командировку, потом взял отпуск, а затем и вовсе уволился, а замену ему не могли найти целых четыре месяца.

Определенные проблемы в доступности и качестве медицинского обслуживания были связаны и с местными традициями. Так исследователи писали, что летом крестьяне и рабочие обращались за медицинской помощью крайне редко, поэтому клиники как правило пустовали, зато зимой переполнялись сверх нормы. Очевидно, эта особенность была связана с летними полевыми и огородно-посевными работами.

Среди недостатков медицинского обслуживания в Подольской волости обращает на себя внимание и отсутствие специализированных отделений в больницах. Это не позволяло осуществлять сложную хирургическую деятельность, а также качественно оказывать помощь лицам с социально-опасными заболеваниями (например, венерического профиля). Исследователи отмечали, что эти проблемы отрицательно сказывались на навыках и работоспособности медицинского персонала. В частности, утрате специальных навыков у врачей способствовала близость губернской больницы с хирургическим отделением во Владимире, куда зачастую обращались пациенты из Подольской волости.

Персонал медицинского участка в Буланове времен Первой Мировой войны[166].

При этом медицинская помощь общетерапевтического характера населению оказывалась в общем-то исправно. Интересно отметить, что эпидемия скарлатины, охватившая Владимирский уезд в 1912–1913 году, Подольскую волость практически не затронула[167].

В предреволюционное время в Подольской волости в сфере медицинского обслуживания наметились позитивные сдвиги. В частности, Земское управление решило по итогам 1914 года провести ряд преобразований, а именно, учредить должность второго врача в Булановский медицинский участок, провести территориальную оптимизацию участков за счет создания новых медицинских пунктов, отменить плату за привитие оспы, обустроить карантинные бараки как при существующих больницах, так и строящихся, ввести школьный санитарный надзор и т. п.[168].

Культурная жизнь как в Баглачевской местности, так и в Подольской волости очень подробно описаны в работах Ф. И. и Н. И. Сперанских. Мы не будем заострять на них особого внимания, предоставив возможность читателям самостоятельно ознакомиться с работами братьев Сперанских, включенными в наш сборник. Отметим лишь общие тенденции и характеристики развития социально-культурных отношений.

Традиционной формой массового культурного досуга среди крестьянства во Владимирском уезде были гуляния, объединяющие песни, пляски и игры. С конца XIX века в Подольской волости наблюдается трансформация этих форм досуга под влиянием тех веяний, которые проникали в Баглачево благодаря косникам, путешествующим по всей России. Н. И. Сперанский с горечью писал, что вместо традиционных лирических песен, молодежь повально увлекается куплетами (частушками), песнями каторжан и грубой лирикой, заносимых из поездок отходников в Сибирь. При этом автор с явной надеждой отмечает и появление увлеченности молодежи песнями, сложенными на стихи известных поэтов, в частности Н. А. Некрасова[169].

Кроме традиционных гуляний случались и другие интересные формы проведения досуга. Например, в Буланове в течение 4 месяцев в 1902 году проводили чтения, иллюстрированные картинками из «волшебного фонаря» (прибор, с помощью которого изображение проецировалось на специальный экран)[170], что, несомненно, положительно характеризует местное население, стремившееся не просто к организации совместного культурного времяпрепровождения, но и к культурному развитию.

Что касается нравственной сферы жителей Баглачева, то следует выделить несколько интересных особенностей. Так, Н. И. Сперанский отмечал важное значение для брачных отношений целомудрия. Например, брак на вдове расценивался в начале ХХ века как бесчестье для жениха и заключался очень редко. а брак на девушке, потерявшей невинность (а такие случаи, как отмечает автор, были «весьма и весьма» редкими), вообще не допускался. Такие девушки считались «браковками» и практически всегда оставались незамужними[171]