Читать книгу Некоторые вопросы загробной жизни. Часть третья - Алексей Митрохин - Страница 2

Я очнулся от вспышки яркого света, стрельнувшего мощным лучом в неподвижные зрачки.

– Какого чёрта? – недовольно пробурчал я, прикрывая лицо рукой.

– Реагирует! А то совсем перепугался. Представляете, захожу, а он на столе лежит… Бледный такой, с открытыми глазами, и тишина… Страшно, аж мурашки по коже, – Нестеров выключил фонарик и убрал в карман. – Что будем делать, Андрей Борисович?

– Пусть лежит, сил набирается, – задумчиво произнёс профессор и, обращаясь ко мне, участливо поинтересовался: – Как вы себя чувствуете, Виктор?

– Как труп, – с трудом выговорил я, хотя мог ответить вполне нормальным голосом. Мне отчего-то захотелось побыть умирающим старцем, которого жалеют бесчисленные родственники, вытирая платками изредка проступающие горючие слёзы. – Что со мной?

– Вы потратили много сил, преодолевая энергетический барьер терминала. Вам необходимо отдохнуть.

– Где я?

– В центре реабилитации заблудших душ. Восьмая палата.

Я приподнял голову и огляделся. Помещение напоминало операционный хирургический блок. На площади в сорок квадратных метров располагались металлический стол с чёрным синтетическим матрасом (на котором я, собственно, возлежал), светильник с люминесцентными лампами и подвесная панель с разноцветными кнопками и надписью: «Пульт дистанционного управления». Светильник висел над столом по всей его длине и имел прямоугольную форму. Стены были окрашены в серо-зелёный цвет, на полу блестела темно-коричневая кафельная плитка.

– Так что это за место? – вновь спросил я, всматриваясь в добрые глаза Лощинского.

– Центр реабилитации заблудших душ, – мягким голосом напомнил профессор. – Лежите спокойно…

– Каких душ? – еле-еле пролепетал я.

– Заблудших… В случаях, когда энергия усопшего по тем или иным причинам не может переместиться в живое тело, усопший принимает статус заблудшей души. Его извлекают из кокона и отправляют в реабилитационный центр для стабилизации энергетического поля и приведения в состояние устойчивого покоя. Видели белую машинку с маленькими колёсами и тентом? На ней и привозят…

– Значит, меня на машине привезли?

– Нет. Вы, Виктор, сами дошли, на своих двоих. Работники реабилитационного центра утверждают, что вы находились в состоянии прострации. На вопросы не отвечали, просто шли всё время вперёд.

– Это как?

– А так. Шли-шли и в палату пришли, – улыбнулся Лощинский. – Не спрашивайте меня: «Как?» – я не знаю. Я вообще здесь случайно… Лику искал.

– Неужели нашли?

– К сожалению, нет. Мне удалось выяснить у проводника Гринько, что она уехала в конечный пункт назначения. Вот я сюда и отправился. Побродил по территории, заглянул в реабилитационный центр. Думал, пройдусь по палатам, может, Стрельцову обнаружу… А встретил Нестерова в коридоре…

– Вы разве не вместе приехали?

– Не-е. Я сам по себе, – вклинился в разговор Григорий. – Видимо, время пришло. Я даже анкету заполнил, встал в очередь на Нью-Йорк. Сказали, дело долгое. Решил оглядеться. Посмотреть, как всё устроено, с точки зрения технического оснащения. А лучшее оборудование находится в этом центре. Меня сюда Олег Давыдович Перепёлкин привёл. Кстати, очень позитивный покойник. «Вы, – говорит, – можете особо не торопиться, времени полно. В Америку лет через двадцать попадёте, хотя не факт…» Думаю, пока время есть, поброжу по реабилитационному центру. Тут как раз новый пациент появился, я к нему. Гляжу, а это вы, Виктор, собственной персоной, лежите на столе с открытыми глазами и молчите. Я перепугался, выскочил в коридор и наткнулся на профессора… Так мы и встретились.

– Ты про Нью-Йорк не говорил, – удивился профессор. – Чего туда потянуло?

– В этом городе жил и работал мой кумир – великий учёный Никола Тесла.

– Странно, что ты интересуешься Теслой. Он же электричеством занимался. А его в потустороннем мире нет.

– Электричество можно рассматривать как один из источников энергии, природу которой мы до конца не познали, – парировал Григорий. – Так что есть над чем голову поломать… И в мире живых и в мире мёртвых…

– Хочешь продолжить исследования в новом теле? – улыбнулся Лощинский.

– Хочу! Вдруг я возрожусь в семье известных учёных?

– Где, в Нью-Йорке?

– А что?

– В этом городе одни банкиры и бизнесмены живут. Тебе в Нью-Джерси надо. Там полно изобретателей в Принстонском университете. Среди них много семейных пар.

– Если с Нью-Йорком не получится, обязательно воспользуюсь вашим советом, – кивнул Григорий.

В палату залетел Перепёлкин.

– Ну и напугали вы всех, Смирнов, – добродушно произнёс он, улыбаясь во весь рот. – Глафира Антоновна, наш самый опытный работник, до сих пор крестится не переставая…

– А что такое? – поинтересовался профессор.

– Так ведь сидит она на скамейке у входа, любуется загробным пейзажем, глядит, мертвяк в её сторону ковыляет… Голова на боку, руки вытянуты, нижняя губа трясётся. Решила, Зомби—апокалипсис наступил. Стала орать, мол, конец пришёл за все наши прегрешения. Собралась толпа любопытных из числа персонала и некоторых пациентов. Наконец один умник догадался, что у Смирнова отходняк от анабиоза, и препроводил его в палату. Идёт перед ним и командует: направо, налево, стоять на месте… А Смирнов слушается, будто загипнотизированный, все команды выполняет. Так и доставили его в палату. Здесь он на стол улёгся и застыл, словно истукан. Только глаза открыты и не моргают. Жуткое зрелище… Но ничего, мы вашего товарища быстро на ноги поднимем. Через полчаса будет свеженький как огурчик.

Перепёлкин подошёл к пульту дистанционного управления и пощёлкал какими-то кнопками. Из светильника полился мягкий голубоватый свет. В помещении заиграла лёгкая расслабляющая музыка в стиле «лаунж».

– Знакомая мелодия, – задумчиво произнёс я, прикрывая веки. – Слышал точно такую же в супермаркете, когда за пивом ходил.

– Это просто фон. Для создания приятной обстановки. Когда процедура закончится, сработает звуковой сигнал, и лампа погаснет. Тогда можете вставать. А пока отдыхайте.

Перепёлкин махнул рукой в сторону выхода, предлагая Лощинскому и Нестерову покинуть палату.

– Виктор, мы на улице подождём, посидим на скамейке, – предупредил профессор, закрывая дверь. Через мгновение я остался один.

Я лежал на холодном матрасе, размышляя о смысле загробной жизни. «Что я здесь делаю? – сокрушался я. – Всё было хорошо, стоял спокойно в терминале, готовился к перемещению… Нет ведь! Опять Стрельцова! Постоянно с пути сбивает. Как нарочно, в самый неподходящий момент. Пока не выведу её на чистую воду, не будет мне покоя. В таком состоянии телепортации не видать как своих ушей. Придётся поискать эту злодейку. Хорошо, Лощинский здесь, поможет».

Я открыл глаза и попытался подняться. Однако энергетическая оболочка меня не слушалась. «Рано. Надо подождать». Я снова закрыл глаза и расслабился. Приблизительно через пятнадцать минут я почувствовал странную лёгкость. По телу пробежала мелкая дрожь. Ещё через минуту послышался треск прибора и громкий щелчок. В левое ухо вонзилась мощная звуковая волна. Кругом всё запищало, загудело и затряслось. Свет внезапно погас, в бок кольнуло острыми иглами. Я с воплем соскочил со стола и метнулся к выходу. На улице меня поджидали Лощинский, Нестеров и Перепёлкин.

– Это вы кричали? – забеспокоился профессор, вглядываясь в мою недовольную физиономию. – Что случилось?

– Сам не пойму. По спине чем-то шарахнуло. Думал, концы отдам. Наверное, оборудование бракованное. Мацкевич постарался.

– Мацкевич тут ни при чём, – успокоил меня Перепёлкин. – Когда энергия усопшего полностью восстанавливается, возникает силовой разряд между ним и оборудованием, то есть столом, на котором он лежит. Усопший ощущает небольшое покалывание в нижней части тела. Звучит сигнал, процедура завершена.

– Хотите сказать, это нормально – так над больными измываться?

– Процедура восстановления обычно проходит гладко. До вас, Виктор Николаевич, никто не жаловался.

– Видимо, лампа заряжает не только энергетическую оболочку, но и стол тоже, – подключился Нестеров. – А поскольку стол и оболочка имеют разную полярность, вас и долбануло, как от электрического разряда. Полагаю, это действительно техническая неисправность. Вызывайте ремонтную бригаду.

– Какую бригаду! – насупился Олег Давыдович. – У меня в штатном расписании в графе «Специалист по ремонту оборудования» стоит жирный ноль. Понимаете?

Перепёлкин жалостливо посмотрел на Нестерова.

– Вот если бы вы согласились у нас поработать? Андрей Борисович вас очень хвалил… Нам такие усопшие позарез нужны.

– Даже не знаю, – почесал затылок Григорий.

– Я вам целую лабораторию отдам, – продолжал наседать Перепёлкин. – Сделаю начальником отдела по техническому обеспечению. И в Нью-Йорк отпущу, даже не сомневайтесь. Только своей очереди дождитесь…

– А сотрудники в моём подчинении будут?

– Конечно, будут! В этом центре все сотрудники – ваши. Подготовлю специальное распоряжение. Можете использовать кого хотите из местного персонала, отказа не будет.

– И что мне делать?

– Работы полно. Только сегодня два терминала накрылись, плюс реабилитационное оборудование барахлит. В результате вашего товарища долбануло. Это же неправильно. Вместо лёгкого покалывания разряд в спину. Нехорошо… Предыдущий специалист с неделю как переместился, а техника уже ни к чёрту, на глазах разваливается. Не откажите в содействии, сделайте доброе дело.

Нестеров посмотрел на профессора.

– Соглашайся, Григорий. Работа интересная. К тому же, все покойники на виду. Поможешь в поисках, если понадобится.

– Что-то не пойму, – возмутился я. – Получается, вы меня на бракованный стол поместили?

– Вы сами на него легли, – пожал плечами Олег Давыдович. – Никто не знал, что стол с дефектом. Зато теперь знаем. Будет чем Григория занять, если он согласится.

– Я не против, – улыбнулся Нестеров. – Ведите в вашу лабораторию. Кстати, техническая документация на оборудование имеется?

– Полное собрание сочинений в пятидесяти томах! Любая информация. Прошу следовать за мной.

Перепёлкин и Нестеров прошли внутрь здания. Я присел на лавочку рядом с Лощинским.

– Что будем делать? – поинтересовался я, взглянув в задумчивое лицо профессора.

– Искать Лику.

– Я, между прочим, её видел.

– Где? – профессор бросил удивлённый взгляд.

– В соседнем терминале. Медитировала в коконе.

– И что?

– Ничего. Узнала меня, выпрыгнула из яйца и дала стрекача. Только пятки сверкали.

– Это невозможно.

– Почему?

– Во-первых, в капсуле туман, ничего не видно.

– Здесь везде туман, – усмехнулся я, вспомнив безуспешные попытки разглядеть окрестности из окна купе.

– Во-вторых, Лика находилась в состоянии анабиоза. Проще говоря, спала.

– Ага, с открытыми глазами…

– В-третьих. Даже если вы её разбудили и напугали до чёртиков, она не могла сверкать пятками, потому что была слаба. В её оболочке отсутствовала энергия, потерянная в результате эффекта энергетического дисбаланса.

– Чего?

– Неужели Кропоткин не объяснил?

Я отрицательно покачал головой.

– Послушайте, – начал профессор, – каждый терминал привязан к конкретному живому организму. Усопший, погружаясь в анабиоз, связывается с ним и начинает передавать энергию. Процесс считается завершённым, когда вся энергия переместится в новое тело.

– Хотите сказать, пока я сплю, из меня выкачивают энергию?

– Вот именно. Её передают младенцу, непрерывным потоком. Как переливание крови.

– А если процесс прервать? Например, вывалиться из терминала?

– Тогда трансформация не состоится. Возникает энергетический дисбаланс. Часть энергии останется с вами, а часть – в живом организме.

– И сколько энергии остаётся у меня?

– Видимо, достаточно, чтобы самостоятельно добраться до реабилитационного центра, – Лощинский улыбнулся.

– А что происходит с младенцем?

– Его подключают к другому источнику. Процесс возобновляется.

– А я?

– Вам подыщут новый контейнер. Этим, кстати, Перепёлкин занимается.

– Вы младенцев контейнерами называете?

– Так правильнее, с точки зрения науки.

– Какой науки?

Лощинский бросил недовольный взгляд.

– Виктор, хватить демагогии. Давайте Лику искать…

– Ищи теперь ветра в поле, – ехидно выдавил я.

– Помню, помню, – вновь улыбнулся профессор. – Дала стрекача. Кажется, так вы описали её исчезновение?

– Это образное выражение. В любом случае в обморок она не упала. Ушла самостоятельно, вполне уверенной походкой. Видимо, загробные законы на Стрельцову не действуют. Может, она избранная?

– Не несите чепухи! Мы не в Голливуде. Здесь нет избранных, суперменов и колдунов.

– А как насчёт Бэтменов? – не смог удержаться я от колкости.

– Бэтменов тоже нет. И вообще, Виктор, поменьше слушайте россказни моей родственницы. Женщина она в возрасте, сами понимаете.

– Валентина Аркадьевна иногда говорит очень правильные вещи…

– Перестаньте. Лучше скажите, где ваш друг, Алексей?

– Переместился. Ему всегда везёт. Не то что мне.

– Незачем было из терминала выпрыгивать. Что на вас нашло?

– Сам не пойму. Такая злоба охватила. Думал, изловлю Стрельцову, добьюсь наконец правды. Очень хотелось посмотреть в её лживые глаза.

– Вы к ней неравнодушны. Я давно понял.

– Ерунда! – горячо воскликнул я. – Мною движет чувство справедливости. Из-за этого нарушен… Как его там?.. Энергетический баланс. Зашкаливает порог раздражительности. Понимаете? Пока не найду Стрельцову, не успокоюсь.

– Тогда пойдёмте её искать, – профессор резко поднялся со скамейки и направился к энергомобилю, стоявшему метрах в двадцати от нас. – Здесь есть одно место, называется «Зона активной гармонии семьи». Сокращённо: загс. Знакомая аббревиатура?

– Увы. Три раза женат.

Лощинский сочувственно улыбнулся.

– И что это за место? – спросил я.

– Довольно специфическое местечко. Там находятся семейные пары.

– С детьми или без?

– По-разному.

– Полагаю, у вас с ними полное взаимопонимание.

– С некоторыми, – пояснил Андрей Борисович. – Есть у меня одни знакомые, туристы. Жертвы авиакатастрофы. При взлёте отказали двигатели (птицы в турбину попали), самолёт рухнул, загорелся и взорвался. Все пассажиры померли. Так вот, с этого рейса две семейные пары в загсе поселились. Я им помог с обустройством. У одной пары дочка, у другой сынок школьного возраста. Дружный коллектив. Детишки в бадминтон играют, родители в карты режутся.

– На щелбаны?

– Бросьте…

– Могли бы раньше рассказать, – обиженно произнёс я.

– По должностному регламенту не положено. Вы, кстати, его так и не прочитали!

– А почему эти семьи не перемещаются в новые тела?

– Не хотят. Им и здесь хорошо. Судите сами: денег на пропитание не надо, в жилье не нуждаются, болезней нет. Идеальные условия для семейных пар. А ведь в мире живых семьи часто распадаются как раз из-за бытовой неустроенности.

– И много в загсе семей?

– Точно никто не знает.

– Полагаете, Стрельцова может находиться среди них?

– Вполне возможно.

– Но ведь она не замужем…

– В таком состоянии Лика не могла далеко уйти. В реабилитационном центре её нет, я проверил. Остаётся загс. Эта территория ближайшая к сектору трансформации, поэтому поищем её там. Надеюсь, нам повезёт.

Лощинский подошёл к энергомобилю и, обращаясь к водителю, вежливо произнёс:

– Петрович, подбросишь до загса?

– Конечно, Андрей Борисович.

Мы запрыгнули в машину. Петрович щёлкнул переключателем, энергомобиль мягко тронулся с места и покатил по зелёной асфальтовой дорожке вдоль края энергетических сфер.

– Как там моё дело? – поинтересовался Петрович, обращаясь к Лощинскому. – Нашли заказчика?

– Работаем, – задумчиво ответил профессор, вглядываясь куда-то вдаль.

– Зацепки имеются?

– Делом занимался Зайцев.

– Он же переместился в мир живых? Я сам его отвозил. Отправился в Малибу. В спасатели подался…

– Почему в Малибу? – спросил я.

– Элитное место. Работа на пляже. К тому же утопающие – одни богачи. Денег жалеть не станут.

– Продвинутый у вас сотрудник, – впечатлился я. – Наверное, долго очереди ждал.

– Очень долго, – подтвердил профессор.

– Кто же теперь займётся моим делом? – вздохнул водитель энергомобиля.

– Не переживай, я набрал новую команду, хорошие ребята. Вот, кстати, Виктор Николаевич, грамотный оперативник. Возьмёшь дело Соколова? – подмигнул мне Лощинский.

– Что за дело?

– Заказное убийство, запутанная история. Материалы расследования в сейфе. Вернёмся в Управление, сразу передам.

– Как скажете, вы же начальник, – безразлично сказал я.

– Вот и славно, – профессор потёр руки. – Теперь, Петрович, дело пойдёт. Отыщем твоего злодея.

– Вы уж постарайтесь. Я ведь только из-за него болтаюсь в потустороннем мире. Никак не могу энергетический барьер преодолеть. Психую. Олег Давыдович сказал, пока не найду гада, в кокон не попаду. А без кокона не видать мне мира живых, хоть тресни!